Король-крестоносец - Коссак Зофья. Страница 8
Балдуин IV поднял голову.
– Нет той цены, которой я не заплатил бы, чтобы выкупить Ибелина! – объявил он. – Снимай доспехи, дю Грей, и садись за стол.
– У меня еще одна новость, государь.
– Говори!
– По повелению султана Алеппо Имад аль-Дина шейх Гумуштекин возвратил свободу рыцарю Ренальду де Шатильону…
– Да хранит Господь Святую землю! – выкрикнул в третий раз король. – Что ты сказал?
– Славный рыцарь Ренальд де Шатильон, бывший правитель Антиохии, выпущен из неволи. Самое позднее через две недели он явится к вам с поклоном…
– Хорошо. Можешь садиться.
Балдуин IV устремил взгляд на свои руки и задумался. Белый его лоб пересекла глубокая морщина. Гости, удивленные неожиданным известием, замолчали. Только великий магистр, метнув на короля победный взгляд, злорадно сказал:
– Ренальд де Шатильон на свободе – значит, с политикой соглашательства покончено!
Монферрат, перегнувшись через стол, впился в него бледно-голубыми глазами.
– Неужели вы полагаете, что по прихоти одного барона может измениться политика короля?
Голос его свистел, словно бич. Великий магистр презрительно скривил губы, но, к всеобщему изумлению, ничего не ответил. Король с благодарностью взглянул на зятя.
– Де Шатильон на свободе! – дивился Ренальд из Сидона. – Интересно бы на него взглянуть… Сколько же лет он пробыл у мусульман?
– Шестнадцать, если не больше!
– Наверное, постарел!
– Может, угомонился?
– Давайте выпьем за здоровье воскресшего рыцаря! Шестнадцать лет!
– Интересно, что он собирается делать? Куда бедолага денется?
– Жена умерла. Антиохийцы его и в ворота не пустят.
– Вот еще, не пустят! До сих пор его поминают добром!
– А может, его по старой памяти приголубит Стефания де Милли?
– Тише! Ее сынок тут сидит!
– А что я плохого сказал?… Вот увидите, они поженятся, и Ренальд обоснуется в Кир-Моава.
– Тогда он Саладину покоя не даст…
– Имад аль-Дин затем только и отпустил его, чтобы он докучал и королю, и Саладину одновременно…
– Вполне возможно, клянусь Святым Крестом! Вполне возможно!
– Кто этот освобожденный рыцарь, о котором все говорят? – осведомился Амальрик де Лузиньян у своего соседа Онуфрия де Торона – молодого человека с гладким, как у девушки, личиком.
– Не знаю, – равнодушно ответил тот, не отрывая глаз от сидящей напротив принцессы Изабеллы.
Рыцарь де Гранпре, чуть ли не самый старший за этим столом, за спиной юнца вполголоса сказал Амальрику:
– Что вы спрашиваете желторотого? Да он пешком под стол ходил, когда Шатильона забрали в полон. Подсаживайтесь ко мне, я расскажу.
– Вы не согласитесь поменяться со мною местами? – попросил Амальрик соседа как можно любезнее.
Амальрик де Лузиньян хотя и не мог тягаться красотой с младшим братом, внешность имел приятную, манеры весьма учтивые, речь обдуманную и рассудительную. Влюбленный юнец, не слышавший, как его обозвали желторотым, вежливо уступил ему свое место.
– Итак? – обратился Амальрик к старому рыцарю, с любопытством поглядывая на него.
– Итак, Ренальд де Шатильон приехал сюда лет двадцать тому назад, может, чуть больше, в году эдак тысяча сто пятьдесят пятом, во времена Балдуина III, дядюшки нашего бедного короля. Ну, значит, приехал. Красивый, будто сошел с картинки, и глупый как пень. Из захудалого рода. Зато бедовый, да и боец отменный, этого у него не отнимешь. Прибыл Шатильон в Антиохию, чтобы повоевать с сарацинами и пограбить, падок он до наживы, точно ворон. А случилось, видите ли, так, что годом раньше овдовела княгиня Констанция, внучка Боэмунда Тарентского, первого латинского владетеля Антиохии… Мужа ее убили в бою… Антиохийское же княжество, сами понимаете, куда важнее, чем целое королевство, ибо без Антиохии Иерусалиму не выстоять. Король стал ломать себе голову, кого бы ей в мужья выбрать, чтобы сведущ был в государственных делах. Чуть ли не год просидел в Антиохии, предлагал ей то того, то другого, самых достойнейших перечислял, но ничего не добился. Уперлась баба – и все тут: никто ей не нравится, и никого-то она в мужья не возьмет. Сама, мол, будет править княжеством…
– С трудом верится, – заметил Амальрик, – чтобы женщины такую волю забрали. Разве король не мог ей приказать?
