Темная принцесса (ЛП) - Лоррейн Трейси. Страница 10

— Так какой тогда был смысл связывать меня и отдавать на твою милость, Ангел?

Я не могу отрицать, что если бы кто-то другой сделал это со мной, я бы чертовски перепугался.

Быть сдержанным, терять контроль. Ни то, ни другое мне не нравится.

Но это Калли.

Возможно, я что-то скрывал от нее, но на самом деле, я знаю, что нет ничего, чего бы я не отдал ей. Даже мои страхи.

Я дергаю себя за запястья, впечатленный тем, как она связала меня.

После многих лет тренировок я почти уверен, что смог бы довольно легко от них избавиться, но сейчас я позволю ей повеселиться.

— Я хочу быть внутри тебя, Николас—

— Уверен, это должно быть моей репликой, — съязвил я.

Рычание вырывается глубоко из ее горла.

— Ты приводишь в бешенство.

— И ты чертовски сексуальна и, как я подозреваю, прижимаешься своей все еще голой киской к моему члену.

Глубокий румянец на ее щеках говорит мне, что я прав.

— Ты хотела, чтобы у меня был легкий доступ ко второму раунду, красавица?

— Нет, я—

— Покажи мне, — требую я, мой взгляд опускается на ее раздвинутые бедра. У меня текут слюнки, когда я понимаю, что скрывается за ее короткой юбкой.

Но она отвергает меня.

— Я знаю, что ты пытаешься сделать, — говорит она, отводя взгляд от моего в сторону ножа в ее руке, когда она слегка проводит им по центру моей груди.

Мое сердцебиение учащается, когда я осознаю ее намерения с этой штукой. Сжимая пальцы в кулак, я пытаюсь подавить свои страхи.

Это просто Калли.

Я не понимаю, что закрыл глаза, пока мое имя не слетает с ее губ.

Они распахиваются, и я сразу же обнаруживаю, что ее голубые глаза смотрят на меня в ответ.

Гнев все еще омрачает их, но то, что я нахожу за этим, заставляет мое дыхание перехватывать.

Надежда.

Это то, чего она не должна чувствовать, когда дело касается меня.

Всю свою жизнь я был сплошным разочарованием, и у меня нет причин не верить, что в какой-то момент она тоже это поймет.

Я не уверен, что я достаточно силен, чтобы больше не давать ей этого видеть.

Стаскивая с меня футболку, она прижимает лезвие моего ножа к ткани.

Она мгновенно распадается, показывая ей, насколько острым является лезвие, с которым она играет, как с игрушкой, и она ахает от осознания.

— Ты могла бы убить меня одним неверным движением, красавица. Иногда я уверен, что для всех было бы лучше, если бы—

— Прекрати, — требует она. — Прекрати это прямо сейчас.

Я киваю, мои губы сжимаются.

— Я не они, Николас. У меня нет нереалистичных ожиданий относительно тебя. — Мне приходится прикусить губу изнутри, чтобы удержаться от того, чтобы сказать ей, что это так. — Я не хочу, чтобы ты была кем-то иным, кроме того, кто ты есть. Я возьму сломанные кусочки. Я возьму темноту, боль и мучения. Чего я не хочу, так это быть на периферии твоей жизни, как ты держишь всех остальных, несмотря на то, что постоянно говоришь мне, что я твоя. Потому что если я твоя, то и ты мой тоже. И если ты мой, я хочу каждую частичку тебя.

Не сводя с меня глаз, она разрезает прямо посередине мою рубашку, легко разрезая ее пополам и обнажая лишь часть уродства, которое я пытаюсь скрыть.

— Калли. — Ее имя срывается с моих губ как мольба, пока я борюсь с дьяволом внутри меня, который хочет сделать все, что в его силах, чтобы это не произошло.

Чтобы помешать ей увидеть настоящего меня.

Мои глаза закрываются, мне нужно отрезать себя от ее молчаливой мольбы впустить ее, и она издает страдальческий вздох.

Я делаю именно то, что обещал. Я разочаровываю ее, и это, черт возьми, убивает меня.

Боль пронзает мою грудь насквозь, как будто она воткнула мой нож прямо мне между ребер.

Она перебирается через мои бедра, ее вес поднимается с моего тела, и, клянусь гребаным Богом, с этим было бы легче справиться, если бы она уперлась рукой мне в грудь и начисто вырвала мое сердце.

