Указка - Кошкин Алексей. Страница 40

Но даром везти ее никто не захотел, а за ту плату, которая у нее была, Юнче сама отказалась. И пошла пешком.

— То есть я и сама не знаю в подробностях, как меня привезли в Великодержавию. Что ж, кто-то решил за меня…

Юнче рассказала эту историю только один раз, и больше ее не спрашивали, даже когда она много позже оказалась на Острове мятежников.

А те, кто слышал ее рассказ, спросили:

— А что было потом? Пыталась ли ты вернуться? И откуда у тебя деньги?

— Вернуться я попыталась, кое-как доехала до границы, — ответила Юнче. — Но у меня не было документов, и через границу я не смогла перейти. Потом мне помогли проститутки. Они пожалели меня, потому что сами когда-то были в подобной ситуации. И подарили мне дорогие сигареты… Кстати, это правда, что новый президент Великодержавии сам из этих, из ВСБ? Неужели? Ладно, наплевать…

Однако она угрюмо взъерошилась и ушла в себя.

Юнче была старше Хасани почти на год. Она кричала, пинала его:

— Умней, мальчишка! О чем ты думаешь? Об уважении сверстников, о куске хлеба насущного, о безопасности своего хилого тела? Посмотри, там, за гребнем холма твоего сознания — все! Хотя бы взгляни за холм, сделай несколько шагов! У тебя болит живот? Да, болит, потому что вчера тебя испинали милиционеры, когда ты не отдал им свою выручку. В том месте, о котором я говорю, там — розовое небо и черные деревья, тишина — ночью ты бродишь один по старинным улицам, тебе поют менестрели и феи, а ты — главный, ты личность, и все там личности, уважающие тебя.

Что тебе более приятно? Искреннее, волчье хамство, измордовавшее твоих родителей и тебя, хотя ты еще и не жил, или вежливость, извечный салют, вошедший в привычку у тех людей? Никто не посмеет ударить того, кому он улыбнулся, кому он обрадовался. Почему твой гребень, твой занавес, так высок и упруг? Даже сигареты и пиво, без которых ты не мыслишь своей жизни, — там в десятки раз лучше и веселее. Взрослей, и сбежим отсюда, только надо сперва поумнеть!

И она заставляла его читать. А до нее книги уходили на костры.

Да, ничего не было в их квартале новее и ярче ее веселья. И даже когда пьяные парни, которых никто не знал, надавали ей оплеух и изваляли в пыли, она кричала им вслед:

— Успокойтесь! Что могут ваши жадные лапы против моего заговора? Я вижу скорый переворот в вашем гнусном гнезде и ваш крах. Солнце ежедневно показывает вам путь к истине, семеня с востока на запад; только там оно и может найти свой приют — в безопасности и добре!

И когда пришло известие, что избили их сумасшедшую, мужики вскочили. Они догнали тех парней и нарисовали их мордами на тротуаре сложные, но внушающие уважение символы.

Хасани пытался сопротивляться ее напору. Слова его казались неуклюжими даже ему самому, а она только веселилась. Не успев повзрослеть к моменту их знакомства, Хасани еще сохранял способность к детским обидам, но совсем не владел логикой и знаниями, из-за чего Юнче приходила иногда в шоковое состояние.

Что тогда было сказано про интим? Так ничего и не было. Скорее всего, просто не успели. Началось.

Да, президент Великодержавии издал Указ и губернатора Побережья и Острова выгнали, назначив другого. Милиционеров тоже выгнали. На их место пришли странные люди в масках и зеленой одежде, они говорили со столичным произношением и были еще более жирные, более потные, более уверенные, более жадные. Эти отнимали всё. И врывались по ночам в квартиры, хватали сонных людей и уводили куда-то насовсем.

И люди стали шепотом обсуждать, где взять оружие. А потом не шепотом. И оружие появилось — его неожиданно стали раздавать на рынках, и люди в масках молча смотрели, словно кто-то приказал им не вмешиваться. Словно они не догадывались, в кого люди будут стрелять! А потом взорвался сам рынок, да так громко, что Юнче и Хасани подскочили на своих койках и моментально оказались у окна. Над рынком стояло зарево, розовое и прекрасное!

