Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли. Страница 64

В сейфовой ячейке цюрихского банка, рядом с пуленепробиваемым футляром для рисунка Ван Эйка, хранилась и вторая, столь же надежная шкатулка. Максимилиан давно превратил драгоценности и вырванные в лагерях протезы в аккуратные слитки золота:

– Денег хватит не только Адольфу, – он нашел глазами парня, – но и его внукам. У нас достаточно средств на возрождение Германии, на создание новой армии… – в охране Макса начали служить не только старые члены СС:

– Ко мне приходят их дети, парни, родившиеся во время войны. Им сейчас восемнадцать, девятнадцать… – сизоватый дымок сигареты сверкал в полуденном солнце, – отцы воспитали их в преданности рейху и фюреру… – Максу присылали молодежь из арабских стран. Его друзья, саудовские шейхи, были заинтересованы в тренировке юношей для будущих акций:

– Заодно парни учат языки, а наши ребята ездят в лагеря для палестинских беженцев. Взаимовыгодный обмен, так сказать… – убирая в ячейки очередные золотые слитки, он всегда касался шкатулки серого металла:

– 1103 утверждала, что это самый надежный сплав. Наша ценность в полной безопасности… – шкатулку, как и ячейку, снабдили кодовым замком. Набирая шифр, Макс думал о ледяной пустыне, далеко за полярным кругом:

– Миссия Отто, правда, наткнулась на оазис, и даже на каких-то неполноценных эскимосов. Племя уничтожили, наше сокровище никто не тронет… – черная коробочка тускло блестела, Макс протягивал руку к алому рычажку:

– 1103 не подвела. Я могу начать запуск откуда угодно, из любого места мира. Ракетам с острова хватит четверти часа, чтобы достичь Нью-Йорка… – он поглаживал пульт, – полсотни боеголовок обрушатся на город… – о пульте не знал никто, кроме Рауффа:

– Если со мной что-то случится, он займет мое место, позаботится об Адольфе… – Макс отогнал эти мысли:

– Ничего не произойдет. Мне еще не исполнилось пятидесяти, я здоровый человек… – на вилле оборудовали бассейн для гостей, но Феникс предпочитал плавать в озере, даже зимой. На участке разбили теннисный корт. Помня о пристрастии покойного Генриха к игре, он не очень любил браться за ракетку, но Адольф преуспевал в теннисе. Ради мальчика Макс со вздохом преодолел свою неприязнь. Парень щелкал кодаком, одновременно ухитряясь что-то записывать в блокнот:

– Он пошел в Эмму, – улыбнулся Феникс, – он любит спорт… – племянник однажды заметил, что хочет стать историком или археологом. Максимилиан вздохнул:

– Милый мой, это похвально, но нации нужен трибун, вождь… – Адольф отозвался:

– Мой отец, фюрер, любил искусство и собирался посвятить себя карьере художника. Его увлечения не помешали ему возглавить германскую нацию, дядя Макс… – Феникс подумал, что племянник прав. Сначала он намеревался отправить Адольфа на юридический факультет. В Германии не было военных академий, а вермахт начали восстанавливать всего пять лет назад. Феникс отказывался называть армию иначе:

– Вермахт есть вермахт, рейх есть рейх, а фюрер есть фюрер, то есть его наследник. Ладно, – он потушил сигарету в аккуратной пепельнице, – не обязательно быть адвокатом, чтобы пройти в парламент. Даже наоборот, лучше заниматься немецкой историей. У народа это вызовет уважение. Надо подумать, в какой университет отправить Адольфа… – за делами в Западной Германии присматривал Садовник:

– Краузе процветает в Бонне, – Макс поднялся, – через десяток лет он станет депутатом парламента. Скоро Адольф подрастет, получит диплом. Краузе поможет мальчику в политической карьере… – он велел Фридриху не вмешивать его патрона, адвоката Штрайбля, в дела движения:

– Пусть он негласно помогает нам, – тонко улыбнулся Макс, – как Карло Ферелли в Риме, но Штрайбль сидел в Дахау, к нему нет доверия… – юрист на каждом углу заявлял, что попал в концлагерь за сопротивление режиму наци. Макс зевнул:

– Он сел в тридцать шестом году, какое сопротивление? Наверняка, он уголовник, сутенер или спекулянт… – прошлое Штрайбля его не интересовало:

