На краю пропасти. Экзистенциальный риск и будущее человечества - Орд Тоби. Страница 127

Обратите внимание, что в споре о дисконтировании, который философы ведут с экономистами, стороны не всегда хорошо слышат друг друга. Философы часто заявляют, что выступают за нулевую ставку дисконтирования, хотя обозначать этим термином то, что они имеют в виду, некорректно (в частности, их вовсе не смущает, что денежные выгоды, получаемые людьми, имеют меньшую значимость, если эти люди в будущем становятся богаче). Философы обычно говорят о нулевой ставке чистого временного предпочтения или отмечают, что компонент ηg не применим к рассматриваемой ими теме (например, пользе для здоровья).

625

Недавний опрос 180 экономистов, которые публиковали статьи о социальной ставке дисконтирования, показал, что оценка чисто временного предпочтения в 0 % встречается чаще, чем любая другая оценка, при медианном значении 0,5 % (Drupp et al., 2018, p. 120).

626

Ramsey (1928), p. 543; Harrod (1948), p. 40. Артур Пигу (Pigou, 1920, p. 25) предположил, что ненулевое чистое временное предпочтение “подразумевает… что мы плохо умеем заглядывать вперед”.

627

Я сомневаюсь в том, что и это – работа экономистов. Мало того что в результате формируется неполноценное представление об экономике, поскольку все позиции по нормативным вопросам сдаются, так еще и сдаются они ради того, что можно, по сути, приравнять к опросу общественного мнения.

Даже если экономика не хочет заниматься нормативными вопросами, ими займутся другие, кто будет готов к глубоким размышлениям и новым выводам, подкрепленным сильными аргументами. Часть таких людей трудится в сфере экономики, часть – в сфере философии, а часть рассеяна по другим сферам в академической среде и за ее пределами. Они, несомненно, пока не пришли к согласию по всем вопросам морали, но обладают добытым ценой больших усилий знанием нормативных проблем. Решение заменить их экспертизу общественным мнением (или мнениями действующего правительства) – само по себе неверный, на мой взгляд, нормативный выбор.

628

Хотя в одной из ранних статей на эту тему (Cropper, Aydede & Portney, 1994) было показано, что испытуемые решительно предпочитали спасать меньше жизней раньше, чем больше жизней позже, это не дало никаких реальных свидетельств существования чисто временного предпочтения. Дело в том, что, отвечая на уточняющие вопросы, многие из испытуемых сказали, что сделали выбор, потому что будущее не определено и потому что в будущем наверняка появятся технологии для спасения жизней, а не потому что проявили чисто временное предпочтение (см. подробнее у Menzel (2011)).

В последующем исследовании (Frederick, 2003) удалось лучше изолировать временное предпочтение от таких смежных факторов. Фредерик, например, попросил людей сравнить смерть одного человека в США от загрязняющих веществ в следующем году и смерть одного человека при аналогичных обстоятельствах через 100 лет: 64 % назвали их “одинаково плохими”, 28 % сказали, что более ранняя смерть хуже, а 8 % заявили, что хуже более поздняя смерть. Те 28 %, которые, судя по всему, проявили чисто временное предпочтение, полагали, что смерть сегодня эквивалентна примерно трем смертям через 100 лет. Таким образом, среднее временное предпочтение у всех участников составило менее четверти процента в год на протяжении следующего века (и, вероятно, продолжило бы снижаться в будущие века, что соответствует данным других экспериментов).

629

Это может объясняться сохранением экзистенциальных рисков, возможностью того, что даже успешное будущее не продлится долго, или неспособностью достичь процветания в будущем, не связанной с экзистенциальными рисками (а, например, в результате постепенной деградации, которую мы могли бы предотвратить в любой момент, но просто не сумели).

630

Stern, 2006. Стерн установил налог на катастрофу на уровне около 10 % в год достаточно произвольно и не пытался провести количественную оценку лучших данных о будущих рисках. Я, однако, полагаю, что он верно выбрал диапазон риска в следующем веке.

Хотя при обсуждении его подхода к дисконтированию вопросы вызывало главным образом очень низкое значение δ, он, по сути, включил в расчет компонент ηg. Однако, поскольку траектории темпов роста были сгенерированы в рамках его модели, ясно понять, каким образом это повлияло на полученные результаты, оказывается сложнее (см. Dasgupta (2007), где проводится глубокий анализ и осуществляется сравнение с ранней работой Нордхауса).

631

Это хорошо объясняет, почему чистое временное предпочтение должно быть неизменно со временем (и описываться экспоненциальной кривой). Дело в том, что таков единственный способ избежать “временной несогласованности”, то есть ситуации, когда с течением времени вы ожидаемо меняете свою точку зрения по вопросу о том, какая из двух выгод лучше. Но этот аргумент неприменим к темпам роста и налогу на катастрофу, которые представляют собой эмпирические параметры и должны устанавливаться в соответствии с нашими лучшими эмпирическими оценками.

632

Из третьей главы мы узнали, что уровень природного риска, вероятно, ниже 1 к 200 тысячам на год (с учетом того, что мы уже прожили 200 тысяч лет, а родственные виды в среднем существуют гораздо дольше). Дисконтированная ценность 50 %-ной вероятности дожить до периода, когда уровень катастрофического иска достигнет максимум 1 к 200 тысячам, превышает 100 тысяч лет.

633

Этот довод основан на аргументе Мартина Вейцмана (1998), но Вейцман не рассматривает дисконтирование на основе налога на катастрофу. Главное здесь – увидеть, что мы проводим дисконтирование на вероятность того, что катастрофа произойдет до обозначенного времени, а следовательно, фактический коэффициент дисконтирования в конкретный момент времени представляет собой вероятностное взвешенное среднее коэффициентов дисконтирования в мирах, которые кажутся нам правдоподобными. После этого будет несложно понять, что это не эквивалентно дисконтированию по средней ставке (или любой фиксированной ставке) и что в долгосрочной перспективе это приводит к дисконтированию по низшей из ставок, в которых мы хотя бы минимально уверены. Следовательно, даже если вам известно о существовании постоянного уровня риска, ваша неуверенность в том, каков этот уровень, может привести к неэкспоненциальному дисконтированию.

634

Это зависит от того, снижает ли такая работа риск лишь в краткосрочной перспективе или же оказывает на него долгосрочный эффект.

635

Например, если вы полагаете, что вероятность того, что мы проживем более миллиона лет, составляет не менее 10 %, можно с тем же успехом сказать, что достоверно-эквивалентная ставка дисконтирования снижается до такого значения, что дисконтированная ценность будущего оказывается не менее чем в 10 % × 1 000 000 = 100 000 раз больше ценности текущего года.

636

Parfit (1984); Ng (1989); Arrhenius (2000).

637

Это объясняется феноменом, который возникает при объединении нескольких средних. Говорят, комик Уилл Роджерс однажды сострил: “Когда оклахомцы уехали из Оклахомы и поселились в Калифорнии, средний уровень интеллекта вырос в обоих штатах”. Сначала кажется, что описанное невозможно, но затем становится понятно, что такое могло бы произойти, если бы люди, переехавшие из штата в штат, обладали уровнем интеллекта, который был бы ниже среднего по Оклахоме (и тогда их отъезд повысил бы среднее), но выше среднего по Калифорнии (и тогда их приезд повысил бы среднее). Это называется феноменом Уилла Роджерса и имеет важные следствия в медицинской статистике (Feinstein, Sosin & Wells, 1985).