Вельяминовы. За горизонт. Книга 1 (СИ) - Шульман Нелли. Страница 111

– В конце концов Исаак тоже к вам ходил, – услышала Фаина, – задолго до того, как он стал посещать партсобрания… – резник, оказавшийся еще и учителем, меламедом, объяснил Фаине, что язык называется святым:

– Не мамелошн, не идиш, а лошн-койдеш, – подумала девушка, – иврит, на нем говорят в Израиле… – она легко разобрала слова на карточке:

– Мальчик Судаков, – Фаина покачала размеренно сосущего ребенка, – я тебе все расскажу, когда ты подрастешь… – девушка оглянулась. Каменистый пляж превратился в темную полоску, рядом смутно белели здания госпитального комплекса. Крупные звезды отражались в едва плещущемся море. Над волнами повис яркий кусочек луны. Остановившись, мальчик любопытно поводил глазками:

– Кушай, – заворковала Фаина, – кушай, заинька, кушай, мой хороший. Мы с тобой не пропадем, Исаак Судаков…

Черная точка лодки растворилась на западе, слившись с ночным небом.

Председатель Комитета Государственной Безопасности, генерал Иван Александрович Серов, прилетел на экспериментальный полигон ближе к вечеру.

Над Аральским морем повисло жаркое марево, ветер гонял по бетонке белый песок. Пыль забивалась в рот, лезла в глаза. Серов, отплевываясь, прищурившись, сбежал по трапу:

– Предупреждаю, гражданин Эйтингон, – сказал он, вместо приветствия, – после дозаправки, машина будет готова уйти в обратный рейс. Собирайте пожитки, если они у вас имеются… – Серову почти хотелось отправить старого маразматика, как он думал об Эйтингоне, куда-нибудь на Колыму:

– Пусть вкалывает в вечной мерзлоте, а не сидит в благоустроенном коттедже, попивая коньяк, растяпа… – судя по утренней радиограмме, пришедшей с острова Возрождения, сын его светлости бесследно исчез. Профессор Кардозо валил случившееся на проклятую зэчку Елизарову:

– У нее начался послеродовой психоз, – развел руками профессор, – в этом есть и моя вина. Я сказал, что у нее родился мальчик… – Сабуро-сан не помнил пола мертвого младенца, в карточку Елизаровой тоже ничего не занесли:

– Увидев здорового ребенка, приложив его к груди… – Кардозо вздохнул, – она потеряла контроль над психикой. Но вообще… – торопливо добавил профессор, – пол младенца значения не имеет. Елизарова сошла бы с ума и при виде девочки… – поинтересовавшись исходом психоза, Эйтингон услышал бесконечную литанию убитых разными способами младенцев и покончивших с собой матерей:

– В конце концов, похожего на его светлость ребенка, отыскать, дело одного дня, – напомнил он себе, – в стране хватает домов младенца. Но мерзавка Саломея, услышав о пропаже сына, может отказаться поднести ручку к бумаге… – скрывать происходящее от пришедшей в себя Саломеи было бессмысленно. Профессор Кардозо вызвался поговорить с женщиной:

– Госпожа Судакова моя будущая супруга, – напыщенно сказал он, – я должен поддержать ее, в трудную минуту… – матримониальные планы Саломеи Наума Исааковича не занимали:

– Пусть ставят хупу, венчаются, посещают мечеть… – он сдержал ругательство, – Кардозо сейчас будет плясать под ее дудку. Она упрется, проклятая дрянь. Она не напишет письма, пока не получит ребенка… – Эйтингон разослал фотографии Елизаровой, или Генкиной, в соответствующие управления, в Ташкенте и Алма-Ате. Глядя на карту Средней Азии, ему хотелось закрыть глаза:

– Проклятая Марта пряталась в Казахстане, здесь она перешла китайскую границу, с отродьем Антонины Ивановны… – бывший Володя Иванов, ставший бароном де ла Марком, по словам Саломеи, собрался в военную академию:

– Еще один волчонок, – хмуро подумал Наум Исаакович, – не сомневаюсь, что его деньги пойдут на содержание шпионских гнезд, вроде «Голоса Европы». Он миллионер, как и его кузина, Маргарита, владелец половины крупнейшей угольной компании на континенте…

У казахов и узбеков, живших по берегам Арала, имелись лодки. Елизарова тоже угнала госпитальную посудину, однако патрульные катера, прочесавшие море, не нашли и следа женщины:

– И не найдут, – понял Эйтингон, – если она наткнулась на рыбаков, она давно на суше, а вокруг тысячи квадратных километров суши… – узнав об уголовном прошлом Елизаровой, он насторожился, но потом обругал себя:

– Дамочка почти десять дет пробыла в местах, не столь отдаленных. В сорок пятом, когда покойный мистер Кроу и его светлость явились в Москву, ей было двенадцать лет. Хотя она беспризорница, болталась на вокзалах. Она могла наткнуться на Волка, короля уголовного мира… – Эйтингон покачал головой:

– Нет. Его светлость не знал, что Саломея ждет ребенка. Он понятия не имеет, где его сбежавшая жена. Он никак не мог послать сюда агента… – неудачные стечения обстоятельств, казалось, преследовали Наума Исааковича:

– Теперь избач мне откровенно намекает, что я могу покинуть остров в наручниках… – в салоне ЗИСа гудела система охлаждения воздуха. Серов принял от Эйтингона тощую папку с оперативными данными:

– Одно название, что данные… – Наум Исаакович изучал недовольное лицо начальства, – никто ничего не знает, никто ничего не видел, а медсестре Елизарова уперла шило в шею. Где она взяла шило… – Серов прервал молчание:

– Вы говорили с ней, то есть с Саломеей… – Наум Исаакович посетил палату после обеда. Он не на грош не верил в разыгранную девушкой истерику:

– Она ломает комедию, но зачем? Что ей от нас нужно… – Саломея потребовала разговора с Серовым:

– Хорошо, что не с Хрущевым, вкупе с Политбюро… – Наум Исаакович кивнул:

– Да. У нее есть важная информация, она обещала сообщить сведения лично вам… – Серов, раздраженно, распустил узел галстука. Избач прилетел на остров в штатском костюме:

– Молите Бога, в которого вы не верите, гражданин Эйтингон, чтобы информацией оказалось ее согласие написать весточку супругу. Иначе я не позавидую вашей дальнейшей судьбе… – по лицу Эйтингона Серов понимал, что тот думает о детях:

– Пусть думает дальше, – зло сказал себе генерал, – он их никогда в жизни не увидит. С его драгоценным Сашей он тоже перестанет переписываться. Подросток не должен подпасть под влияние подручных Берия… – на каменных ступенях больницы их встречал профессор Кардозо:

– Прошу вас, Иван Александрович, – врач изогнулся, – следуйте за мной, третий этаж… – Эйтингон хмыкнул:

– Избач его роста, а Кардозо, все равно, кланяется. Приучился у нацистских хозяев, двуличная тварь… – он поймал себя на привычной брезгливости:

– Хорошо, что профессор сошелся с Саломеей. На них обоих пробы негде ставить, они друг друга достойны… – в палате девушки пахло лавандой. Саломея, в атласном халате, восседала на подушках, прижав платок к набухшим слезами глазам. Завидев Кардозо, она сглотнула:

– Давид… товарищ Котов, товарищ генерал… – Серов, неловко, поклонился, – скажите, что мой мальчик жив, что он в безопасности, что его спасли… – Кардозо, аккуратно, взял руку девушки:

– Милая, малыша ищут, и, обязательно, найдут… – крупные слезы катились по еще желтоватым щекам. Девушка всхлипнула:

– Давид, принеси мне воды… – Кардозо засуетился:

– Сейчас выпьешь боржоми, это бальзам, для печени… – дверь закрылась, Саломея вытерла мокрое лицо:

– Товарищ генерал… – девушка кивнула в сторону Эйтингона, – пусть товарищ Котов меня переведет… – она говорила по-немецки. Серов откашлялся:

– Вы утверждаете, что у вас есть важная информация, фрау… – он замялся, – Судакова, но сначала обсудим вопрос письма в Лондон, о котором мы договаривались… – красивая рука, с длинными пальцами, постучала по кровати:

– Я остаюсь в Советском Союзе, – заявила Саломея, – я выхожу замуж за профессора Кардозо. Вы гарантируете мою безопасность, находите моего сына, я получаю офицерское звание, в вашей системе… – Наум Исаакович шагнул вперед:

– Но что получаем мы, милочка? Не забудьте о письме… – сухие губы тронула улыбка:

– Я к нему и веду. Письмо напишу не я… – Серов, недовольно, бросил: «А кто же?». Саломея откинулась назад, рыжие волосы метнулись по плечам:

– Господин Рауль Валленберг, – спокойно ответила девушка.