Ворон и радуга. Книга 1 (СИ) - Черпинская Надежда. Страница 16

– Я тогда не буду влюбляться, – Эл поморщился: от сока ликлома защипало ссадины на щеке. – Надо больно!

– Ах, Воронёнок, солнышко моё, да разве любовь спрашивает, кому её надо? Она просто приходит. И вот уже и дышать без неё никак. Встретишь судьбу свою – и жизнь без неё, без единственной твоей, станет враз не мила.

– Я не хочу так… Чтобы не дышать, – нахмурился он ещё больше. – Выходит, любовь – это плохо? Одни беды от неё… Зачем она такая нужна?

– Настоящая любовь – это счастье, мой мальчик! Только люди ошибаются часто, – печально вздохнула Лаиса. – Мороки за любовь принимают, а потом страдают. Как бы я хотела, чтобы ты сразу верный выбор сделал, чтобы сердце твоё разочарований и предательства никогда не узнало!

– Лучше я совсем не женюсь. Не надо мне никакой любви, – покривился Ворон, – раз любить так плохо.

– Сынок, но ты ведь меня любишь?

– Люблю! – нежно улыбнулся он матери. – Больше всех на свете люблю! Мама, ты у меня такая красивая! Самая красивая во всей Долине Ветров!

– Скажешь тоже! Красавица… Вот ты меня любишь, и я тебя люблю, отрада моя! А отца любишь?

– Конечно! – тотчас откликнулся он.

– А сестру?

– И Ланку люблю. Только не люблю, когда она меня ругает…

– И я их люблю. И они нас любят. Так ведь?

Эл кивнул согласно.

– И разве это плохо? Или больно?

Он изумлённо покачал головой, поражённый открывшейся ему простой истиной.

– Когда любовь настоящая, сыночек, это счастье! Это самое важное в жизни. Запомни мои слова!

– Мамочка! – он обвил худенькими ручонками её шею. – Я тебя так люблю, так люблю! Я тебя всегда-всегда буду любить! Даже когда ты старенькая станешь и некрасивая… Мы с тобой всегда будем вместе, да?

– Ах, кабы так! Вырастешь, крылья расправишь и улетишь…

– Нет, я тебя никогда не брошу! Я же тебя люблю. Я же твоё счастье… А ты – моё!

– Счастье, милый мой, конечно, счастье!

***

Ревущая стена огня. Глаза разъедает чёрный дым. От ужаса подкашиваются ноги.

– Ма-а-а-а-ма! Мама! Мамочка!

– Беги! Беги в лес! – голос Лаисы никогда прежде не звучал так строго и так… испуганно.

– Нет! Я только с тобой! – всхлипнул Эл.

– Я бегу! – Мать вцепилась в его руку, обернулась раздосадовано: – Иланга, ну, скорее же ты!

Тётка ковыляла следом, испуганно озираясь по сторонам.

Пожарище уже охватило всю их деревеньку. Страшные полосы дыма вонзались в небо как пики. Люди метались, ошалелые от ужаса. Кое-где валялись на земле порубленные окровавленные тела. Ещё совсем недавно эти страшные мертвяки были их добрыми приветливыми соседями, и вот…

Но самое кошмарное в незабытых воспоминаниях того дня – тёмные стремительные тени всадников, снующие меж домов в поисках уцелевших. Они сгоняли всех, кого успели поймать, на окраину, к большому колодцу – понукали оружием, плетьми, тащили женщин за волосы, мужиков за шиворот.

Чтобы не попасть им в руки, теперь надобно пробираться к лесу короткими перебежками, от одного горящего дома к другому, прячась за заборами и сараями.

Они жили на самом краю деревни, до кромки лесной чащи рукой подать – по ночам Эл слышал пугающие шорохи, долетавшие оттуда, таинственные шепотки неведомо кого. Но сейчас казалось это где-то за краем мира.

Налетевший ветерок разогнал на миг клубы едкого дыма, и Ворон увидел далеко впереди Лану. Сестра рванула в сторону, но следом за ней помчался один из налётчиков, вцепился как ястреб, поволок.

– Мама! Мама! Ланка! – испуганно закричал Эливерт.

– Доченька! – Лаиса метнулась было вперёд.

Эл ещё успел заметить фигуру отца, промелькнувшую там же, у опушки, где только что схватили бедную его сестрицу. Может, отцу удастся вырвать Лану из рук налётчика…

Эл не видел, что произошло дальше. Чёрный дым снова скрыл всё от глаз. А потом прямо на них из этой мрачной завесы вылетел конный рыцарь.

Лаиса с криком отдёрнула сына, бросилась назад, но там оказался ещё один. Первый соскочил с седла, без опаски приблизился.

