Дом без воспоминаний - Карризи Донато. Страница 8

«Обсессивно-компульсивное расстройство», – догадался психолог.

Одновременно интуиция подсказала ему, что делать. Слишком волноваться не стоит: если он ошибся, это быстро выяснится. Гипнотизер встал, прошел в угол комнаты и поднял с паласа свой плащ.

К лацкану была приколота иголка с голубой ниткой, которую он нашел в яблоке, перед своим кабинетом.

Джербер вынул ее, вернулся к столу. Ласково взял мальчика за руку и оторвал пуговицу вместе с ниткой, тоже голубой, по совпадению. Николин, не противясь, наблюдал за его действиями. Тогда Джербер новой ниткой стал спокойно пришивать пуговицу к манжете. Он мог вообразить, что думает Бальди, стоя по ту сторону зеркала. Наверняка спрашивает себя, какого черта тут происходит. Но психолог был уверен, что выбрал правильный ход.

Действительно, когда пуговица вернулась на место и порядок вещей был восстановлен, мальчик обратил на психолога внимание. Вскоре его дыхание замедлилось, он понемногу погружался в состояние покоя. Пользуясь этим, Джербер настроил метроном.

Тогда Нико вошел в легкий транс. Верные признаки – блуждающий взгляд, безвольно повисшие вдоль тела руки.

– Ты меня слышишь? – спросил гипнотизер.

Он ожидал, что мальчик просто кивнет, и удивился, когда тот ответил:

– Да.

Психолога воодушевил столь неожиданный успех.

– Знаешь, где ты сейчас?

Короткая пауза.

– Нет.

– Знаешь хотя бы, как ты сюда попал?

– Нет.

Второе отрицание – дурной знак: похоже, у ребенка спутанное сознание, что-то вроде посттравматического шока.

– Знаешь, кто ты такой?

– Да, – ответил он на этот раз утвердительно, но по-прежнему будто на автомате.

Джербер ожидал услышать акцент, типичный для иностранца, которому пришлось учить итальянский язык, и чистое произношение удивило его.

– Может быть, помнишь, как тебя зовут?

Мальчик не ответил, но дыхание участилось: банальнейший вопрос привел его в смятение.

Джербер решил не настаивать – подвешенное состояние, в котором находился мальчик, казалось шатким и могло нарушиться с минуты на минуту.

– Что последнее ты помнишь? – спросил он тогда.

– Лес.

Будто внезапно вызванный к жизни, лес материализовался, вырос вокруг них.

– И что было в лесу?

Мальчик заволновался:

– Сначала три условия, потом вопросы.

Джербер недоумевал. Фраза сама по себе непонятная, а главное, повелительный тон звучал до странности неуместно. Точнее говоря, диссонировал в устах ребенка, хотя психолог не мог точно определить почему. Он решил перевести разговор на другую тему.

– Помнишь тот случай на дороге, когда твоя мама проколола колесо?

Нико кивнул.

– Что ты помнишь?

– Это сделал я, – проговорил мальчик.

Ответ привел Джербера в замешательство.

– В смысле – это сделал ты? Хочешь сказать, что это ты проколол шину?

– Да, – сухо подтвердил он.

Ответил без колебаний, подумал гипнотизер. Это также показалось ему странным.

– Зачем? – попробовал он уточнить.

Мальчик вроде бы задумался. Потом выпалил на одном дыхании:

– …Арнау раньше, чем остальные, догадался, куда он прилетит, но уже не мог ничего поделать…

Фраза не имела смысла.

– Кто такой Арнау?

Николин молчал.

Гипнотизер приписал эти слова своего рода вмешательству: будто воспоминание, явившееся неизвестно откуда, произвольно внедрилось в попытку восстановить факты.

– Расскажешь мне о матери? – спросил он.

– Арнау раньше, чем остальные, догадался, куда он прилетит, но уже не мог ничего поделать, – нараспев повторил мальчик.

Пытается уйти от темы? Есть только один способ узнать: настоять на своем.

– Нико, что случилось с твоей мамой? – спросил он прямо.

Молчание.

– С ней что-то произошло?

– Да.

– Это сделал Арнау?

– Нет.

– Тогда кто?

– Это сделал я.

Та же фраза, что и раньше, то же четкое, чистое произношение. Джерберу стало не по себе. Он вдруг пожалел, что не остался дома в этот вечер. Находиться здесь стало невыносимо.

– Что ты имеешь в виду? Поясни, пожалуйста, – через силу продолжил он.

На этот раз мальчик медленно повернулся лицом к психологу. Пристально посмотрел на него и повторил ледяным тоном:

– Это сделал я.

9

Тут Пьетро Джербер вспомнил, какое огромное сочувствие испытал тогда к ребенку-монстру.

Подняв голову от черного блокнота и оглядев полупустой коридор суда, где он сидел на пластиковой скамейке, психолог понял, что слишком сильно вовлечен в этот случай. Такого с ним никогда не случалось, и это было неприемлемо. Из-за подобного душевного состояния он серьезно рисковал утратить беспристрастность, особенно в конце сеанса.

Судья Бальди расценила последнюю фразу, которую произнес Нико, как явное признание вины. Карабинеры были того же мнения. Прокуратуру сразу поставили в известность о том, какой трагический оборот принимает дело. Хотя заявление, сделанное под гипнозом, не имело той же законной силы, что признание как таковое, сейчас они станут искать доказательства, его подтверждающие.

На заре лес, где нашли ребенка, начнут прочесывать с собаками, натасканными на поиски трупов.

Джербер не мог избавиться от мысли, что никто с таким же усердием не искал мать и сына сразу после исчезновения, когда они оба, по всей вероятности, были еще живы. Возможно, потому, что они бедные, а главное, потому, что не итальянцы. И общественное мнение тоже не слишком ими интересовалось. Наверное, сейчас неожиданный поворот дела даст достаточно пищи для социальных сетей, будет чем насладиться пользователям.

В конечном счете истина может оказаться более простой и одновременно ужасающей, чем мы пытаемся вообразить.

Именно это сказала Анита Бальди, излагая Джерберу причины, по которым требовалось его вмешательство. И в свете того, что произошло потом в игровой комнате, слова судьи оказались не просто предчувствием.

Этот мальчик скрывал некую тайну, слишком для него большую.

Поскольку и тысячи сеансов гипноза не хватило бы, чтобы добраться до нее и понять, что на самом деле произошло с мальчиком, роль детского психолога на этом, можно сказать, заканчивалась. Поставив подпись под свидетельскими показаниями, он мог идти домой. Ему не нужно было и дальше копаться в этой истории, и он, наверное, больше никогда бы не увидел Нико. После того, что случилось сегодня ночью, такая мысль приносила облегчение.

И все-таки он продолжал записывать свои впечатления в блокнот, который завел специально для случая с мальчиком.

Может быть, потому, что, ожидая соблюдения формальностей, через открытую дверь кабинета он успел услышать версию, к которой все больше и больше склонялись следователи. А именно: что Николин, под каким-то предлогом заманив мать в безлюдную местность, нарочно устроил инцидент с проколом шины. Воспользовавшись ситуацией, убил ее, избавился от тела, а потом углубился в лес, чтобы запутать следы.

Даже если на мгновение представить, что двенадцатилетний мальчик способен разработать такой план, то как он мог несколько месяцев выживать, прячась в лесу? Но это не слишком волновало следователей. Там оставались брошенные хижины, где он мог укрываться. Что до еды, он мог время от времени выходить из леса на хутора или в окрестные селения, красть пищу или, на худой конец, рыться в помойке.