Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 (СИ) - Шульман Нелли. Страница 76
Хана приехала к воскресному обеду на набережной Августинок прямо из близлежащего госпиталя Отель-Дье. Краузе начал вставать и ходить по палате. Она привезла адвокату свежие круассаны и попросила медбрата заварить кофе. Медбрата который день успешно изображал месье Ламбер, Механик:
– Меня мальчишкой угнали на работы в Германию, в Мюнхен… – хмуро заметил он Хане в курилке, – я тогда еще действительно трудился механиком на заводах Ситроена. Я хорошо говорю по-немецки… – он кинул сигарету в урну, – но месье Адвокат об этом не догадывается. Если он куда-то позвонит, если кто-то его навестит, мы все немедленно узнаем…
Хана поняла, что после отъезда Краузе в Германию месье Механик вернется к своим обычным обязанностям:
– Он тоже покинет Париж… – Хана оглядывала антикварный фарфор тети Лауры, – он упоминал, что его новое задание случится совсем не во Франции… – больше Механик ничего не говорил, а Хана не спрашивала:
– Меньше знаешь, лучше спишь, – напомнила себе девушка, – я не имею права сообщать о нападении на Краузе даже семье… – услышав о ее будущем визите в Гамбург, Краузе обрадовался:
– Я позвоню приятелям, вам… – он слегка запнулся, – снимут квартиру в хорошем доме рядом с гаванью. У вас… – Хана видела, что он хочет сказать совсем другое, – будет балкон, как в апартаментах, где мы познакомились… – Хана понимала, что Краузе рассчитывает на приглашение:
– И не к обеду или ужину, – угрюмо подумала девушка, – он платит за комнаты и въедет туда с багажом… – Хана ласково пожала его руку:
– Я буду рада видеть вас моим гостем, милый. Мы с вами друзья… – девушка поглаживала его ладонь, – очень близкие друзья, Фредерик…
Хану немного затошнило, однако девушка вздохнула:
– Какая разница? Одним больше, одним меньше… – ей отчаянно хотелось забыть об Аароне, но ничего не получалось:
– Я все время думаю, что это он со мной… – сидя в парадной столовой квартиры, Хана незаметно покусала губы, – с ним мне было хорошо, а с остальными только хочется больше никогда их не видеть… – она не сказала тете Марте о записке, полученной от президента:
– Узнай ФБР о таком, меня не оставят в покое. Я не хочу, чтобы за мной следили… – конверт от Кеннеди она сожгла в ванной номера в Le Bristol, – все можно и нужно сохранить в тайне… – на главном почтамте Парижа, из будки автоматической связи, она позвонила на номер, указанный в записке:
– Бостонский телефон… – ей ответил мужской голос с таким, как у Кеннеди, акцентом, – наверное, его доверенный человек… – Хана сказала, что вернется в Америку в июне и будет рада встрече.
Она кинула косой взгляд на лицо брата:
– Джо отдохнул. Тетя Лаура вокруг него чуть ли не на цыпочках ходит, приносит ему кофе в постель… – за весенним супом из спаржи и молодым цыпленком, они говорили о погоде:
– Дожди вроде закончились, – весело сказал Пьер, – самое время достать наши велосипеды из кладовки. Там и твой стоит, Хана. Со времен коллежа Севиньи ты не выросла, – подросток широко улыбнулся, – ты сможешь им пользоваться… – они хотели поехать на велосипедах в Булонский лес:
– Устройте пикник, – Лаура кивнула, – прогноз обещает тепло. Отличная погода для путешествия, милые… – пистолет сына она надежно спрятала в тайник, устроенный в шелковой обивке ее дорожного саквояжа от Goyard. Ловкие руки Лауры порхали над тканью:
– Мишель научил меня делать такие тайники в сорок первом году, в Бретани… – Лаура знала, что старший сын не поинтересуется, оказался ли его пистолет в банковской ячейке:
– Джо мне доверяет и правильно делает. Я его мать, я не обману сына… – Лаура рассчитывала отнести оружие в банк после возвращения с глухой фермы у датской границы. Сначала ей надо было добраться до Гамбурга и, как думала женщина, осмотреться:
– С Моллер мне пистолет не понадобится, то есть стрелять я из него не буду… – она налила себе кофе:
– Я боюсь, что мне придется ненадолго вас оставить, милые… – небрежно заметила Лаура, – я тоже уезжаю… – Джо даже положил вилку. Лаура взглянула на изумленные лица сыновей и Ханы:
– Они удивились, но они рады. Они считают, что я выздоровела, но я никогда и не болела… – Пьер отозвался:
– Здорово! Куда ты едешь, мамочка… – яркое солнце заиграло в ее полуседых, аккуратно уложенных волосах:
– Навестить старых знакомых, – невозмутимо ответила Лаура, – встретиться с товарищами по оружию.
