Следователи Петра Великого - Серов Дмитрий Олегович. Страница 68

Примечательно, что в связи с пожалованием этой деревни Г. Г. Скорняков-Писарев попытался заменить не вполне благозвучную часть своей фамилии. В документах 1710-х годов Григорий Григорьевич стал регулярно фигурировать как Экиматов-Писарев (подобное использование названия имения в качестве фамильного прозвища имело тогда широкое распространение среди польской шляхты). Новый вариант фамилии будущего обер-прокурора, однако, не утвердился.

Земельные владения Григория Григорьевича прирастали и позднее. В 1714 году он стал владельцем восьми пожалованных дворов в новозавоеванном Копорском уезде, а в 1717-м — целой кирхи в 197 дворов в Выборгском уезде {938}.

Однако прочно вошедший в военно-походное окружение Петра I, завоевавший репутацию знатока артиллерийского и инженерного дела Г. Г. Скорняков-Писарев в правительственной среде продолжал оставаться фигурой малозаметной. Ситуация кардинально переменилась в 1718 году.

9 февраля 1718 года гвардии майор Григорий Скорняков-Писарев получил собственноручно написанный царем секретный указ отправиться в Суздаль {939}. Боевому офицеру-артиллеристу надлежало установить возможную причастность к делу опального царевича Алексея Петровича его матери — первой супруги государя Евдокии Федоровны. Еще в 1698 году насильно постриженная в монахини под именем Елены бывшая царица содержалась в Покровском девичьем монастыре.

Возложение на Г. Г. Скорнякова-Писарева поручения провести, в современном понимании, доследственную проверку в отношении бывшей царицы было не случайным. К 1718 году Петр I уже неоднократно откомандировывал лично известных ему гвардейцев для исполнения поручений следственного характера — в первую очередь в состав следственных канцелярий.

Как бы то ни было, царь Петр Алексеевич не прогадал с новым поручением своему сослуживцу по бомбардирской роте. Прибыв 10 февраля в Суздаль, не имевший никакой юридической подготовки [171], Григорий Скорняков-Писарев провел в Покровском монастыре серию грамотно организованных обысков и допросов. В итоге менее чем за недельный срок гвардии майор сумел не только получить сведения, изобличавшие Евдокию в оппозиционных настроениях, но и выявить сложившийся вокруг нее кружок единомышленников из числа светских и духовных лиц {940}.

Заодно в первом же донесении от 10 февраля Григорий Григорьевич крайне встревожил Петра I известием, что Евдокия Федоровна вообще не была пострижена {941}. Совершившееся в 1711 году бракосочетание царя с плененной в 1702 году бывшей пасторской служанкой Мартой Скавронской (в крещении Екатериной Алексеевной) оказывалось в этом случае незаконным, а родившийся в 1715 году государев любимец царевич Петр Петрович становился внебрачным ребенком. Впрочем, к облегчению государя, в ходе дальнейшего расследования информация о непострижении Евдокии не подтвердилась.

Верно оценив значение добытых Г. Г. Скорняковым-Писаревым сведений, Петр I предписал ему арестовать бывшую царицу и «ея фаворитов» и этапировать их в Москву. Уголовное дело по обвинению Евдокии и ее сообщников («суздальский розыск») стало одним из составных частей многоэпизодного дела по обвинению в государственной измене бывшего наследника престола царевича Алексея Петровича.

Продолжившееся с 16 февраля 1718 года в Москве, точнее в подмосковном селе Преображенском, расследование дела бывшей царицы осуществлялось форсированными темпами. Общее число арестованных по «суздальскому розыску» очень скоро достигло сорока пяти человек (включая 16 лиц духовного звания).

При всем том, что основная часть фигурантов дела, включая саму Евдокию, была повинна лишь в словесной критике Петра I и его нововведений да в ожидании воцарения Алексея Петровича, следствию удалось, вероятно, выйти на след реального заговора против царя-реформатора. Это произошло в ходе выяснения обстоятельств взаимоотношений Евдокии с бывавшим в Суздале неким майором С. Б. Глебовым.

Будучи арестован и допрошен 20 февраля, Степан Глебов незамедлительно дал признательные показания, что якобы состоял с Евдокией Федоровной в интимных отношениях («жил с нею блудно»). На следующий день, 21 февраля, эти показания на очной ставке с ним подтвердила и сама бывшая царица {942}.

Подобные показания были крайне выгодны Петру I, весьма заинтересованному в компрометации бывшей жены. Лучшего сюжета, чем «блуд» монахини с мирянином, придумать было трудно. Загвоздка в данном случае заключалась в ином.

Дело в том, что при обыске в доме С. Б. Глебова была найдена подборка зашифрованных записей («писма цифирныя»). И ключ к шифру столь легко согласившийся дать показания о связи с царицей-монахиней Степан Глебов выдать отказался, причем утвердился в этом отказе в ходе серии допросов под пыткой.

В итоге следствие было вынуждено удовлетвориться показаниями С. Б. Глебова, что шифрованные записи содержат «выписки из книг» (?) и что он «цыфирь складывал сам и ни с кем не соглашался» {943}. Что же касается романических отношений с Евдокией Федоровной, то они, по всей очевидности, явились фантазией следователей, стремившихся в угоду царю (или же по его прямому указанию) скомпрометировать бывшую царицу {944}.

Между тем отказ выдать ключ к шифру обернулся для С. Б. Глебова не просто смертным приговором. Раздосадованный и встревоженный стойкостью подследственного, Петр I распорядился подвергнуть его крайне редко применявшейся в России квалифицированной форме смертной казни — посажению на кол.

Казнь Степана Глебова состоялась в Москве в морозный день 15 марта 1718 года. На тот случай, если осужденный изъявил бы желание покаяться в ходе медленного умирания, на эшафот были направлены трое доверенных священнослужителей. Однако, несмотря на то что Степан Глебов промучился на колу почти сутки [172], никаких откровений от него не последовало.

Исходя из обстоятельств дела С. Б. Глебова, можно предположить, что он был участником (или даже одним из руководителей) заговора против Петра I, возникшего, вероятно, в среде офицеров «полевой» армии (гвардейцы были, несомненно, лояльны к царю). Как бы то ни было, тайну этого заговора, если он и в самом деле имел место, Степан Глебов унес с собой в могилу.

Из числа духовных лиц крупнейшим деятелем, изобличенным Г. Г. Скорняковым-Писаревым, явился ростовский епископ Досифей, лишенный сана 27 февраля 1718 года (далее в судебно-следственных документах он именовался «розстрига Демид»). Как было установлено следствием, Досифей-Демид всячески покровительствовал Евдокии Федоровне, предсказывал возвращение ей статуса царицы, высказывал негативное отношение к Петру I и желал скорейшего воцарения Алексея Петровича {945}.

Публичным итогом «суздальского розыска» явилось обнародование 5 марта 1718 года беспрецедентно откровенного по содержавшимся «амурным» подробностям «Манифеста о бывшей царице Евдокии», типографски опубликованного тремя (!) тиражами {946}. Очень уж разбирало Петра I стремление «втоптать в грязь» бывшую супругу… Вслед за этим Евдокия Федоровна 20 марта была отправлена в ссылку под строгий надзор в девичий монастырь в Старую Ладогу.

После завершения «суздальского розыска» Г. Г. Скорняков-Писарев вслед за царем выехал в Санкт-Петербург. Здесь гвардии майор продолжил следственную деятельность уже на постоянной основе, будучи назначен государем в руководство только что основанной Тайной канцелярии, главой которой стал главный следователь по делу царевича Алексея Петровича тайный советник П. А. Толстой.