– Он работает с нашими сделками по продаже картин, больше нам ничего не надо… – Макс заранее переслал в Лозанну альбом со снимками полотен для будущего аукциона. Он рассчитывал на хорошую прибыль:

– Арабы не жалеют денег на искусство, впрочем, здешние дельцы тоже… – месье Вале предупредил его о концертах на вилле. Феникс подставил лицо весеннему солнцу:

– Малышка Вальтера вышла замуж за жида, музыканта. Мы его только случайно не отправили в печь в Аушвице… – он читал биографию господина Авербаха, – ладно, она меня не узнает. В Вене она была до смерти напугана. Краузе передал ей снимок Моллер, но сучку пока так и не нашли… – он мог развлечься с малышкой:

– В конце концов, я хотел жениться на жене еврея, только она оказалась упрямой тварью… – подумав о покойной Элизе, он помотал головой:

– Нет, я не хочу подбирать объедки Холланда. И вообще, лучше быть первым у женщины. С мерзавкой так случилось, но она меня предала, предала нашу девочку, Фредерику… – он тем не менее хотел поинтересоваться у фрау Адели, что стало с его бывшей золовкой. У Макса было предчувствие, что Марта со старшим Адольфом обосновалась в Лондоне:

– Генрих продался англичанам задолго до войны. Неудивительно, что они позаботились о его семье… – он вспомнил серо-зеленые глаза старшего племянника, каштановые, с рыжими прядями, волосы:

– Одно лицо с Генрихом. Надо его найти, забрать у проклятой дуры. Как она воспитает ребенка, когда у нее одна извилина в голове? Хотя старший Адольф юноша, ему почти семнадцать… – он поднялся:

– Ладно, пусть младший Адольф становится историком. Нельзя обрубать мальчику крылья… – Феникс замер:

– Разумеется. Отличный ход. Где еще изучать библейскую археологию, как не в Израиле? Арабский язык ему тоже пригодится… – Феникс объяснялся на рыночном арабском, но хотел, чтобы младший племянник хорошо выучил язык:

– Я смогу приехать в страну, навестить его… – он понимал, что идет на огромный риск, но ничего другого ему не оставалось:

– Мне надо найти Фредерику, она моя дочь. Было бы хорошо, если бы дети поженились, – понял Феникс, – ничего страшного, что они кузены. Фредерика ему подходит как нельзя лучше. Он переписывается с Кларой, но это детское… – до него донесся восторженный голос:

– Дядя Алоиз… – прилюдно племянник никогда не называл его настоящим именем, – смотрите, здесь есть рисунок, на скале, то есть остатки рисунка… – Макс отозвался:

– Сейчас, милый. Делай последние фото, нам пора… – свернув газету, он пошел к племяннику.

Кортеж подъехал к воротам виллы месье Вале после полуночи.

Прикорнув на заднем сиденье под овчинной курткой, вытащенной из багажа в Лозанне, Адольф проснулся от ласкового голоса дяди:

– Мы на месте, милый. Я понимаю, что ты устал, но надо немного побыть с хозяином и нашими друзьями… – Адольф привык к гостям, появляющимся на вилле. Каникулы мальчик всегда проводил дома. Соученики приглашали подростка присоединиться к семейным вылазкам в альпийские шале, или на Лазурный берег. Адольф извинялся:

– Мой дядя одинокий человек, не хотелось бы оставлять его на праздники… – учителя хвалили его сердечность и отзывчивость. В школе никто не знал о настоящем происхождении Адольфа. Дядя объяснил, что до возрождения рейха мальчик должен скрывать правду о своем отце:

– Об этом знают только ветераны движения, братья СС… – Адольф оглядывал огромную гостиную виллы, – для остальных я сирота, потерявший родителей… – дядя сказал Адольфу, что его мать, истинная арийка, валькирия рейха, принесла девственность на алтарь родины:

– У нее не было иной миссии в жизни, кроме служения народу Германии. Она стала избранным сосудом для тебя, мой милый, наследника фюрера… – мать Адольфа, графиня Эмма фон Рабе, умерла родами в Патагонии. Макс велел старым сподвижникам молчать:

– Мальчику не след знать о русском… – поморщился он в разговоре с Рауффом, – и, тем более о первом ребенке Эммы… – младший брат дяди, Отто фон Рабе, геройски погиб, защищая Берлин от полчищ славянских варваров: