Советы юным леди по безупречной репутации - Ирвин Софи. Страница 6

Они помолчали.

– Мы должны быть очень и очень осторожны, – сказала Элиза.

Откровенная улыбка освещала теперь лицо кузины.

– Я серьезно, Маргарет, – продолжила Элиза. – Если Селуины унюхают хотя бы слабый запашок небрежения приличиями, они немедленно поднимут визг насчет оговорки о моральном облике. Нам необходимо сочинить причину, почему мы не едем в Бальфур, – такую причину, которая устроила бы всех.

– Куда поедем? – поинтересовалась Маргарет. – В Лондон?

– Лондон… – мечтательно протянула Элиза.

Она почти не посещала столицу со времени своего первого (и единственного) светского сезона. Сейчас она представила себе, как живет там с Маргарет, как они, свободные и независимые, любуются произведениями искусства и ходят по музеям сколько вздумается. В мае Королевская академия художеств устраивает Летнюю выставку – Элиза не бывала там с семнадцати лет. Впрочем, не получится.

– Пока я ношу полный траур, в Лондон нам нельзя, – сказала она. – Нас немедленно осудят.

– Тогда в другой город, – предложила Маргарет. – Такой, где достаточно развлечений, чтобы нас занять, даже если ты не можешь посещать светские сборища. Как насчет Бата?

Бат. Элиза обдумала эту идею.

– Да, – решилась она наконец. – Полагаю, развлечения там тихие и скромные, а еще я могу сказать, что доктор прописал мне тамошние воды для укрепления здоровья. Никто и не догадается, что это ложь.

– Я буду ходить по библиотекам, посещать концерты, встречу новых интересных людей, – мечтательно произнесла Маргарет.

– Верно, – подхватила Элиза. – А я… я…

Она запнулась, в душу проникли сомнения. Перед ее мысленным взором мгновенно предстала миссис Бальфур, пронзающая ее недовольным взглядом, и она поникла перед лицом этого осуждения. Мать будет очень и очень разочарована. Как и отец. Элиза прикусила губу и подняла глаза к висевшей на стене картине дедушки – крохотной отважной лодочке, что держалась на воде лишь благодаря невероятному напряжению сил. Маргарет издала мягкий, ободряющий звук – такими успокаивают испуганную лошадь, – и Элиза сделала глубокий-глубокий вдох.

– А я превращусь в… модную леди? – предположила она.

– Да! – немедленно согласилась подруга.

– И буду рисовать, – добавила Элиза уже тверже.

– Хоть весь день, если тебе заблагорассудится.

– И… и никогда больше не выйду замуж по велению долга, – сказала Элиза; в горле у нее внезапно пересохло. – Теперь это… это для меня в прошлом.

Маргарет, сидевшая напротив, подняла бокал.

– Вот такой тост мне нравится! – воскликнула она. – За Бат!

Глава 3

За свои двадцать семь лет Элиза почти никогда не совершала ничего такого, что могло бы оскорбить, отвратить или хотя бы удивить высший свет. А посему побег из Харфилд-холла представлялся ей особенно волнующим. Хотя подруги продумывали его две недели и известили в письмах всех членов семейства Бальфур, хотя им предстояло путешествовать в надежном экипаже Сомерсетов, Элизой все равно владело такое чувство, будто она совершает нечто противозаконное, нечто сродни головокружительной скачке в деревню Гретна-Грин для тайного венчания.

– Ты сегодня опять получила письмо от матери? – спросила Маргарет, когда они садились в экипаж.

Их сопровождала Пардл – горничная Элизы. Поскольку путешествие предстояло недолгое (меньше двадцати миль), а февральское утро выдалось ясным, Элиза выбрала для поездки в Бат ландо, чтобы пассажирки могли подставить лица теплым солнечным лучам. Багаж они отправили заранее под присмотром Перкинса и еще двух горничных – только этих слуг Элиза и взяла с собой. Лишив Харфилд дворецкого – чего она не сделала бы, если бы Перкинс сам об этом не попросил, – графиня испытывала чувство вины и потому не решилась заявить права на большее количество слуг.

– Ну а по прибытии нас будет ждать еще одно письмо, – сказала Элиза.