Бельгия
Мон-Сен-Мартен
На дубовых половицах передней дома Гольдбергов громоздились саквояжи. Гамен ошалело скакал среди вещей, залезая в плетеную корзинку с провизией, обнюхивая стянутый ремнем пузатый чемодан. Пес тащил за собой кожаный поводок. Из приоткрытой на улицу двери доносилось урчание автомобильного мотора.
Высокая, темноволосая девочка стояла посреди прихожей, шевеля губами:
– Чемодан, саквояж папы, саквояж мамы Лады, игрушки Мишель… – Роза Гольдберг крикнула:
– Элиза! Где игрушки, спускай их сюда! Мы через четверть часа уезжаем, хватит копаться… – Роза, старше сестры на полчаса, никогда не забывала об этом упомянуть. На площадке второго этажа блеснули светлые локоны:
– Не ори, – довольно любезно сказала младшая Гольдберг, – здесь не рыбный рынок в Остенде. Вот игрушки, а вот и сама Мишель… – кудрявая малышка осторожно спускалась по лестнице, волоча за собой холщовую кошелку. Ступеньки усеяли выпавшие из мешка кубики. Роза закатила глаза цвета горького шоколада:
– С вами беспорядка не оберешься. Опять витаешь в облаках, – она ловко выхватила из руки сестры смятый конверт, – читаешь письма от ухажера… – Элиза потянула весточку обратно:
– Отдай! Он не ухажер, мы друзья, а ты завидуешь, потому что тебе никто не пишет… – конверт надорвался, на ковер прихожей выпало цветное фото. Моше Судаков, в шортах и широкополой шляпе, сидел за рулем трактора. Гамен, клацнув зубами, схватил снимок. Мишель, оступившись, шлепнувшись на пол, обиженно заплакала.
Элиза немедленно подняла сестру на руки:
– Сейчас мама придет, – заворковала девочка, – она яйца собирает…
Выезд Гольдбергов в Остенде на майские каникулы больше напоминал военную операцию. После нового года Эмиль по телефону заказал семейный номер в кошерном пансионате. Лада заранее начала складывать корзину с провизией:
– Ты говоришь, что номер с кухней, – озабоченно сказала она мужу, – лучше повезти продукты с собой, вдруг начнутся перебои с товарами в магазинах… – забрав пока пустую корзинку, Гольдберг усадил жену себе на колено:
– Это не Советский Союз… – смешливо сказал он, целуя белокурую прядь на ее виске, – у нас не бывает дефицита. И вообще, ты едешь отдохнуть, а не стоять у плиты… – пощекотав ее, он подытожил:
– Но провизию вези, насчет экономии ты права… – Эмиль намеревался готовить сам, с помощью старших дочерей:
– Лада пусть ходит на пляж и отдыхает в номере, – решил он, – не так часто мы бываем вместе, а отпуска у меня всего две недели… – двойняшкам, отличницам, разрешили длинный отдых в мае:
– Правда, потом мы учимся до конца июля, – вздохнула Роза, – но в августе папа обещал нам поход с палаткой на Ботранж… – Мишель, успокоившись, прикорнула на руках Элизы:
– Она хорошо обращается с малышами… – Роза быстро подобрала игрушки с лестницы, – она хочет стать врачом, как папа…
В своем углу большой детской, на пробковой доске, Роза развесила фотографии и вырезки из газет о работе докторов в Африке. Был там и последний снимок их кузины Маргариты. Доктор Кардозо сидела в лаборатории за микроскопом:
– Охотница за вирусами… – гласил заголовок, – Маргарита Кардозо продолжает дело своего отца, профессора Кардозо, героя войны… – весной перед белокаменным храмом святого Иоанна Крестителя, на огороженном участке, появилась табличка:
– Здесь будет возведен памятник жертвам нацизма, отдавшим жизни ради торжества правды на земле… – рядом стоял стальной ящик для пожертвований. Двойняшки каждую неделю бросали в прорезь несколько сантимов из карманных денег: