Шхуна, которая не желала плавать (СИ) - Моуэт Фарли. Страница 49

Мы увидели, как яхта повернулась вокруг своей оси, дала полный вперед и взревела, устремляясь теперь на нас. Но на этот раз я приготовился: крепко зажал стакан в руке и не пролил ни капли. На мостике я увидел мясистое лицо под фуражкой с золотым шнуром. Руки этого типа вцеплялись в штурвал так, словно он собирался сорвать колесо с оси, а лицо до того налилось кровью, что будь я кардиологом, так немедленно погнался б за ним на «Счастливом Дерзании» в уверенности, что без моих услуг ему не обойтись.

Когда замерли последние отголоски рева дизелей, коняга вышел из сарая, взыскательно оглядел пролив, а затем неторопливо направился туда, где смотритель покуривал трубку и любовался небом. Они вместе впряглись в деревянное бревно и начали вращать его по кругу, пока не открыли проход для нас. В пролете мы задержались немного поболтать. Коняга подошел к перилам и уставился вниз, на нас. Они с Альбертом словно бы прониклись взаимной симпатией, и я догадывался об источнике такой душевной гармонии. Думается, двух других настолько независимых четвероногих мне встречать не доводилось.

В следующие дни боги были к нам благосклонны. Грязевая ванна, которую приняла «Счастливое Дерзание», сделала свое дело, и шхунка оставалась кроткой. Возможно, ей стала интересна новизна ее нового мира. Мы миновали узкий пролив Кансо и вошли в пролив Нортумберленд, который, изгибаясь, как ятаган, отделяет Новую Шотландию от острова Принца Эдуарда. Если не считать короткой схватки с фронтальным шквалом, который положил шхунку на борт и чуть не сбросил Клэр с Альбертом в воду, плавание до Пикту, нашего следующего порта назначения, прошло без особых происшествий.

В Пикту к нам присоединился Джек Макклелланд, и верные своему слову Клэр и Альберт тут же сошли на берег.

Я смотрел им вслед с грустной завистью, тайно жалея, что не мог уйти с ними. Не то чтобы я имел что-нибудь против Джека как товарища по плаванию — просто я знал, что он не успокоится, пока не подвергнет себя, меня и «Счастливое Дерзание» какому-нибудь жуткому риску.

Прогноз погоды на вторую половину дня был скверный, и я полагал, что нам следует отложить отплытие до следующего утра. Джек и слушать не захотел.

— Вот что, — заявил он с обычным напором, — я сумел выкроить только неделю, чтобы помочь тебе добраться до «Экспо» на этой лохани. Значит, семь дней на тысячу двести миль. Мы будем плыть ночью и днем. Понятно?

— Да, Джек, — ответил я покорно.

И сошел на берег, чтобы отдать швартовы, где меня перехватил пожилой шкипер буксира, внимательно прислушивавшийся к нашему разговору.

— Ого-го-го! — сказал он с восхищением. — Этому вашему дружку пальца в рот не клади!

Мы отплыли в сумерках, двигаясь прямо посередине пролива Нортумберленд. Дул умеренный бриз, когда мы угодили в толчею, нас покачали сшибающиеся волны, но в целом все шло неплохо, пока перед рассветом ветер не стих и все не заволокло густым туманом. Несколько часов мы шли по компасу курсом, который гарантировал, что мы не окажемся вблизи суши. Но в восемь ноль-ноль, когда я внизу стряпал завтрак, меня, точно током, ударил крик Джека:

— Земля! Прямо по носу!

И действительно, прямо впереди сквозь туман смутно виднелся низкий берег, от которого нас отделяла новая толчея, бурлившая пенными волнами.

Джек заявил, что берег этот, несомненно, принадлежит Новой Шотландии и что мыс Торментин за ночь, видимо, вдался в середину пролива. На самом же деле мы заблудились. Пока мы обсуждали этот вопрос, я еще раз взглянул на «толчею» и вдруг с ужасом понял, что это вовсе не толчея, рожденная приливными течениями, а мель. Посмотрев на карту, мы пришли к выводу, что это могут быть только дурно прославленные Тайонские мели, тянущиеся вдоль берегов острова Принца Эдуарда. Мы отклонились от своего законного курса на много миль, и было очень много шансов, что наше плавание вот сейчас и завершится.

Мы кое-как выбрались, и я проложил новый курс, однако без особой уверенности. Наш компас совершенно очевидно загулял, и на него уже нельзя было полагаться. Он врал минимум на десять градусов, и остается только удивляться, что так незначительно, — когда я произвел осмотр, то увидел, что к самому боку компаса нежно прижимается большая стальная отвертка.