Как и следовало ожидать, никто из клана Бальфуров не обрадовался их решению, но при деятельной поддержке Маргарет и под прикрытием вымышленной рекомендации доктора Элиза осталась непреклонной. И когда ни одно из писем миссис Бальфур (тон которых колебался от возмущенного до умоляющего) не возымело действия, Маргарет получила, пусть и неохотное, разрешение сопровождать Элизу, пока не родится ребенок Лавинии.

– А что слышно от Сомерсета? – спросила кузина.

Элиза не ответила, притворившись, что расправляет на сиденье юбки. В ноги беглянкам положили горячие кирпичи, колени накрыли пледами – этого было достаточно, чтобы с комфортом добраться до деревни на полпути, где они намеревались сделать остановку и подкрепиться. Элиза надела в поездку свое самое теплое (и самое невзрачное) платье: очередное черное одеяние с длинными рукавами и высоким воротом. Сверху накинула толстый шерстяной плащ, а на голову нацепила громоздкий капор, мешавший смотреть по сторонам.

– Ты ему так и не написала? – догадалась Маргарет. – Элиза!

– Я напишу! – пообещала та, защищаясь.

Конечно, одобрение Сомерсета было не менее значимым, нежели согласие миссис Бальфур, ибо только он обладал властью лишить Элизу наследства. Однако она десяток раз бралась за перо и не находила в себе сил начертать хоть одно слово. Как, скажите на милость, составить формальное послание джентльмену, с которым вы некогда обменивались любовными письмами?

– Напишу ему, как только приедем, – поклялась Элиза.

Она бросила последний взгляд на Харфилд во всей его подавляющей громадности. Отчетливо, как наяву, вспомнила чувство тревоги, которое пробудилось в ней, когда она прибыла сюда впервые – семнадцатилетняя девушка, дрожавшая от испуга, что ее здесь могут убить. Но она выжила и покидала теперь это место не боязливой мисс Бальфур, не застенчивой графской женой, а независимой леди Сомерсет.

– Пора отправляться, Томли, – велела она со всей властностью, на какую была способна.

Коляска бодро, слегка раскачиваясь, двинулась в путь. Постоянный кучер Элизы заболел, а Томли, который был намного моложе, весьма небрежно обращался с поводьями. Элиза поморщилась, когда повозка подпрыгнула на ухабе. Остается лишь радоваться, что ни она, ни Маргарет не подвержены морской болезни.

– Чем бы ты хотела заняться в первую очередь? – спросила Элиза у спутницы, открывая папку с рисунками.

Всякая благовоспитанная барышня должна была развивать те или иные умения, однако благодаря своему деду, уважаемому члену Королевской академии художеств, Элиза получила расширенное образование в области живописи, что было довольно необычно. Впрочем, никакое образование не помогло бы ей рисовать сейчас – в ландо, подпрыгивающем на каждом ухабе и пригорке.

– Увы, нас сурово ограничивает строгость твоего траура. Не то чтобы я тебя в этом обвиняла, конечно…

– Благодарю за понимание, – откликнулась Элиза, размышляя о своем.

Может, посоветовать кучеру ехать помедленнее? Это было первое значительное путешествие, в которое она отправилась без отца или мужа; раньше распоряжения отдавал тот или другой. И сейчас она не знала, стоит ли ей вмешаться и в какой степени. Дорога заметно сузилась – наверное, неразумно мчаться так быстро?

– …но все равно возможностей перед нами открывается немало. Разумеется, Сидни-Гарденс и Галерея-бювет… Послушайте, Томли, поосторожнее!

Впереди на дороге прямо перед крутым поворотом показалась большая выбоина. Томли резко дернул лошадей вправо, чтобы ее объехать, и в этот момент из-за поворота с громыханием выкатилась почтовая карета. Столкновение было одновременно стремительным и замедленным: Томли попытался развернуть упряжку, в то время как кучер встречной кареты изо всех сил тщился остановить свою, но оба опоздали – соприкосновение было неизбежно. Тошнотворно взвизгнули ударившиеся колеса, в воздух полетели деревянные щепки, Элиза и Маргарет отчаянно схватились друг за друга, коляску отбросило в сторону, из нее посыпались подушки, пледы и ридикюли пассажирок.

Ландо покачнулось раз-другой, готовясь окончательно упасть набок… но с оглушительным грохотом все же встало на четыре колеса. Оба экипажа замерли, и наступила тишина – если не считать комично мирного щебета птиц на деревьях.