Шхуна, которая не желала плавать (СИ) - Моуэт Фарли. Страница 40

В середине июня я отправился на восток. Постанывающий старый самолет высадил меня после толчка, перебалтывающего все внутренности, на коровьем пастбище под Сен-Пьером.

К моему изумлению (я заранее телеграфировал о моем приезде), никто из моих друзей меня не встретил. Когда же я отправился на их поиски, то много легче было бы отыскать кусочек урана без счетчика Гейгера. Все, с кем бы я ни говорил, отвечали крайне уклончиво и словно бы хотели поскорей покинуть мое общество. В полнейшем недоумении я отправился в «Л’Эскаль» к несравненной Элле Жирарден и из разговора с ней наконец понял, что с моей шхункой далеко не все в порядке. Услышанного от нее было достаточно, чтобы я молнией понесся на верфь.

Моя бедная шхунка все еще покоилась высоко на слипе. По виду она смахивала на допотопное чудовище, которое только что извлекли из смоляного озера. От клотиков до днища она была вымазана какой-то черной дрянью, благоухавшей как поля орошения. Ее палубы покрывал толстый слой неведомого вещества, а каюта больше походила на внутренность канализационного отстойника, чем на человеческое обиталище. Но ужаснее всего было состояние ее кормы — добрых шесть футов ее были словно откушены, и бедняжка выглядела такой же жалкой, как утка, которая попятилась и ненароком угодила хвостом в вентилятор.

Я стоял как пришибленный под ее развороченной кормой, а мимо прошел один из рабочих верфи. Он не остановился, однако кивнул в сторону искалеченного, вымазанного суденышка и выразительно зажал нос двумя пальцами. И тут в глазах у меня побагровело. Я отправился искать Пауло, или Тео, или Мартина с целеустремленностью малайского крестьянина, впавшего в амок.

Тео я не нашел, — кажется, он был на Микелоне. Мартина я не нашел, — видимо, он поселился в палатке где-то на Ланглейде. Пауло я не нашел, — по слухам, он завербовался на грузовое судно, шедшее в Вест-Индию. Однако после трех дней пребывания в бессильной ярости мне удалось по клочкам и кусочкам восстановить достаточно ясную картину того, что произошло.

В каком-то смысле произошло это по моей вине. Попросив трех человек позаботиться об «Ишь ты!», я проявил потрясающую неосведомленность об особенностях галльского темперамента. Каждый чувствовал, что имел право быть главным опекуном, а в результате ни один пальцем о палец не ударил. Шхуна была брошена зимовать на якоре в гавани, нелюбимая, отверженная, пока мои друзья воевали между собой. Никто эту войну не выиграл, но «Ишь ты!» и я, безусловно, ее проиграли.

Каким-то образом осенние и зимние шторма она выдержала. А потом в начале марта арктический дрейфующий лед осадил острова. Несколько дней спустя западный ветер загнал льдины в гавань. Якорные цепи «Ишь ты!» не выдержали нажима и лопнули, а ее понесло кормой вперед на торчащие бревна пристани, давно заброшенной. Одно бревно пробило ее кормовой подзор, и она погрузилась в три фатома вонючей грязи, так как внутренняя гавань Сен-Пьера — не более и не менее как канализационный отстойник всех сенпьерцев.

Мартин, Тео и Пауло пришли в отчаяние, но бесплодно тратили свою энергию на взаимные обвинения. «Ишь ты!» оставалась на дне, уходя все глубже и глубже в мерзкий ил, пока в Сен-Пьер не пришла моя каблограмма с волшебным словом «застрахована».

Сент-Джонс на Ньюфаундленде не обладает монополией на коммерческое пиратство. Сен-Пьер, хотя я нежно люблю этот остров, имеет свою разновидность разбойников, которые приступили к действиям, едва до них дошло известие, что «Ишь ты!» застрахована. Шайка их подняла шхуну со дна (использовав пустые металлические бочки, привязанные к бортам с накачанным в них воздухом) и предъявила на нее права как спасатели. Они втащили ее на слип якобы для ремонта, но когда обнаружили, что ее необходимо только отмыть и заменить одну доску в подзоре, то прибегли к простому средству, чтобы увеличить сумму ремонта, взяв ломы и оторвав шесть футов кормы.

К ремонту не приступили сразу, как я распорядился, поскольку на верфи хватало работы и без «Ишь ты!», и ее предпочли сохранять до спада заказов. И когда я приехал, она все еще сохранялась.

