Оборот третий. Яйца Нимиры (СИ) - Криптонов Василий. Страница 3

Яйцерина глубоко вздохнула и покрутилась, будто красуясь передо мной. Я, как мог, подпустил во взгляд восхищения. Получилось: Яйцерина порозовела. Дурдом…

— Я слышала кусочек вашего разговора, — сказала она. — Похоже, что ваша подруга становится яйцекраткой…

— Нет, — сказал я, возвращаясь к работе, — Яйцефиона не такая. Она — деятельное яйцо. Вишь, как носится!

Между деревьями в этот миг и вправду пролетела стремительная тень. Кажется, Фиона охотилась за птичкой, ошалевшей от такого внимания к своей персоне.

Яйцерина печально вздохнула:

— Я уже видела такое, Костя. Грустно, но поначалу все отрицают серьёзность ситуации. Яйцеслав и Яйцериса прожили вместе двадцать лет, но когда она стала яйцекраткой, он тоже долго не мог поверить, полагал это причудой и ждал, что она образумится. Даже когда она полностью отвергла яичность и поклонилась Королю Яйцо…

— Поклонилась — это в смысле села там, рядом с остальными? — пробормотал я, сосредоточенно пришивая очередную палку.

— Да. Яйцекраты считают, что жизнь не имеет никакого смысла, она мешает совершенствовать духовное яйцо. Чем больше мы двигаемся, чем больше внимания уделяем своему телу, тем дальше мы от счастья жизни истинной. Поэтому, как они полагают, нужно полностью отрешиться от мирского и проводить дни в безмолвных молитвах к Королю Яйцо.

— А король-то этот откуда взялся? — полюбопытствовал я, раз уж разговор такой начался.

— Оттуда же, откуда и все яйца, — с удивлением отозвалась Яйцерина.

Вопрос, откуда берутся яйца, кстати говоря, был для меня всё ещё актуальным. И вот я получил на него ответ:

— Яйца приносят птицы. Приносят, чтобы мы радовались жизни! Каждая яичность — бесценна. А яйцекраты отрицают всё это и проводят лучшие свои годы в неподвижности. Безумцы!

Судя по интонациям, Яйцерина всплеснула руками. Интересно, а яйца реинкарнируют в людей? Или наоборот? Домотаться, что ли, до Дианы — походить, проверить? У неё же прибор может. Найдём бывшего человека, разбудим память, как, вон, Фионе. То-то ржака будет! Эх-х-х, всё-то бы мне ржать… Повзрослеть бы уже, что ли. Нафиг-нафиг. Увяжется за нами ещё яйцо какое-нибудь с сознанием прыгуна в высоту. Что мы с ним делать вообще будем?

— У нас тоже такие есть, — решил я поддержать разговор. — Мы их задротами называем. Сидят себе всю жизнь — то ли в игрушки играют, то ли книги читают. То ли пишут. Пивка позовёшь попить — он тебя ещё и в ЧС со страху кинет. В Японии, говорят, таких дофига. Им даже, кажется, инвалидность дают, но я точно не уверен. Давно в Японии не был, понимаешь, всё дела, дела, по Сансаре прыгаем туда-обратно.

Яйцерина слушала бы меня, раскрыв рот, если бы у неё был рот. А когда я замолчал, нерешительно начала:

— Скажите, Костя… А кто-то из ваших двух прекрасных яичек — ваше яйцо?

Мне понадобилось секунд десять, чтобы отдуплить, в чём меня обвиняют. Дошло.

— А. Ты про Диану и Фиону? Не, они мне не яйца. Мы просто яйца, понимаешь?

— Да! — с облегчением рассмеялась Яйцерина. — Я так и думала, что у вас ничего серьёзного.

Охренеть! Вот как у них тут понимание работает? От интонации, что ли? Или с элементами телепатии? Дурдом полнейший.

— Костя, — понизила голос Яйцерина, — скажите, а вы не хотели бы… Словом, сегодня вечером, если, конечно, вам не противно моё…

— Яйцерина! — прервал её резкий и неприятный голос.

Яйцерина вздрогнула и повернулась. Я тоже посмотрел в ту сторону и увидел яйцо, грозно глядящее на нас. Яйцо было чуть повыше и пошире, чем Яйцерина.

— Смит Гладкое Яйцо! — воскликнула она. — Дорогой!

И побежала к нему. «Побежала» выглядело не так резво, как говорилось. Яйцерина двигалась медленно, перекатываясь с боку на бок. Я потратил первые три дня, чтобы научиться не ржать от этого зрелища, и сейчас держался молодцом.

— Что это ты трёшься с этим уродливым яйцом? — недовольно спросил Смит Гладкое Яйцо, когда Яйцерина с ним поравнялась.

