Мор, ученик Смерти - Пратчетт Терри. Страница 6

Только сейчас Мор обнаружил, что одет в белоснежную ночную сорочку. Его верхняя одежда была аккуратно сложена у изголовья кровати, на стуле, украшенном, как невозможно было не заметить, изящным резным орнаментом из черепов и костей.

Мор присел на краешек кровати и начал одеваться, лихорадочно соображая.

Осторожно приоткрыв тяжелую дубовую дверь, он даже немного расстроился, когда не услышал зловещего скрипа.

За дверью тянулся пустой, обшитый деревом коридор, на противоположной стене которого были закреплены канделябры с массивными желтыми свечами. Мор на цыпочках вышел из комнаты и бочком, вплотную прижимаясь к деревянной обшивке, добрался до лестницы. Ничего зловещего во время спуска не произошло, и Мор оказался в прихожей, из которой вело множество дверей. Здесь висели траурные драпировки и стояли напольные часы, тиканье которых напоминало биение сердца горы. Рядом с часами стояла подставка для зонтиков.

Из нее торчала коса.

Мор обвел взглядом двери. Вид у них был внушительный. Окружающая их резьба повторяла уже знакомый ему узор из костей. Когда Мор сделал шаг в сторону ближайшей двери, позади него раздался голос:

– Тебе туда нельзя, мальчик.

Мор не сразу понял, что слова эти не возникли у него в голове, а были сказаны человеческим языком и достигли его ушей самым привычным образом – через посредство воздушных колебаний, как и было задумано природой. Природе пришлось изрядно попотеть ради этих четырех слов, произнесенных с легким раздражением.

Мор обернулся. И увидел девушку одного с ним роста, но, вероятно, несколькими годами старше. У нее были серебристые волосы, глаза с перламутровым отливом и изящное, но совершенно непрактичное длинное платье – вроде тех, что носят трагические героини, которые, прижимая к груди розу, томно взирают на луну. Мору неоткуда было знать словосочетание «прерафаэлитский тип», а жаль, ведь оно было бы почти точным ее описанием. Впрочем, подобные девы имеют вид скорее полупрозрачный, чахоточный, здесь же налицо было легкое злоупотребление шоколадом.

Склонив голову набок, девушка не сводила с него глаз и досадливо постукивала ножкой по полу. А затем, резко выбросив вперед руку, ущипнула Мора за локоть.

– Ай!

– Хм. И вправду живой, – сказала она. – Как тебя зовут, мальчик?

– Мортимер. Все называют меня Мор, – ответил он, потирая локоть. – Ты чего щиплешься?

– Я буду называть тебя «мальчик», – продолжала она. – И, конечно, я не обязана перед тобой оправдываться, ты же понимаешь, но, если уж тебе интересно, я думала, что ты мертвец. Выглядишь ты точно как мертвец.

Мор промолчал.

– Язык проглотил?

На самом деле Мор считал до десяти.

– Никакой я не мертвец, – в конце концов сказал он. – По крайней мере, мне так кажется. Хотя трудно сказать наверняка. А ты кто такая?

– Можешь называть меня госпожой Изабель, – высокомерно сообщила она. – Отец велел тебя накормить. Следуй за мной.

Она направилась к одной из дверей. Мор следовал за ней ровно на таком расстоянии, чтобы дверь, захлопываясь, успела садануть его по другому локтю.

За дверью обнаружилась кухня – продолговатое, хорошо прогретое помещение с низкими сводами, где с потолка свисали медные кастрюли, а от стены до стены тянулась закопченная чугунная печь с плитой. У плиты, насвистывая, стоял какой-то старик и жарил яичницу с беконом.

Уже на входе ее запах атаковал вкусовые рецепторы Мора, намекая, что не прочь сойтись с ними накоротке и хорошо провести время. Мор обнаружил, что его ноги двинулись вперед, даже не проконсультировавшись с ним.

– Альберт, – окрикнула Изабель, – еще одного завтраком накорми.

Старик медленно обернулся и молча кивнул. Изабель снова обратилась к Мору.

– Должна заметить, – сказала она, – что отец, имея в своем распоряжении все население Диска, мог бы выбрать и кого-нибудь получше. Ну, тут уж ничего не попишешь, сойдешь и ты.

Она выскочила из кухни, хлопнув дверью.