У Ворона в руке был нож. Он кинулся вперёд на обидчика, закричав что-то непонятное, но устрашающее. Закованный в латы рыцарь, одним ударом выбил оружие у мальчишки, вторым – сшиб с ног.

Лаиса сжала обеими руками топор, молча воздела над головой. Но рыцарь поднял за волосы Воронёнка и с усмешкой велел:

– Брось, женщина, а то шею сынку твоему сверну!

Красивое лицо матери дрогнуло. Руки разжались. Колун упал к её ногам.

– Вперёд! – насмешливо велел налётчик, продолжая держать его за волосы.

Позади них второй рыцарь подгонял медлительную Илангу.

Их впихнули в толпу. Кругом знакомые лица. Но сейчас они выглядят так непривычно: испуганные, заплаканные, потерянные.

– Мама!

Ланка пробилась к ним, повисла на шее, заплакала.

– Деточки! – горько всхлипнула Лаиса, прижимая крепко обоих к себе.

***

Элу чудилось, будто у него в груди прижилась какая-то страшная колючка, и теперь она прорастает наружу, разрывая тело своими шипами. Почему так невыносимо больно?!

– Терпи! Ты сильный. Ты выдержишь, – голос уверенный и спокойный. Незнакомый. – Я не знаю, кто ты, но я знаю, что ты очень сильный. Смерть не получит тебя. Смерть тебя не получит!

Сильный? Ясно-понятно, сильный. В этом мире попробуй быть другим. Есть только два пути: быть сильным или сдохнуть в отчаянии. Сдохнуть намного проще… Сдохнуть очень хочется. Да, просто смириться и сдохнуть. Но только… смиряться он никогда не умел.

***

И снова призраки прошлого…

«Выглядишь совсем мальчишкой… Но… сила в тебе такая… Даже пугает!»

Исчезни, Аллонда, исчезни! Проклятье! Хоть после смерти отпусти!

Ворон, Ворон, что ж ты себе ноги не переломал, когда они тебя в её лавку понесли?

«Я никогда тебя не предам, любимый, поверь!»

Провались в Бездну, лживая дрянь!

И вот уже Нивирт, вцепившись в него, шепчет с горечью, заглядывая в лицо: «Ну, ты же мне веришь? Ты знаешь, что я плохого не скажу. Ну брось ты её! Брось, пока не поздно…».

Ни-и-и-и-в! Брат! Темные брызги крови на светлых камнях, отрубленная рука, бледная в призрачном лунном свете, опрокинувшись от удара в живот, высокий темноволосый паренёк медленно падает вниз со стены.

Прости меня, братишка! Прости меня! Все меня простите!

Сколько было пройдено вместе…

«И плеть, и кнут, и кочерга… И Горбач, и ещё с «каменоломней» память осталась, и драки уличные… Всё было, милая моя! Хотела знать, как я жил? Вот теперь слушай!»

Эта боль в спине… Будто шкуру сняли. Может, это снова плеть?

Свист плети, разрезающей воздух и вонзающейся безжалостно в твоё тело, въелся в память навсегда. И даже будучи теперь взрослым, Эл часто вздрагивал, услыхав этот звук.

***

Плеть надсмотрщика взвизгнула где-то рядом, и Эливерт пугливо прижался к материнской юбке. Их выстроили в ряд, будто скот на ярмарке. И теперь все стояли, понурив голову, напряжённо, боясь поднять взгляд. Эливерт глянул исподтишка.

Мужчина рядом с главным надсмотрщиком был высоким и худым. Тёмная острая борода и впалые щеки делали его лицо каким-то неприятным, вытянутым, угловатым. Большие тёмные глаза скользили с холодным вниманием по выставленным на показ рабам. Тандар, старший из надзирателей, шёл рядом, чуть позади, улыбался заискивающе и время от времени услужливо что-то пояснял.

Они уже поравнялись с Эливертом, и тот спешно опустил глаза. За дерзкий взгляд от Тандара можно схлопотать по лицу (если ему покажется, что взгляд был дерзким). Эл видел лишь запорошенные пылью высокие сапоги, шагавшие мимо. И вдруг высокий тёмный незнакомец приостановился и сделал шаг назад. Тут уж Воронёнок не выдержал, посмотрел испуганно на незнакомца…

А тёмный пристально разглядывал поникшую дрожащую Лану. Тандар спешно протянул зажатую в руке плеть, приподнял рукоятью подбородок девчушки. Сестра испуганно хлопала огромными светлыми глазёнками.

– Сколько тебе лет, девочка? – спокойно осведомился пришлый торговец.