— Перестань! Он — гость моего дома, я просто беседовала с ним, исполняя долг гостеприимного яйца!

— Так он сейчас не у тебя дома!

— Ну Сми-и-ит, ну Гладкое Яйцо! — Яйцерина потёрлась о скорлупу Смита. — Ты что, ревнуешь?

— Вот ещё! А чего ты розовая такая?

— Обрадовалась, увидев тебя.

— Хм… Ну, пошли, прогуляемся.

Они покатились рядом. Я вытер слёзы и склонился над своей уродской конструкцией.

Как, интересно, у них имена получаются? Одни, вон, как индейцы, в два-три слова. Другие — Яйце-кто-то. От чего-то же это зависит, надо полагать, или Творец просто от балды всякой фигни написал. Вот уж кто-кто, а этот явно очухался не за неделю до дедлайна, а за два часа, причём, с такого бодуна, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

— Омерзительное зрелище! — послышался голос.

Да мать твою! Вам что тут — проходной двор, что ли? Поработать не дают!

Со стороны леса приблизилось яйцо ростом с меня. Оно стояло и глядело вслед Яйцерине с её кавалером.

— Кто ж смотреть заставляет? — буркнул я. — Там, на другом конце деревни, говорят, всякое интересное. А тут — фигня одна, сам бы ушёл, да яичность не позволяет.

Но большое яйцо как будто бы и не слышало меня.

— Эти отпрыски богатых родов совершенно забыли приличия. Молодые яйца, не имеющие ни грамма собственного ума, один только гонор. Кто дал ему право относиться к прекрасной Яйцерине, как к своей собственности? Каждый день выгуливает её в одно и то же время, когда на улице много яиц, чтобы похвастаться. А всё остальное время, пока он пьянствует с дружками, она должна сидеть дома и дожидаться его!

— Пьянствует? — насторожился я.

— Ну конечно! Когда-то пьянство было привилегией сильных мужчин-яиц. А теперь? Теперь достаточно просто родиться мужчиной, и можно позволять себе всё, что угодно! Мой тебе совет, яйцо: не теряй её. Лучше яйца ты не найдёшь, а она, если останется с этим тухлым гоголем-моголем, пропадёт.

Как-то вдруг рядом образовалась Фиона.

— Костя, может, помочь чего? — спросила она, преданно заглядывая в глаза.

— Во-первых, пожрать принесёшь, — сказал я, почувствовав силу мужчины-яйца.

— Принесу! — Фиона ударила кулаком в грудь. — Пир устрою!

— А во-вторых, на! — Я нахлобучил на неё свою конструкцию. — Пошли испытания проводить.

Фиона с визгом разогналась, взбежала на холм и прыгнула. Крылья, изготовленные из одеяла, поймали ветер.

— Парррррит! — воскликнул ворон, сидящий у Дианы на плече.

Да, каких-то две-три секунды Фиона парила. Потом зачем-то впала в панику, замяукала, попыталась махать крыльями, которые задумывались, как неподвижные. Затрещали рвущиеся нитки, каркас оторвался, и траектория безвозвратно нарушилась.

— Очень красиво, — похвалила Диана, когда Фиона на ходу впилилась в подножие холма, на котором мы стояли.

— Вы что там делаете? — выскочила наружу Яйцерина. — У меня тарелочка упала и разбилась!

Я, тяжело вздохнув, спустился вниз. Помог встать несостоявшейся лётчице, которая скулила и держалась за голову. Н-да, великий план — долететь до портала, поплёвывая на яйцекратов — провалился с треском, буквально. Я задумчиво погладил Фиону по голове.

— У кисы боли, у собачки боли! — давясь от смеха, сказала сверху Диана.

— Идите вы все знаете, куда? — крикнула Фиона и, гордо дёрнув хвостом, похромала в сторону леса. На охоту, должно быть.

— Костя! — шёпотом спросила подкатившаяся ко мне Яйцерина. — Я не успела спросить. Ты не согласился бы сходить со мной сегодня вечером в одно место? На концерт.

— А там пьянствовать будут? — осведомился я.

— Угу, — расстроенно понурилось яичко.

Я опять вздохнул, посмотрел на обломки дельтаплана, поднял взгляд наверх. Там Диана сделала страшные глаза и показала кулак, а ворон у неё на плече расправил крылья и замахал ими.

— Да, конечно, — сказал я. — Зайду за тобой в восемь.

Глава 3

— Уверен? — доносился до нас грозный голос яичного голема-яйцекрата. — Это необычные яйца, их нельзя не заметить. Яйца говорят, что видели одно из них парящим в воздухе над деревней.