Я проглатываю рев агонии, который хочет вырваться из моего горла, и заставляю свои глаза оставаться закрытыми, зная, что не смогу смотреть, как она уходит от меня.

Но тогда…

— Черт, — шиплю я, когда мягкое прикосновение ее губ щекочет мою ключицу.

Мои глаза распахиваются, и я смотрю вниз на нее, парящую надо мной, ее губы прижимаются к моей коже, а глаза смотрят в мои.

— Покажи мне, — умоляет она, ее глаза остекленели от эмоций. — Дай мне увидеть его.

Мое сердце колотится так сильно, что стучит по ребрам, как теннисный мяч, снова и снова ударяющийся о стену.

— Ангел, — тону я, когда она сдвигается, опуская губы к верхней части моего самого длинного шрама.

— Ты не пугаешь меня, Николас. Ничто в тебе не пугает меня.

Я почти уверен, что мое сердце вообще перестает биться, когда она наконец отрывает от меня взгляд, опускает губы, прежде чем поцеловать линию вдоль моего шрама.

— Черт, — стону я, когда она снова проводит языком вверх, и она не останавливается, пока ее губы не находят мои. Но она не целует меня. Она просто смотрит мне в глаза, ее дыхание обдает меня, и у меня текут слюнки от желания попробовать ее на вкус.

— Где мы, Николас?

Моему мозгу требуется несколько секунд, чтобы сработать правильно, чтобы я мог составлять слова.

— Д-д-дом моих б-бабушки и дедушки. Р-Родители м-моей мамы.

— Где, по их мнению, я? Мы?

— Т-т— я втягиваю воздух, готовясь к удару. — Они думают, что твоя мама забронировала тебе жилье за городом, чтобы ты могла сосредоточиться.

— Как долго мы собираемся здесь пробыть?

— Я не знаю, красавица. Пока я не буду уверен, что тебе безопасно возвращаться. Я, блядь, клянусь тебе, я не сделаю ничего, что подвергнет тебя опасности. Никогда.

Она понимающе кивает, ее нос соприкасается с моим.

— Как они думают, где ты находишься?

— Где, по их мнению, я обычно нахожусь? Прячусь. Приношу свою душу в жертву сатане.

Подушка под моей головой сдвигается, и она немного приподнимается, чтобы как следует рассмотреть меня.

— Они просто хотят, чтобы ты была частью их, ты ведь знаешь это, верно?

Я пожимаю одним плечом. — Я уверен, они бы едва заметили, если бы—

— Нет, — решительно огрызается она. — Тебе нужно выбросить это дерьмо из головы. Им не все равно, Николас. Им всегда было не все равно. Они просто… они пытались быть такими, как тебе нужно. Но я не думаю, что ты знаешь, что это такое, не больше, чем они.

— Мне нужно— Я быстро обрываю себя, непроизвольная реакция, чтобы сдержаться, несмотря на все это.

Калли предупреждающе рычит, и, если бы я в данный момент не истекал кровью под ней, я мог бы посмеяться над ее попыткой напугать меня. Но сейчас я чертовски напуган.

— Мне нужно, чтобы меня приняли, — говорю я, отводя от нее взгляд, когда стыд прожигает меня насквозь.

— Видишь, это то, чего ты не понимаешь, — мягко говорит она, ее пальцы хватают меня за подбородок и поворачивают обратно, так что у меня нет выбора, кроме как смотреть на нее. — Они все принимают тебя. Единственный человек, который этого не делает, — это ты.

— А как насчет тебя? — Спрашиваю я, голова идет кругом от всего, что она мне говорит. Это неудивительно. В глубине души я знаю все это дерьмо. Но знать, что она тоже это видит, что она может снять все слои моего дерьма и точно знать, что я чувствую, ошеломляет.

— Я бы не настаивала так сильно, если бы мне было все равно, Николас.

— Почему ты это делаешь?

Она откидывается назад, кончики ее пальцев скользят по моей обнаженной груди, заставляя меня содрогнуться. Никто не прикасался к моей коже здесь уже… долгое, блядь, время.

— Потому что… — говорит она, поддразнивая меня и заставляя ждать.

Ее глаза отрываются от моих, и я наблюдаю, как она рассматривает длинный шрам, который она поцеловала, прежде чем ее взгляд переходит на другие — некоторые, о которых она знает, некоторые, которые, должно быть, застают ее врасплох.