Доминион - Сэнсом Кристофер. Страница 6

Чаще всего он беседовал с Джеффом Драксом, своим старейшим другом. Джефф учился с ним в Оксфорде и поступил в Министерство по делам колоний тогда же, когда Дэвид пришел в Министерство доминионов. Джефф шесть лет прослужил в Восточной Африке, а в 1948 году вернулся в Лондон на штабную работу. Уже тогда он говорил о том, как был потрясен, увидев воочию, что Британия превратилась в жалкое, соглашательское государство, сателлита Германии.

Проведенные в Африке годы изменили Джеффа. На длинном, худом лице под копной соломенных волос проступили новые морщины, уголки плотно поджатых губ печально обвисли. Дракс всегда был склонен к иронии, но теперь сыпал едкими, язвительными замечаниями, сопровождаемыми взрывами лающего хохота. Он рассказывал о своей несчастливой любовной связи с замужней женщиной в Кении, признавался Дэвиду, что так и не смог привыкнуть к этому и завидует упорядоченной жизни друга с Сарой и Чарли. Кабинетная работа в огромном новом здании Министерства по делам колоний, в Черч-Хаусе, ему не нравилась, и, когда они встречались за ланчем, Дэвид ловил себя на мысли, что Джеффу не по себе в черном пиджаке и брюках в полоску, словно он по-прежнему хотел носить мятые шорты и пробковый шлем.

Жил Джефф в Пиннере, неподалеку от дома Дэвида в Кентоне, и утром по субботам они вместе ходили плавать и играть в теннис. Затем усаживались в углу бара теннисного клуба и разговаривали о политике – негромко, поскольку в клубе едва ли нашлось бы много сочувствующих им. Как-то раз, летом 1950 года, – дело было в субботу – Джефф принялся рассказывать о событиях в Кении.

– Там сейчас сто пятьдесят тысяч колонистов, – говорил он с тихим нажимом. – Это чертов хаос. Безработные из Дарема и Шеффилда и их жены клюнули на обещания свободной земли и неограниченного числа работников-туземцев. Для них устроили трехмесячные курсы фермерства, потом раздали по тысяче акров буша. Переселенцы понятия не имели, что это означает для негров. А это земли черных. Кикуйю подняли настоящий бунт. Пролилась кровь. Некоторые строители будущего Восточно-Африканского доминиона сильно пожалели, что покинули родину.

Джефф зло хохотнул в свойственной ему манере. Дэвид замялся, потом проговорил вполголоса:

– Кое-кто в правительствах доминионов очень недоволен решениями нашего нового Кабинета. Канадцы и новозеландцы подумывают о выходе из империи. В департаменте этим сильно озабочены.

Дэвид забыл об осторожности до такой степени, о которой всего год назад не мог и помыслить. Он рассказал о протестах в Новой Зеландии, вызванных недавними английскими мерами против тред-юнионов. Когда Дэвид закончил, Джефф молча смотрел на него некоторое время, потом прошептал:

– У меня есть один друг, с которым ты, возможно, захочешь познакомиться.

Осознав, что был чересчур откровенен, Дэвид ощутил укол беспокойства.

– Мне кажется, ваши взгляды во многом совпадают, – продолжил Джефф. – По правде сказать, даже уверен.

Дэвид посмотрел на друга. Сперва он подумал, что Джефф имеет в виду кого-нибудь из Сопротивления. Раздраженный, неуемный Джефф вполне мог учинить такое.

– Не знаю, – сказал Дэвид, подумав об оставшейся дома Саре, которая скорбела по их покойному сыну. Джефф сухо улыбнулся и махнул рукой:

– Я не предлагаю ни во что ввязываться. Просто поговори с тем, кто смотрит на вещи так же, как мы. Поймешь, что ты не один.

Какая-то часть Дэвида хотела сказать «нет», перейти на спорт или погоду, закончить разговор. Но затем его охватило сердитое нетерпение, оттеснившее страх.

Спустя неделю Джефф познакомил его с Джексоном. Был разгар лета, с безоблачного неба светило палящее солнце. Дэвид встретился с Джеффом на станции «Хэмпстед-Хит», и они стали подниматься на Парламентский холм. Держась под руку, прогуливались парочки: женщины – в ярких летних платьях с белым низом, мужчины – в рубашках с расстегнутым воротом и в легких пиджаках. Встречались и семьи: детишки запускали змеев, яркими пятнами выделявшихся на фоне синевы.

Дэвид ожидал, что приятель Джеффа окажется примерно одного с ними возраста, но сидящий на скамье мужчина был лет пятидесяти с лишним, со стального цвета сединой. При их приближении он поднялся – он был высоким и дородным, но двигался легко. Джефф представил его как мистера Джексона, и мужчина крепко пожал руку Дэвида. Крупное, располагающее к себе лицо, пронзительные голубые глаза. Он широко улыбнулся Дэвиду.

– Мистер Фицджеральд. – Мать Сары назвала бы его речь манерной. – Рад познакомиться.

В его поведении угадывалась привитая частной школой уверенность, то, что называют естественным превосходством. Оно всегда вызывало легкое раздражение у Дэвида, выпускника обычной средней школы.

– Давайте пройдемся, – весело предложил Джексон.

Они зашагали к Хайгейтским прудам. Группа подростков в скаутской форме отрабатывала гимнастическое представление: трое стояли в ряд, еще двое балансировали у них на плечах, шестой медленно взбирался, чтобы увенчать пирамиду. Несколько человек глазели на них. Командир скаутов спокойным голосом давал советы: «Теперь осторожно, распределяйте вес аккуратно, в этом вся соль».

Джексон остановился и посмотрел на них.

– Боже мой, – тихо проговорил он. – Я помню время, когда скауты помогали старушкам переходить через улицу. А теперь все сводится к военным и гимнастическим упражнениям. Стоит ли удивляться, что поговаривают об их насильственном слиянии с Лигой фашистской молодежи?

– Людям это не понравится, – сказал Дэвид. – У многих сыновья в скаутах.

Джексон мягко рассмеялся:

– Кто знает, за что стоят те или иные люди, в наши-то дни? – Он повернулся и пошел через пустошь. Джефф и Дэвид двинулись за ним. Замедлив шаг, Джексон негромко сказал Дэвиду: – Джефф сообщил, что вы не одобряете тот путь, по которому идет наша бедная старая родина?

– Да, не одобряю. – Дэвид помедлил, потом подумал: «А пошло оно все к черту!» – Им сошла с рук подтасовка на выборах. Все больше людей подвергается аресту на основании статьи восемнадцать «а». Мосли – министр внутренних дел, вводятся антисемитские законы: мы скоро станем такими же фашистами, как все в Европе.

Дэвид почувствовал, что покраснел, говоря об антисемитских законах, и взглянул на Джексона, но тот, похоже, ничего не заметил. Он лишь кивнул, поразмыслил, потом сказал:

– Давно уже придерживаетесь такого мнения?

– Давно, наверное. Я знаю, что все это зрело годами. А после выборов все стало ясно.

Джексон задумался.

– Как понимаю, вы некоторое время назад потеряли ребенка? Несчастный случай.

Дэвид не ожидал, что Джефф расскажет приятелю о Чарли.

– Да, – ответил он сдержанно и хмуро посмотрел на Джеффа.

– Мне жаль.

– Спасибо.

Джексон кашлянул, прочищая горло:

– Джефф сказал, вам довелось участвовать в войне.

– Да, в Норвегии.

Джексон грустно улыбнулся:

– Норвежскую кампанию свернул Чемберлен. Есть мнение, что, если бы премьером был Черчилль, мы бы продолжили воевать после падения Франции. Интересно, как бы тогда развивались события?

Они шли теперь быстрым шагом. Несмотря на свои габариты, Джексон нисколько не запыхался.

– В Норвегии творился хаос, – сказал Дэвид. – Я видел, как погибали наши, а немцы… немцы казались неуязвимыми. После падения Франции я полагал, что мы должны заключить мир. Думал, что договор – единственная альтернатива завоеванию.

– И Гитлер пообещал оставить империю в покое. Многие сочли этот жест щедрым. Но Черчилль говорил, что договор все равно означает германское владычество, и оказался прав.

Джексон послал Дэвиду открытую, любезную улыбку, но взгляд его оставался таким же острым. Дэвид понимал, что это типично английский способ прощупать, испытать его. Что-то в Джексоне выдавало в нем государственного служащего вроде Дэвида, только гораздо более высокого ранга. Было любопытно, куда он клонит. Джексон снова улыбнулся, на этот раз ободрительно. Дэвид набрал в грудь воздуха и очертя голову ринулся вперед, как в тот раз, когда мальчишкой прыгал с трамплина.