Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли. Страница 1

Вельяминовы. За горизонт

Книга вторая

Нелли Шульман

Иллюстратор Анастасия Данилова

ISBN 978-5-4485-9473-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть пятая

СССР, зима 1959

Бузулукский бор

Каблуки стучали по деревянному подиуму, развевалась юбка, стрекотала ручная кинокамера. Переносной прожектор поставили в угол актового зала, рядом с яркой афишей. Широкоплечий мужчина, в шинели и буденовке, строго смотрел вперед. «Горский. Огненные годы» – четкий шрифт окружали языки пламени.

Внизу повесили машинописное объявление:

– Просмотр и обсуждение ленты 17 января, в субботу, в семь часов вечера. Исторический клуб выступит с докладом «Александр Данилович Горский, верный соратник Ильича». Докладчик, Аня Левина… – на эстраде звенел девичий голос:

– Играй, играй, рассказывай, тальяночка сама

О том, как черноглазая свела с ума…

Камера стихла. Привычным движением поклонившись, девочка отбросила назад темные волосы:

– Что-нибудь еще, товарищ… – оператор камеры ей не представлялся, однако Надя поняла, с кем имеет дело:

– Явится очередной гэбист, – презрительно сказала она сестре, на прогулке, – кинопробы, держи карман шире… – слепив снежок, Надя запустила им в ствол дерева. Мопсы припадочно залаяли. Девочка, присев, обняла собак:

– Они почти наши ровесники, им десять лет… – грустно сказала Надя, – в энциклопедии я читала, что маленькие породы живут дольше, но, все равно… – опустившись рядом, сестра пожала ее руку, в кашемировой перчатке:

– Значит, когда нас отсюда выпустят, мы возьмем новых щенков, тоже мопсов… – один из псов лизнул теплым языком щеку Нади. Девочка взглянула на белокаменное здание интерната, над покрытым льдом озером. Снег лежал на ветвях сосен, голубое небо расписали следы самолетов:

– София права, рядом аэродром… – они часто видели наверху темные точки, – но из-за стены никак не бежать. В Перми нас возили в город на занятия, а здесь работает весь необходимый персонал…

Музыку и хореографию им преподавал учитель с армейской осанкой. Аня настаивала, что в интернат прислали кого-то из хора Александрова:

– Не случайно, мы поем только военные песни, – согласилась Надя, – ничего нового он не разрешает… – девочка насвистела первые такты услышанной по радио песни про Васю. О будущих кинопробах ей сказал именно преподаватель музыки:

– Если тобой заинтересуются режиссеры, тебя пригласят на «Мосфильм», – пообещал ей учитель, – у тебя отличные задатки, Надежда… – девочка не верила ни одному его слову:

– Это вовсе не пробы, – заметила она сестре, – то есть меня снимут на камеру, но не ради кино… – Аня вскинула красивую бровь:

– Но ради чего… – наклонившись над ватманом, сестра, аккуратно, вычерчивала подробную карту фронтов гражданской войны:

– Павел, – крикнула девочка, – ты скопировал плакат, с Горским, из учебника?

Брат появился на пороге, с ватманом под мышкой:

– Учебник все видели, – он закатил серые глаза, – но я все сделал, конечно… – полюбовавшись рисунком, Аня наставительно сказала:

– Все должно быть, как положено. Если мы, то есть я, делаю доклад… – Павел усмехнулся:

– То все вокруг должны ходить на цыпочках. Даже девчонок… – так он называл Софию и Свету, – ты тоже посадила за тетрадки… – Аня пристроила ватман на стену:

– Света тоже в нашем кружке, она интересуется историей. Она отлично рассказывала о Гражданской Войне в США. Ты сам сидел, открыв рот… – Надя подумала:

– Аня хочет стать реставратором, работать в музее, как и Павел. Интересно, нас когда-нибудь отпустят отсюда… – неприметный якобы оператор, в штатском костюме, разумеется, ничего Наде не объяснил:

– Станцуй и спой… – он улыбался одними губами, – мы заинтересованы в расширении актерской картотеки. На киностудиях Советского Союза снимается много лент для детей и юношества… – Надя хмыкнула:

– Он наизусть выучил слова. Наверное, он явился с Лубянки… – ночью они с Аней шептались, устроившись на диване в гостиной, слушая сопение мопсов, похрапывание Павла, из соседней комнаты. Софию и Свету от них отселили, но спальня девочек тоже была рядом:

– Может быть, ленту отвезут папе… – дыхание сестры защекотало Наде ухо, – ему дают знать, что мы живы, что с нами все в порядке… – Надя покачала головой:

– Вряд ли. Иначе бы снимали не только меня. Да и папу давно расстреляли… – услышав Надю, гэбист задумался:

– Героические песни, это хорошо… – он повел рукой, – но спой что-то из лирического репертуара. Оперетту, популярные мелодии, – Надя отлично исполняла песенку о Васе, аккомпанируя себе на рояле:

– Но она не лирическая, а веселая… – на крышке инструмента, рядом с россыпью нот и пластинок, стоял переносной проигрыватель. На эмблеме раскинула крылья птица: «К & K. A.D. 1248». В интернате был и магнитофон, с катушками, новой модели, с той же эмблемой:

– Проигрывателем мы тоже пользуемся, в библиотеке много пластинок… – они подозревали, что пластинки, как и большинство библиотечных книг, попали в интернат во времена Сталина, после арестов:

– В книгах замазали чернилами экслибрисы, – вздохнула Надя, – я читала «Gone with the wind», там на полях пометки карандашом. Хозяйка даже расписалась: «Марта Янсон». Гэбисты проморгали ее имя… – книгу издали двадцать лет назад. Надя подозревала, что неизвестная ей Марта давно мертва:

– Ее расстреляли, как папу. Я помню, что печатали в газетах, в пятьдесят третьем году, когда раскручивали дело врачей. Гэбисты и детей расстреляют, у них не дрогнет рука… – Надя вежливо сказала

– Одну минуту, товарищ… – порывшись в пластинках, она вытащила на свет потрепанный конверт:

– Наркомтяжпром СССР… – девочка замерла:

– Я помню эту пластинку… – в ушах зазвучало танго, на нее повеяло пряным сандалом:

– Это раритет, Роза, – заметил отец, – на лицевой стороне записан Лемешев, но оборотная, совсем другое дело… – Надя, незаметно, перевернула диск:

– Точно, ничего не указано. Пластинка с виллы, надо вести себя осторожно… – Лемешев, сладким голосом, запел:

– Очей прекрасных огонь я обожаю

Скажите, что иного я счастья не желаю…

Оператор кивнул:

– Прекрасно. Лирическая песня неаполитанских рыбаков, музыка Роберто Фальво, русский перевод товарища Улицкого… – Надя решила, что гэбист имеет отношение к искусству:

– В музыке он разбирается, но надо от него избавиться, я хочу послушать вторую сторону… – после танго, оператор собрал оборудование:

– Ты отлично справилась, – пожал он руку Наде, – жди весточки, из Москвы… – девочка помнила расписание занятий:

– Полчаса у меня есть, раньше сюда никто не придет… – подперев стулом двери актового зала, она взялась за пластинку. Проигрыватель зашипел, раздался сильный голос. Надя поняла:

– Это запись папы… – отец говорил на непонятном Наде языке:

– Не французский, хотя мама была из Франции… – девочка прислушалась:

– Идиш, еврейский язык. На нем говорили в черте оседлости, и сейчас говорят, в Еврейской Автономной области… – в голосе отца она услышала улыбку:

– Клейне талент, мейн либе… – он помолчал, – унзер танго, фун Вроклав. Лемешев зингт, нор фар ир. Идише трер вей зайн нит мер, Рейзл… – Надя разобрала имя матери. Вступил Лемешев, тоже на идиш. Надя сглотнула:

– Папа сказал, что это танго. Наверное, они с мамой его танцевали. Надо найти учебник идиш, в библиотеке, понять, что говорит папа… – она танцевала, волосы разметались по плечам, отчаянно стучало сердце:

– Зайне рахмонес дай трер… Я все пойму, обязательно.