– На что сойду? – спросил Мор, ни к кому конкретно не обращаясь.

Тишину кухни нарушало только скворчание масла на сковороде да потрескивание углей в раскаленном сердце печи. На ее дверце, как заметил Мор, были вытиснены слова: «Малый Молох (запатентовано)».

Повар, казалось, его не замечал, поэтому Мор, придвинув стул, уселся за выскобленный до белизны стол.

– Грибы? – спросил старик, не оборачиваясь.

– А? Что?

– Грибов, спрашиваю, положить?

– Ой. Простите. Нет, благодарю, – сказал Мор.

– Как скажете, юный господин.

Он повернулся и направился к столу.

Даже впоследствии, уже пообвыкшись, Мор всегда задерживал дыхание, наблюдая за перемещениями Альберта. Слуга Смерти был из тех тощих как жердь красноносых стариков, которые всегда выглядят так, будто носят перчатки с отрезанными пальцами, даже если это неправда, а его походка представляла собой сложную последовательность телодвижений. Альберт склонялся вперед, и левая рука его начинала раскачиваться: сперва медленно, но затем все быстрее и быстрее, пока наконец, когда стороннему наблюдателю начинало уже казаться, что она оторвется у локтя, безумное дерганое движение не передавалось всему телу до самых ног и не швыряло его вперед, будто на скоростных ходулях. Сковорода, описав в воздухе несколько замысловатых кривых, зависла над самой тарелкой Мора.

Альберт глядел на него поверх очков-полумесяцев, идеально подходящих для глядения поверх.

– А на второе можно кашки похлебать. – С этими словами он подмигнул, очевидно посвящая тем самым Мора в мировой кашеварный заговор.

– Простите, – заговорил Мор, – а где я нахожусь?

– Разве ты не знаешь? Это обитель Смерти, дружок. Он привез тебя сюда вчера вечером.

– Это я… вроде как припоминаю. Да вот только…

– Что?

– Ну как бы… Яичница с беконом. – Мор подбирал слова. – Она смотрится здесь как-то, ну, неуместно.

– У меня тут где-то завалялась кровяная колбаса, – предложил Альберт.

– Я не об этом… – Мор колебался. – Просто не могу себе представить, как он сидит тут и уплетает жареный бекон.

Альберт усмехнулся.

– Он и не уплетает, дружок. По крайней мере, обычно. Хозяина обслуживать очень просто. В основном я готовлю для себя самого… – он сделал паузу, – и для юной госпожи, разумеется.

Мор кивнул.

– Вашей дочери, – сказал он.

– Моей? Ха, – фыркнул Альберт. – Тут ты ошибаешься. Она его дочь.

Мор уставился на яичницу-глазунью. Она таращилась на него в ответ, плавая в своем масляном озерце. Альберт, конечно, слышал о пищевой ценности, но она была не из тех ценностей, которых он придерживался.

– А мы точно говорим об одной и той же персоне? – не унимался Мор. – Высокий, ходит в черном, малость… костлявый…

– Она приемная, – доброжелательно объяснил Альберт. – Долгая история… – У него над головой звякнул колокольчик. – …которой придется подождать. Тебя в кабинет вызывают. На твоем месте я бы тут особо не рассиживался. Он не любит, когда его заставляют ждать. По понятным причинам. Вверх по лестнице, первая дверь налево. Самая заметная, не пропустишь…

– С узором из черепов и костей? – уточнил Мор, отодвигаясь от стола.

– Других здесь и не водится – ну, почти, – вздохнул Альберт. – Но это просто его блажь. Без всякого намека.

Бросив завтрак застывать, Мор пробежал по ступенькам и коридору и остановился перед дверью. И уже было занес руку, чтобы постучать.

– ВХОДИ.

Дверная ручка повернулась без его участия. Дверь распахнулась внутрь.

Смерть устроился за столом, уставившись в громадный, переплетенный в кожу фолиант размером чуть ли не больше самого стола. Когда Мор вошел, он поднял взгляд, отметив кальцифицированным пальцем, где остановился, и усмехнулся. Альтернативы у него не было.

– АГА, – сказал он и помедлил. Потом поскреб подбородок с таким звуком, будто кто-то провел ногтем по зубчикам расчески. – ТЫ КТО ТАКОЙ, ЮНОША?

– Мор, сэр, – отозвался Мор. – Ваш ученик. Помните?