Игра разума. Как Клод Шеннон изобрел информационный век - Сони Джимми. Страница 74

И это связано, на наш взгляд, еще с одной отличительной особенностью жизни Шеннона – ценным качеством находить радость в работе. В нашем представлении величайшие умы и гении должны страдать и мучиться. Но за исключением короткого периода в двадцатилетием возрасте, когда Шеннон переживал непростые времена, возможно, даже испытывая депрессию, его жизнь и работа кажутся одной продолжительной игрой. Он был одновременно гением и обычным человеком.

И все это происходило у него естественно. Ему не нужно было стараться, чтобы придать происходящему легкости. Шеннон просто получал удовольствие, увлекаясь теми разнообразными предметами, которые были ему интересны. И по рассказам тех людей, кто окружал его, можно сделать вывод, что эти увлечения, как и его ум, были многогранными. Он мог погрузиться в тонкости инженерной проблемы, а потом неожиданно переключиться на обдумывание какой-то шахматной позиции. У него был, ко всему прочему, артистический дар. Об этом говорят такие его изобретения, как труба, выплескивающая пламя, мышь Тесей, флагшток, который он собственноручно вырезал из высокого дерева на своем участке; жонглирующие клоуны, которых он сконструировал во всех деталях. Поклонники Шеннона склонны сравнивать его с М. К. Эшером и Льюисом Кэрроллом точно так же, как они сравнивают его с Альбертом Эйнштейном или Исааком Ньютоном. Он превращал сухие и скучные технические науки в масштабные и увлекательные загадки, решение которых было игрой для взрослых. Вот почему работы Клода Шеннона представлены как на страницах специализированных журналов, так и в музеях.

С одной стороны, наверное, сложно делать какие-то выводы из этого. Увлеченность Шеннона выглядит уникальной в своем роде. Но, возможно, его пример говорит нам о том, что легкость может присутствовать и в тех областях, о которых обычно принято рассуждать в степенном и рассудительном тоне. В наши дни редко услышишь чей-то увлеченный рассказ о теоретических исследованиях в области математики или других научных дисциплин. Скорее, мы говорим об их практической пользе – для общества, экономики, наших перспектив работы. Изучение такого комплекса знаний, как естественные науки, технологии, инженерное дело и математика, является для нас надежным средством получить работу, но не радость от процесса познания. Овладение этими академическими дисциплинами сродни поеданию овощей – нечто ценное и нужное, но не всегда вкусное.

Это, похоже, не то, чего бы хотел Шеннон. Он был инженером – человеком, который больше, чем кто бы то ни было, нацеливался на практический результат. И в то же время он был сторонником идеи, что любое знание ценно само по себе и что любое открытие приятно просто по факту. Как он сам говорил, его «больше привлекало само решение проблемы, чем то, к чему оно приведет». Один из его современников, оценивая пристрастие математика с мировым именем к одноколесным велосипедам, как и другие его увлечения, отмечал: «У него не было желания создать компанию по производству одноколесных велосипедов. Ему было интересно выяснить, как сконструировать велосипеды, чтобы они были необычными, узнать о них что-то новое».

Его подход вдохновил целое поколение талантливых изобретателей. Хочется привести здесь слова Боба Галлагера, который описывал настроения ученых, работавших в области теории информации примерно в то же время, что и Шеннон:

«Тот заинтересованный подход к исследованиям, свойственный Шеннону, был уже в ходу, когда я учился в аспирантуре в МТИ. Интеллектуалы были в моде. Все хотели одинаково разбираться в математике, физике и связи. Открытие компаний, зарабатывание миллионов, разработка прикладных тем были вторичны. Да, был интерес к тому, чтобы приблизить теорию к реальности, но теория стояла на первом месте. Нашими ролевыми моделями были неторопливые и вдумчивые ученые».

Сегодня нам, вероятно, было бы сложно найти академический факультет, отвечающий данному описанию, но попытка того стоит.

