Вельяминовы. За горизонт. Книга 1 (СИ) - Шульман Нелли. Страница 100

– Пусть она потерпит, пожалуйста. Я должен рассчитаться с мерзавцами… – разогнав форд, он направил его на автомобиль русских. Деревянное заграждение разлетелось, прокатная машина уцепилась колесами за камни, на краю обрыва. Инге тяжело дышал. В расколотое ветровое стекло форда слышался шум водопада. Куртка, на левом плече, пропиталась кровью. Он только сейчас ощутил боль:

– Меня, кажется, задели выстрелом. Ерунда, царапина… – он до отказа нажал на газ. Автомобиль русских, закачавшись, рухнул в черноту пропасти. Форд Инге замер, двумя колесами повиснув над обрывом. Машина опасно дрожала. Инге взглянул вниз:

– Хорошо, что ночь, иначе бы у меня голова закружилась. Из моей двери вылезать нельзя, можно только прыгнуть, в воду. Осторожней, – велел он себе, – надо открыть пассажирскую дверь… – нырнув назад, он так и сделал. Оказавшись снаружи, почувствовав под ногами твердые камни, Инге справился с гудящей головой:

– Сабина, где Сабина? Надо найти ее, вызвать скорую помощь… – оставив за спиной застрявший на обрыве форд, он побежал на стоянку.

Ему принесли госпитальный завтрак, белый хлеб с маслом, овсянку, стакан слабого кофе с молоком. За окном висел влажный туман. Стрелка на часах, в кабинете главного врача, подбиралась к семи утра.

Инге, упорно, смотрел, на портреты их величеств, в резных рамках, над просторным, дубовым столом. Его левая рука висела на перевязи. Времени заезжать домой не оставалось. Инге снабдили чистой рубашкой и свитером ребята, полицейские, оцепившие стоянку рядом с водопадом. На повороте шоссе поставили жестяной дорожный знак: «Проезд закрыт, опасная дорога».

Инге, невесело, подумал:

– Не писать же:

– Проезд закрыт, на дне водопада машина, с тремя трупами… – полиция ждала горных спасателей, вызванных ночью из Осло. Инге следил за эмалевым циферблатом старомодных часов:

– Спасатели должны были приехать, но мама Клара и тетя Марта только вечером окажутся в Осло… – с Лондоном ему никак было не поговорить, но поднятый с постели начальник почты лично отправил телеграмму на Ганновер-сквер. Тетя Марта, как она выражалась, пользовалась особым почтовым отделением:

– Можно сказать, у меня своя линия связи, – заметила женщина, – телеграммы мне доставляют немедленно при получении… – ответ пришел в Рьюкан через час:

– Вылетаем первым рейсом. Держитесь, милые, мы скоро будем с вами… – о ребенке в телеграмме ничего не говорилось:

– Но я ничего о нем не упомянул, – сказал себе Инге, – когда я отправлял телеграмму, Сабину еще оперировали… – найдя стонущую девушку на стоянке, Инге задним ходом, вывел форд с обрыва. Устроив Сабину на сиденье, юноша сжал ее руку:

– Я здесь, любовь моя… – она плакала, грязное лицо побледнело, по ногам лилась кровь, – потерпи, милая, сейчас я позвоню в участок. Будка рядом, мы быстро доедем… – форд дотянул до телефона, но Сабина потеряла сознание. Полиция появилась на шоссе ровно через двадцать минут. Голова Инге была легкой, словно пустой:

– Из-за переливания. Я отдал кровь для нее, половину литра. Пожалуйста, пусть она оправится… – он, зачем-то, помешал остывающий кофе. Главный врач зашуршал бумажками:

– Учитывая травмы, операция прошла успешно… – о ребенке он ничего не сказал, – но я должен предупредить, господин Эйриксен, что ваша жена может остаться инвалидом. Она молодая, здоровая женщина, но после удара машины у нее сломан таз, произошло смещение позвонков… – он подтолкнул к Инге сигареты:

– Курите, пока никого нет… – доктор помолчал:

– Мы оперировали, чтобы… – он поискал слово, – чтобы, в общем, закончить беременность. В любом случае, даже без операции, вашей жене категорически не рекомендуются дальнейшие роды. Последующая беременность ее убьет… – врач тоже закурил, – не говоря о том, что она может никогда не покинуть инвалидной коляски… – горький дым сигареты обжигал губы.

Инге смотрел поверх седой головы врача:

– Он принимал меня, когда мама рожала… – доктор помялся:

– Инге, вы юноша, вам двадцать три года. Подумайте, стоит ли вам, так сказать, приковать себя, блестящего ученого, к женщине, которая… – голубые глаза блеснули льдом:

– Я обещал моей жене быть рядом, в горе и радости, в здоровье и болезни… – отчеканил Инге. Врач взглянул на покрасневшие щеки:

– Олаф тоже такой был. Молчал, а потом взрывался. Они потомки ярла Алфа, кровь дает о себе знать. Он, по преданию, тоже был рыжим… – врач сделал еще одну попытку:

– Вы не венчались, у вас светский брак… – Инге ткнул сигаретой в пепельницу:

– Это совершенно неважно, господин главный врач. Я люблю Сабину и сделаю все, чтобы она выздоровела…

Он думал о предложении американцев. На Рождество Инге получил телеграмму из посольства США, в Осло. Мистера Эйриксена, с супругой, приглашали на праздничный прием:

– Сабина сшила себе такое платье, что даже у меня челюсть отвисла, как говорит дядя Меир. Все женщины сверкали бриллиантами, но мужчины смотрели только на нее… – Инге никогда не ревновал жену:

– Ерунда все это, – замечал он приятелям, молодым учителям, – я знаю, что Сабина смотрит только на меня. И я смотрю на нее, а больше ни на кого смотреть я не желаю… – девушка, в пурпурном шелке, с обнаженной до поясницы, смуглой спиной, болтала с ахающими посольскими дамами о жизни в горах:

– Ваш муж сам колет дрова, – услышал Инге восторженный голос, – Боже, как это, наверное… – дама, смутившись, оборвала себя. Губы, цвета спелой малины улыбнулись. Сабина заметила:

– Колет дрова и после бани купается в проруби, мадам… – рука посла коснулась плеча Инге:

– Господин Эйриксен, позвольте представить нашего гостя… – гостем оказался неприметный мужчина, в хорошо сшитом смокинге. За стаканом виски и сигарой, в кабинете посла, он передал Инге личное письмо Роберта Оппенгеймера:

– После смерти профессора Эйнштейна он возглавил Институт Перспективных Исследований, в Принстоне… – Инге кивнул, – он надеется, что предложение дальнейшей работы, после защиты вашей диссертации, окажется интересным, мистер Эйриксен… – американец помолчал:

– Вы получите доступ к новейшей вычислительной технике, к полигонам для испытаний… – он повел рукой, – устройств. Вы ученик доктора Кроу, это только добавляет вам веса. Учитывая ваши родственные связи, вас будет курировать мистер Горовиц, из Центрального Разведывательного Управления. Армия не видит препятствий к его назначению… – Инге свернул письмо:

– Насколько я понимаю, мистер Горовиц пока ничего не знает… – собеседник пыхнул сигарой:

– Мы хотели сначала заручиться вашим согласием… – Инге покачал головой:

– Для любого ученого, честь, работать под началом мистера Оппенгеймера, но я, как и покойная доктор Кроу, не занимаюсь военными проектами… – американец его не уговаривал, но оставил карточку, с вашингтонским телефоном:

– Контракт очень хорошо оплачивается, – напомнил себе Инге, – в Америке отличные врачи. Я должен думать не о себе, а о Сабине. Я должен поступать так, как лучше для нее… – ложечка в чашке зазвенела. Неловко поднявшись, Инге поморщился от боли в плече:

– Ваша жена еще не вышла из наркоза… – врач тоже встал, – позже я сообщу ей, что… – Инге прервал его:

– Я сам все сообщу. Я бы хотел увидеть нашу дочь, доктор… – в кабинете повисло молчание. Врач, казалось, забыл о сигарете, дымящейся в пальцах:

– Такое не принято, господин Эйриксен… – недоуменно, отозвался он, – это не в наших правилах. Есть процедура, после аутопсии тело передается в похоронное бюро. Вы сможете добавить надпись к именам ваших родителей, на городском кладбище. Обычно указывают, что дитя родилось мертвым… – врач подался назад. Инге стиснул здоровую руку в кулак:

– Я бы хотел увидеть нашу дочь… – громко произнес он, – где она… – доктор вздохнул:

– В морге. Это… – бросив, с порога: «Я знаю, где это», Инге вышел в гулкий коридор.

Пожилая медсестра оставила на оцинкованном столике стопку холщовых пеленок, простой чепчик, серое одеяльце.