Королевский казначей - Костейн Томас. Страница 11
– Вам это все неприятно?
– Не-е-ет.
Манеры девушки разительно изменились. На мгновение она позабыла о своем горе. Она заулыбалась и принялась все подробно объяснять:
– Я умею избегать их внимания. Когда у нас были деньги и мы могли остановиться в харчевне… Так было не часто, господин, и это всегда было для меня великим событием. В таких случаях я всегда делала именно так. – Валери выпрямилась и сказала: – Смотрите!
Уголки рта у нее опустились, контуры бровей также изменились не к лучшему. В ее внешности появилось что-то неприятное. Довольная произведенным эффектом, Валери рассмеялась:
– Можете мне поверить, что, только раз взглянув на меня, все кавалеры сразу исчезали. Но иногда, когда вокруг было много мужчин и мне следовало быть более осторожной, я натягивала на лоб капюшон и начинала выглядеть вот так.
На этот раз д’Арлею показалось, что лицо у нее стало удивительно широким. Глаза сделались жесткими и приобрели неприятный блеск. У Валери был вид простой, нахальной и неряшливой девицы и к тому же не очень умной. Она стала настолько непривлекательной, что ни один мужчина не пожелал бы подарить ей свой взгляд.
– Если я изображала из себя такую девицу, ко мне никто не приставал, – сказала она, и ее лицо приняло обычный вид. – Мой отец говорил, если бы я родилась мужчиной, из меня вышел бы неплохой актер. Он даже говорил, что я могла бы стать ему равной, а это, господин, самая большая похвала со стороны актера.
Прежан Кеннеди промокнул губы кончиком клетчатого платка и отодвинулся от котелка. Затем он оглядел лица спутников, которые с трудом можно было различить в наступившей темноте.
– Нам следует поговорить, – сказал он. – Что мы станем делать с мертвецом?
Всем стало понятно, что отец Имберт ничего не понимал. Он смотрел на них и спрашивал:
– Должны быть похороны. Но где? И когда?
– Здесь и сейчас, – ответил шотландец.
– Вам должно быть интересно, насколько далеко мы находимся от церкви? – спросил священник. – Могу сказать только одно – мне это неизвестно.
Кеннеди обратился к д'Арлею:
– Вам знакомы эти места?
Тот отрицательно покачал головой.
– А вам, дитя мое?
Валери ответила тихим голосом, стараясь не выдать своих чувств:
– Нет, эти места мне неизвестны.
– Тогда нам придется похоронить вашего отца здесь, повторил шотландец. – Нам повезло, что с нами находится отец Имберт. Он сможет прочитать заупокойную службу.
Девушка была очень расстроена. Она посмотрела на Кеннеди, перевела взгляд на д'Арлея.
– Пожалуйста, господа! Наверное, можно придумать что-то иное.
Кеннеди объяснил ей, что им следует вовремя прибыть к месту назначения. Валери было понятно, что нельзя больше использовать повозку. Делать было нечего.
– Кроме того, – добавил шотландец, – у вашего отца будет место упокоения лучше, чем у солдат, павших в бою.
Наступила долгая и неприятная тишина.
– Мне ясны все сложности, – наконец заявила Валери. – Вы все очень добры ко мне, я не могу отказываться от вашей помощи и создавать вам новые трудности. Но все равно мне с этим трудно примириться.
Д'Арлей спросил ее:
– Вы переживаете, потому что ваш отец будет погребен без гроба?
Девушка кивнула:
– Да, милорд. Ему не будет покоя.
Девушка чуть не разрыдалась, было видно, что ей трудно продолжать этот разговор.
– У него много лет болели кости, и он часто говорил мне: «Никогда не хорони меня во влажной земле». Он говорил, что ему нужна широкая и сухая могила. Иногда, произнося это, он смеялся, но я понимала, что он верил в собственные слова. – Девушка взглянула на небо. – К утру пойдет дождь, господа, и земля будет сырой.
Д'Арлей о чем-то думал. Наконец он сказал:
– Я умею управляться с инструментами, и, если вы мне позволите использовать дерево, оставшееся от повозки, я смогу изготовить для вашего отца гроб.
Валери была согласна на все.
– Если вы это сделаете, я стану за вас всю жизнь молиться.
– Это займет у меня много времени, и мне понадобится помощь. – Д’Арлей поднялся и потребовал: – Хелион, подай мой топор!
Два часа д’Арлей и Валери делали гроб. Остальные сначала пытались им помочь, но потом отказались от этой затеи. Они растянулись на земле, ногами к костру, и заснули. Валери старалась изо всех сил помочь доброму господину. Она поддерживала огонь и разбирала повозку на доски. Ей было тяжело это делать, она всегда гордилась своей повозкой.
– Оказывается, я не такой ловкий, – признался д’Арлей. – Это займет гораздо больше времени, чем я думал.
Девушке стало стыдно.
– Господин д'Арлей, мне стыдно, что я отнимаю у вас столько времени.
Д'Арлей засмеялся:
– Сказать правду, несмотря на трудности, мне это очень нравится. Я даже горжусь, что смог все сделать. Если бы мне повезло и я бы родился плотником, то смог бы зарабатывать этим трудом деньги. Вместо этого я – рыцарь и мне принадлежат земли. Кажется, я нигде не достиг успеха.
– Позвольте этому не поверить.
– Могу сказать только одно в свою пользу: мне удалось хорошо научиться владеть этим. – Кивком он показал на саблю, которую снял и положил на землю. При свете углей клинок сверкал и отливал багровым. – Но у нас не ценят людей, умеющих владеть саблей. Рыцарь должен хорошо владеть пикой, боевым топориком и «утренней звездой», а сабля считается оружием, недостойным мужчины. Я хочу сказать, что когда-нибудь сабля будет считаться единственным подходящим оружием для настоящих мужчин. Мне повезло, я встретил Жака Кера и стал его другом, а в каком-то смысле и его партнером. Я разбогател с помощью Кера. – Д’Арлей вытер лоб и помахал руками. – Нам теперь стоит отдохнуть и выпить вина. Плотницкая работа вызывает жажду. Вы, наверное, очень устали, – сказал д’Арлей.
Они сели у огня и немного выпили.
– Вам пришлось много повозиться, разбирая повозку. Покажите-ка мне ваши руки!
Девушка протянула руки. Они были аккуратными, хорошей формы, пальцы – длинные и тонкие. На ладонях виднелись мозоли, кожа огрубела и потрескалась, но все равно это не были руки крестьянской девушки. «Они также не похожи на руки бродячего актера, – подумал д’Арлей. Здесь есть какая-то тайна, и я должен до нее докопаться».
– Вам приходилось много работать? – сказал д'Арлей.
– Когда отец заболел, мне приходилось делать все: ухаживать за мулами, разжигать огонь, ставить палатку. Она протянула вперед руки и грустно посмотрела на них. Это несложно заметить, не так ли? Руки грубые и некрасивые.
– Они настолько красивы, что я начинаю подумывать кое о чем. – Он посмотрел девушке в лицо. – Вы сказали мне, что существуют сомнения по поводу места вашего рождения. Можете объяснить, что именно вы имели в виду?
Валери заколебалась:
– Мы никому об этом не рассказывали. Но сейчас родители умерли, и это стало моим секретом, поэтому я могу его рассказать кому хочу. Мне самой ничего не было об этом известно до тех пор, пока мне не исполнилось десять лет. Тогда моя мать – мадам Марэ – рассказала мне об этом. – Девушка взглянула на д'Арлея и добавила: – Мне так хочется рассказать вам об этом. Вы очень добры.
Д’Арлей ждал.
– Господин д'Арлей, я не их дочь. Они меня нашли.
Д’Арлей не был удивлен. Длинная война, сложности жизни из-за орудующих вокруг банд, которые грабили страну во время перемирия… Сплошь да рядом случалось такое. Любое передвижение армии, каждый грабеж оставляли за собой дымящиеся руины, почерневшие поля и бесконечное количество трупов. Родителей убивали, и оставались детишки, которым нужно было найти новый дом, чтобы не умереть от голода. Многие записи о смерти и рождении были утеряны, и было невозможно найти следы пропавших. Говорили, что в местах, где в течение многих десятков лет шли бои, лишь немногие дети точно знали, что живут у настоящих родителей.
– Я так и думал, – сказал д’Арлей. – Я также уверен, что ваши настоящие родители были более высокого происхождения, чем… воспитавшая вас пара. Меня поражает, как правильно вы говорите, хотя, видимо, вы и не получили никакого образования.