Я не слишком горжусь моим поведением в последующие недели, но то, как вели себя сенпьерцы, тоже особой гордости не внушает. Мы дрались. Мы дрались ожесточенно, непрерывно, прибегая к хитростям, а иногда буквально вцепляясь друг другу в горло. У меня ушло шесть недель на то, чтобы шхуну подготовили к выходу в море. Это был черный период обструкции, тоски, почти безумия, пока я боролся с разбоем и корыстью, с донной грязью и небрежностью напополам с ленью на верфи.

Мне вспоминаются только два светлых момента. Один — когда в припадке слепого бешенства я ворвался в кабинет губернатора островов и имел удовольствие назвать его превосходительство сукиным сыном. (Он не распорядился о моем аресте, хотя вполне мог бы это сделать, а удовлетворился тем, что меня вывели вон.) Второй светлый момент наступил, когда пираты предъявили мне счета за подъем шхуны и ее ремонт, а я не только отказался подписать их для страховой компании, но в присутствии свидетелей рекомендовал им — с соответствующим жестом, — чтобы они использовали эти счета для снижения дефицита туалетной бумаги, временно причинявшего неудобства жителям островов.

Эта черная интермедия закончилась в последнюю неделю июля, когда приехала Клэр. Внезапно засияло солнце (в буквальном смысле слова: со дня моего приезда все время стоял туман). «Ишь ты!» была относительно чистой (хотя мы еще несколько месяцев натыкались на отложения сен-пьерской грязи в разных укромных уголках); шхуна получила новый и надежный дизель, замену жуткой обалдуйки; койки ее были расширены, и она не текла настолько, насколько это вообще было для нее возможно. Присутствие Клэр рассеяло горечь в моей душе, я разыскал моих былых сен-пьерских друзей и помирился с ними.

Мартин, Тео и Пауло (который на самом деле ни в какую Вест-Индию не уплывал) до того обрадовались восстановлению наших отношений, что устроили для нас вечеринку. Она удалась на славу, и когда мы с Клэр отправились назад на «Ишь ты!» — уже спущенную на воду и вновь пришвартованную рядом с судном Пауло, — то были в очень веселом настроении.

Прежде я все забывал упомянуть, что мест общего пользования на «Ишь ты!» не было. Правду сказать, я не счел нужным ими обзаводиться, ведь до появления Клэр ничего такого не требовалось. Ватерштаг на носу, боканец на корме обеспечивали достаточные удобства на свежем воздухе. Для мужчин.

Поднявшись на борт, я спустился в каюту зажечь лампы, а Клэр оставил в уединении темной и скользкой палубы. Вскоре я услышал громовой всплеск, вылетел с фонариком наверх и обнаружил, что ее бледное личико болтается в маслянистой воде у борта. И не в одиночестве. Совсем рядом луч моего фонарика высветил оскаленные зубы кошки, которая погибла тяжкой смертью, и погибла очень-очень давно. К счастью, у Клэр достало сообразительности рта не раскрывать. Проглоти она хоть чуточку воды внутренней гавани, и, скорее всего, моя повесть завершилась бы трагически.

Спасение ее оказалось не простой задачей, поскольку, как указала она, когда наконец я втащил ее на палубу, промокшую насквозь и в полном бешенстве, «со спущенными по лодыжки брюками не поплаваешь!».

Безусловно, для нее это было жутким переживанием, но, когда она была доставлена к Пауло, где ее ублажили горячей ванной и подкрепили коньяком, а также снабдили чистой одеждой, ее чудесная натура тут же вступила в свои права. Правду сказать, она меня до того обрадовала, что я перепланировал форпик шхуны так, что там образовалось немножко места для кабиночки «исключительно для дам».

Хотя общая ситуация в Сен-Пьере стала относительно безоблачной, ее омрачала одна тень, которая все сгущалась и сгущалась, пока не начала угрожать серьезными неприятностями. Местные пираты требовали немедленной и полной уплаты и упрямо отказывались пойти на какие-либо уступки. Я со своей стороны не менее твердо решил не допустить уплаты хотя бы единого су, пока они не умерят своих требований. Нарыв лопнул, когда на борт поднялся avocat ^[18] и поставил меня в известность, что либо я уплачу все, и немедленно, либо он накроет шхуну одеялом. Это морское выражение, подразумевающее арест судна и передачу его в руки судебного исполнителя.