— Надо убираться из этого города, — спокойно сказала Юнче. — Они добились своего. Ты знаешь, у меня уже есть револьвер. Кажется, ему найдется работа.

Было непонятно, кто это «они», но утром все стало неважно. К ним ворвались те самые люди в масках. Револьвер они не нашли, да они и не искали ничего. Они страшно ударили Юнче, и она упала без сознания. Наверно, ей повезло; на нее перестали обращать внимание.

А Хасани пришлось плохо. Его били железной цепью. «Зачем?» Сапогами ему сломали ребра. «Вы кто?» И перебили позвоночник, и выбили глаза. А потом ушли, зачем-то застрелив тетку, которая торговала восковыми свечами и керосином… Керосин унесли.

Когда Юнче пришла в себя, горели заборы и дома, но никто уже не кричал. В молчащий город входила армия Великодержавии. Юнче забинтовала Хасани и приволокла его на кровать, там он лежал. А тетку она не смогла сдвинуть с места.

Прошло два дня. Окраину города не трогали. Из приморских поселков приходили странные вести, что собирается армия мятежников. Собирается обосноваться на Острове и объявить войну Великодержавии.

Юнче села возле неподвижного Хасани.

— Знаешь, — сказала она, — давно слышала одну сказку. Хочешь, расскажу? Слушай. Далеко на севере, среди льдов и чистоты живут боги. Раньше они жили с нами, но потом испугались нас и ушли…

Она прислушалась. По улице валили люди в масках. Они грязно ругались и топтали все вокруг. К счастью, в доме Юнче не горел свет. Хасани издал непонятный звук — у него была сломана челюсть. Юнче продолжала свою сказку:

— Боги… Они странные. Так вот, они испугались, но иногда спускаются к нам с ледяного Олимпа. Они такие умные, что даже сами иногда удивляются. Только они очень наивные.

Знаешь, как они говорят, когда собираются вместе? А вот как они говорят, и при этом качают седыми гривами — у них на головах за много тысяч лет наросли целые гривы:

— Ну что, ребята! — начинает Главный Бог. — Есть для нас работа. Существует некий народ, живущий, по нашему пониманию, во грехе. Пока неизвестно — каннибалы или мужеложцы, а может, у них не соблюдаются права человека. Что будем делать?

Боги возмущаются, трясут гривами. Кричат: «Позор, позор! Так не должно быть!»

Главный:

— Предлагаю войти в этот народ и научить его, как жить без греха. Мы подготовим миссию и войдем в этот самый народ. Мы учить умеем — никто еще не ушел от нас, не согласный с нами. Dixi.

(Это слово означает — «я сказал».)

Тут поднимается маленький бог и возражает:

— Да ты чего, Главный! Не помнишь, что ли, чем это всегда кончается? Слишком много страха, страданий, беды!

Все с укоризной смотрят на него, но маленький бог не смущается:

— Нет, — поправляется он. — Я не имел в виду наши с вами страдания. Мы привыкли. Я о страданиях людей, тех, кого мы учим. С ними-то по-другому не бывает, особенно в таких вот грешных народах. Тяжело им расстаться с привычкой, перестать быть мужеложцами и каннибалами и начать соблюдать права человека. О них-то вы подумали?

Главный Бог пожимает плечами.

— Это общеизвестно, — говорит он. — Действие всегда встречает противодействие, и страдания, как трение, возрастают в результате этого столкновения, и, возможно, нас проклянут, потому что у нас будет огонь… Мы можем даже сгинуть, но в конечном итоге народ заживет счастливо, страдания исчезнут. Трение исчезнет, все успокоится, только уже на своих местах… Но ты меня раздосадовал своим упрямством. Иди и потренируйся на каком-нибудь народе и сам убедись, что его счастье, принесенное тобой, стоит страданий. И не возвращайся без результата.

И спорщик пошел вниз с горы, покинул ледяную страну.

Что же дальше? А вот что: проходят века… Маленький бог появляется посреди этого сонма. Его просят рассказать, где он был и чего добился.

— Я удивлен, изумлен, растерян, раздавлен, — говорит маленький бог. — Совершенно непредсказуемые результаты! Даже не знаю, как и сказать…