– Это у вас там, на старой родине, можно еще бабам приказывать, а у нас они вытворяют, что хотят, только себя слушают… Ну и вот, напрасно ее король убеждал, что ей самой не управиться, что Нур-ад-Дин наступает и потому править надобно крепкой рукой, знакомой с оружием. Нет и нет. Король так и уехал, ничего не добившись, а тем часом надо такому случиться, что на глаза ей попался этот самый Ренальд де Шатильон, он как раз в то время в Антиохию заявился. И что бы вы думали? Достойнейшим рыцарям отказала, а в этого тут же влюбилась по уши, свадебку справила без королевского дозволения и только после того отправила в Иерусалим послов доложить, что вот, мол, как я поступила… Что тут поднялось! Все диву давались, что такого великого роду дама выбрала себе в мужья бродягу! Клянусь Святым Крестом! Король чуть не взбесился со злости, а поделать уж ничего не мог. Бродяга заделался князем и быстренько всем показал, почем фунт лиха. Патриарха, человека святого, за то только, что выговор ему учинил, приказал кнутом отстегать, медом обмазать и выставить нагишом на башню, на самое солнце, мухам на съедение. Нехристь бы на такое не решился, а он, христианин, не замешкался! А потом уж и года не проходило, чтобы он чего-нибудь не натворил. Бога не боялся, короля не слушал, присяг никаких не признавал и вечно со всеми ссорился – без грабежей ему и жизнь не мила. До ночи можно перечислять его геройства. Жену колотил нещадно и содержал полюбовницу, но это бы ладно – Констанция свое получила и поделом ей. Только что проку? Спохватилась – да поздно, ничего уже не поправишь… А у вас, значит, бабы все еще тихонько сидят? Экое счастье! Вечно с ними хлопот не оберешься. Слышали вы, что отмочила тетка той же самой Констанции, королева Мелизанда? Слюбилась тайно с рыцарем Гуго дю Пюизе, а пасынок ее выдал, и все королевство в войну втравилось, потому как дю Пюизе убежал к неверным и подговорил их подняться на короля… А вспомнить Алике по прозванию Золотая Нога – обожала она золотые сапожки… С Саладином столько хлопот не было, сколько с ней!
– Можно подумать, – язвительно заметил Амальрик, – что здешним королевством правят женщины.
– Еще бы не подумать! Так и есть. Тут они любой бочке затычка, и столько от них вреда, что и вообразить трудно!…
– Ну, и что же было дальше с Ренальдом? – спросил Амальрик.
– А дальше ничего не было. Слава Богу, забрали его магометане в неволю. Такая была в королевстве радость, что и не описать. Другого рыцаря король давно бы уж выкупил, а с этим спешить не стал, небось, еще бы и доплатил, чтобы его стерегли покрепче. Шестнадцать лет просидел, мы уж про него и забыли. А тут нате вам: выпускают! Нынешний наш король – мальчишка, знает этого баламута только по рассказам, но и то вон как призадумался.
– А может, он за столько лет изменился?
– Это дьявол, а не человек. Такого только могила исправит. А ежели еще…
Он прервался, заметив, что гости стали подниматься из-за столов, с шумом отодвигая стулья. Незаметно пролетело время за веселым пиром: солнце за окнами клонилось к западу. Слуги заботливо поддерживали пошатывающихся господ. Лица мужчин и женщин, слегка опухшие от вина, были красны и лоснились от пота. Перед уходом король поискал глазами архиепископа Тирского.
– Государь? – отозвался тот, спеша к нему.
– Передайте моей сестре с мужем, чтобы зашли ко мне… И вы тоже… Придете втроем, больше никого не надо…
Король удалился, устало опираясь на своих лазаритов. Братья увели его в опочивальню, раздели, выкупали в воде, пахнущей целебными травами и благовониями. Балдуин безвольно поддавался их сильным, ловким рукам, не делая ни одного самостоятельного движения. Он закрыл глаза, боясь взглянуть на свое тело. Лазаритов было четверо, и звали их Иоанн, Марк, Матфей и Лука, отчего их в шутку величали иногда евангелистами. Они никогда не покидали короля, в любую минуту готовые оказать ему помощь.