Я так и не установил, откуда она там взялась. Джек пробурчал что-то о непорядке в регуляторе двигателя среди ночи, а ведь компас совсем-совсем рядом. Вот и все, что он сказал. Ну да ладно.

За ночь слой беддекской грязи на корпусе «Счастливого Дерзания» опасно истончился. Так что мы зашли в Борден на острове Принца Эдуарда, там нашли чудесную отмель липкой красной островной глины и убедили шхуну сунуть в нее задницу на несколько часов. Когда мы вышли из Бордена, ее снова абсолютно закупорило, однако, медленно двигаясь на запад, она оставляла за собой след, темной кровью расходившийся в воде. Казалось, она вскрыла себе вены.

Мы продолжали идти по проливу и на следующий день зашли в акадийский порт Ричибакто на Нью-Браунсуике, чтобы взять топлива. С точки зрения Джека, лучше бы мы зашли куда-нибудь еще. У него страшная аллергия на всех ракообразных, а на омаров — особенно, и от их близости у него в буквальном смысле слова перехватывает дыхание, а по всему телу высыпает огненная, жутко зудящая сыпь. Ричибакто же один из мировых центров ловли омаров, а сезон был в разгаре.

Когда мы причалили, в порт начали возвращаться ловцы омаров. День у них выдался удачный. А поскольку мы были чужестранцами, то нам следовало оказать традиционное франко-акадийское радушие, и многие ловцы, проходя мимо нас, бросали в наш кокпит образчики своей добычи.

Под градом омаров Джек начал хрипло кашлять и бегать по палубе, точно собака, слишком долго разлученная с уличным фонарем. Обстрел не прекращался, и он начал чесаться, а его лицо становилось все более пунцовым. Глухо застонав, он спрыгнул на причал и замер, оглядываясь, точно его преследовали невидимые демоны. Но там ему спасения не было: повсюду грузовики с омарами, ящики с омарами и просто тысячи и тысячи омаров.

Он кинулся бежать по пристани мимо удивленных рыбаков и остановился, только когда добрался до пляжа. Но и там не нашел избавления: его догнал мальчик и предложил ему купить корзинку омаровых клешней. Наконец он обрел убежище в зеленой низинке в четверти мили дальше по берегу, где и сидел, прихлопывая комаров, пока я неторопливо завершал необходимые дела, упрятав наших омаров в металлический ящик из-под инструментов.

Надеюсь, радушные рыбаки Ричибакто простят меня — ведь едва мы отдалились от берега, я вернул омаров в их родную стихию. Другого выхода у меня не было. Как мы могли продолжать плавание, если мой помощник тратил все свое время и использовал обе руки, пытаясь хоть немного облегчить невыносимый зуд.

Мы плыли всю ночь, миновали Эскуминак и начали лавировать, пересекая широкий и коварный вход в залив Шалёр. Когда мы оказались вне видимости суши, Джек отпраздновал это событие припадком рассеянности.

Я приказал ему бросить лаг — медный цилиндр на конце лаглиня, очень длинного, чтобы определять пройденное расстояние. Бросить-то он его бросил, но забыл привязать другой конец лаглиня. Я еще долго буду лелеять воспоминание о выражении его лица, когда он стоял на корме и с недоумением взирал на свои пальцы, сквозь которые только что проскользнули последние дюймы незакрепленного лаглиня. Несмотря на потерю лага, завоевавшего мое сердце своей старинностью, я не смог не засмеяться — и допустил большую глупость. Когда час спустя мы начали штормовать и я решил вернуться и провести ночь в гавани острова Миску, Джек взбунтовался:

— Вернуться? Боже Великий! Ты только и умеешь, что возвращаться! Да будь у тебя храбрости хоть на канарейку, ты бы не изменил курса! Погибнуть боишься, а? Трус бесхребетный!

Я очень боялся погибнуть, но еще больше боялся того, чего натерплюсь от Джека в грядущие годы, если не поддамся на его подначку.

Переход через залив Шалёр оказался тем еще! Всю ночь мы боролись со штормом, какие мне редко доводилось переживать. Даже замечательная глина острова Принца Эдуарда не выдержала пляски свирепых валов, швырявших нас туда-сюда, будто кубик льда в шейкере. Глину вымыло из швов «Счастливого Дерзания», и вскоре в полупогруженном состоянии мы уже отчаянно высматривали признаки суши.