К концу жизни Шеннон не растерял своего озорства и беззаботности даже в общении с самыми высоколобыми интеллектуалами. Пообещав журналу Scientific American свою статью по физике жонглирования, он тут же переключил свое внимание, случайно наткнувшись на проект, относящийся к совершенно иной области. Этому посвящено его послание своему редактору, написанное в 1981 году:

Дорогой Дэннис!

Ты, вероятно, думаешь, что я попусту растрачиваю свое время, пока моя статья по жонглированию томится на полке. Но это верно лишь наполовину. Недавно я пришел к двум заключениям.

1) Я больше силен в поэзии, чем в науке.

2) Журнал Scientific America должен обзавестись поэтической колонкой.

Ты можешь не согласиться со всем этим, но я прикладываю к своему письму «Рубрику, посвященную кубику Рубика».

С наилучшими пожеланиями,

Клод Э. Шеннон

P.S.: Я продолжаю работать над статьей о жонглировании.

Далее шла поэма из семидесяти строк, посвященная кубикам Рубика, которую «следовало петь с восьмитактовым припевом под “та-ра-ра! бум-де-ай!”, и подстрочные примечания. Судя по рифме и ритму, было ясно, что автор пробовал, как звучат слова, мысленно менял их местами и громко пропевал их вслух. Текст был серьезно несерьезен.

А статья о жонглировании? Ей, как и многим продуктам интеллектуальной деятельности Шеннона, суждено было пылиться на полке. Внимание Шеннона в очередной раз переключилось. И все, что ему нужно было сказать о процессе жонглирования, было сказано, по крайней мере, его это удовлетворяло. Но все же у него осталось чувство сожалению в связи с этим эпизодом. Он был расстроен, что его поэма так и не попала на страницы журнала Scientific American.

Он со смехом признавался: «Это одна из моих самых выдающихся работ!»

Благодарности

Эта книга могла быть написана в двух вариантах: с позиции эксперта или с точки зрения начинающего исследователя. В первом случае это была бы работа специалиста, пытающегося отправить всем нам разборчивое послание, при этом не упрощая его, чтобы сделать понятным для новичков и непосвященных. Во втором случае такая книга представляет собой работу людей, исследующих данную тему и пытающихся передать то, что они узнали в процессе ее изучения. Книги первого типа порождаются уже имеющимся знанием. Книги второго типа рождены тем, что физик и бонвиван Ричард Фейнман назвал удовольствием от поиска ответов.

Каждая модель имеет свои преимущества и свои недостатки. Данная книга относится ко второму типу. Мы – биографы, не математики, не физики и не инженеры. Все, что мы можем сказать о своей не экспертного уровня книге, это то, что мы пытались писать ее так, как хотели бы жить. А это значит, что нас с самого начала преследовало назойливое чувство: есть нечто губительное в том, чтобы использовать то, чего ты не понимаешь, или, по крайней мере, то, что ты только пытаешься понять. Мы начали с идеи о том, что было бы неблагодарно и неправильно наслаждаться тем изобилием окружающей нас информации, даже не пытаясь задаться вопросом, откуда это все взялось.

Мы не первые, кто живет с этим ощущением, и не первые, кто пытается избавиться от него. Вот как Артур Кёстлер, студент-физик, ставший впоследствии прозаиком, сказал об этом однажды:

«Современный человек живет изолированный в своем искусственном окружении, но не потому, что искусственное – это само по себе зло, а из-за отсутствия у него понимания тех сил, которые заставляют это окружение работать, тех законов, которые связывают его гаджеты с силами природы, с вселенским порядком. И вовсе не центральное отопление делает его существование “неестественным”, а отказ проявить интерес к тем законам и принципам, которые стоят за ним. Будучи полностью зависимым от науки и в то же время закрыв глаза на это, он ведет жизнь городского варвара».

Мы бы добавили здесь: и это не Интернет неестественный, и не наше поглощение информации, а нежелание интересоваться их источниками, тем, как и почему они возникли здесь, в потоке нашей истории и какими были те мужчины и женщины, которые сделали это возможным. Мы считаем, что наш долг – начать изучать эти вещи. Полагаем, что та честь, которой наш герой достоин, если бы ему это вообще было важно, вовсе не преклонение, а хотя бы частичное осмысление его деятельности.