Нора - Азольский Анатолий. Страница 18

Еще днем Алеша сдвинул занавески, чтобы квартира не просматривалась оттуда, снаружи. Стрельба исключена, слишком громко и ненадежно. Если мощная взрывчатка, то под какую приманку? Чего касается человек, когда он в полной безопасности? Какие движения производят его руки и ноги? Что вообще делает он?

Холодильник! Человек обязательно откроет его. Человеку нужна пища, уверенность в том, что пища есть!

Он присел перед холодильником, взглядом прощупал уплотнительную прокладку. Вслушался. Как раз сработало реле, мелкая дрожь металла передалась ногам. Шумы знакомые, внутри, кажется, ничего постороннего нет.

Телефон зазвенел — резко, грубо, упорно. «Да, слушаю…» — отчетливо произнес Алеша, и частые гудки рассыпались по квартире, снимая последние подозрения с холодильника. Звонил, конечно, Колкин. Затаился где-то рядом, по свету в окнах понял — в квартиру вошли. Теперь убедился: Алеша. Если б предназначил ему взрыв, звонить не стал бы.

Кастрюлька с супом и сковородка с котлетами. Все в порядке, и газом не пахнет.

Он сел, задумался. Представил себя впервые попавшим сюда, встал, рассматривая каждую вещь на кухне, и когда глянул на чайник, то вспомнил о подарке, о коробочке липтоновского чая, Колкин задабривал его мелкими презентами под разными предлогами и два дня назад преподнес коробочку: «Знакомый один из Англии вернулся…» Кажется, речь еще была и о том, что сахар в незначительной дозе улучшает букет этого истинно английского напитка.

Сахарницы у Михаила Ивановича не водилось, вместо нее использовалась чашка с отбитой ручкой. Алеша вооружился старыми очками Михаила Ивановича, зачерпнул песок ложечкой и среди кристалликов сахара увидел какие-то остекленевшие комочки. Такие же обнаружились и в порах черного хлеба. И котлеты были посыпаны ими. Яд!

Когда вскипел чайник, он позвенел о стакан ложечкой и, пригнувшись, перебрался в комнату, оставив свет на кухне включенным. Лег на тахту не раздевшись. Он ждал телефонного звонка. Колкин должен проверить действие яда.

Дом уже заснул. Единственное светлое окошко в нем — свидетельство внезапного недомогания хозяина, так и не нашедшего в себе сил протянуть руку к выключателю, так и не доползшего до кухни. И телефон уже не разбудит мертвого.

Во втором часу ночи позвонил Колкин, и звонил он уже из дома, ему ведь нужен был сон, хотя бы короткий, впереди тяжелейший день и очень ответственное утро. Никто трубку не поднял, и Колкин заснул, поставив будильник на пять утра, так высчитал Алеша. Он лежал с открытыми глазами, не двигаясь. Хотелось есть, но как раз такие желания он умел подавлять. Как и тягу ко сну. Смотрел в серый потолок и принуждал себя ни о чем не думать.

В шесть утра пробудился телефон, звонок был умоляющим и длинным. Десятиминутная пауза — и в дверь стали бить ногами. Алеша — в носках, на цыпочках — подкрался к ней, задержал дыхание. По двери колотили ногами. Разбуженная грохотом, на лестницу выглянула соседка, пригрозила милицией. Мальчишеский голос: «Да Юрка мне нужен, просили его к гаражу выйти!..» — «Нет здесь никакого Юрки!»

Все! Последняя проверка! И Алеша заснул. В полдень он побрился, на него в зеркале смотрел другой Алеша, чем-то похожий на Колкина. Вся еда полетела в унитаз, и сливной бачок не раз наполнялся водою. Свои вещи он уложил в сумку, рваную рубашку и старые газеты запихал в авоську. По всему, что могло сохранить отпечатки пальцев, прошлась тряпка. Ни холодильник, ни лампочку на кухне не выключил. Прощально постоял у двери.

Сумку он отвез в камеру хранения на вокзале. Пообедал и поужинал сразу. Разными автобусами добрался до универмага и в половине седьмого был на почте. Подошел к окну и увидел Колкина, окруженного наваленными у подъезда ящиками. Две девочки перекидывались мячом у самого подъезда. Чуть раньше обычного спустился к своей машине Самуил Абрамович, обладавший поразительным нюхом на грядущие происшествия. Однажды покинул магазин сразу поле обеда — и как раз двумя часами позже в кровь подрались две продавщицы.

На почте никуда не спешащие люди получали заказные письма и бандероли, отправляли их, пенсионерам отсчитывали деньги, чуть дальше — телеграф и кабины междугородной телефонной связи. Алеша полистал какой-то каталог и по коридору прошел в посылочный отдел, занял очередь и купил ящик, самый большой. «Товарищи, нельзя ли потише?» — возмущалась приемщица, когда ящики заколачивали слишком громко, из всей силы ударяя молотком по гвоздям. На локте Алеши висела авоська. Набрав горсть гвоздей, он вышел на улицу, рядом — дверь трансагентства. Нож, молоток, фонарик — все было с собой, в кармане. Постоял, осмотрелся. Как и следовало ожидать, на первом этаже трансагентства — ни души. Ящик спрятал под лестницей. Взлетел на второй этаж, где кассы, где окно. Всего два человека берут билеты, да и не могло их быть больше: конец последнего теплого месяца, конец рабочего дня. Все те же девочки продолжали играть в мяч, Колкина не видно, он заслонен козырьком другого подъезда. Нет, возник. Приучая к себе бухгалтерш, уже сделал не одну ходку наверх и сейчас возвращался. Инкассаторской машины не видать. «Вам куда, молодой человек?» — это уже Алеше, и кассирше был назван Калининград, поезд, идущий через Клайпеду, на 3 сентября.

Получив билет, он отошел к окну, будто хотел потщательнее рассмотреть желтый прямоугольник с номером поезда, датою, купейностью и местом. «Все правильно», — сказал громко и поспешил вниз, потому что у подъезда уже стояла служебная «Волга». Открыл дверь, ведущую в подземелья магазинов, держа под мышкой посылочный ящик. Сунул в него авоську. Разулся. Через заброшенную бытовку строителей углубился в магазинные недра. Вслушался в далекие шумы, в близкие грохоты и лязги. Крадучись, пошел вперед, остановился, когда услышал голос дежурного грузчика, усиленный шахтой подъемника: «Да нет больше соков, говорю тебе!..» Самый опасный участок позади. Грузчик ушел в кабинет Самуила Абрамовича. Все внимание теперь — на грузовой лифт универмага. Шахта его за стеной, но звук выдаст скольжение кабины. Пульс бился секундомером, отсчитывая время. Сегодня инкассатор будет спешить, потому что везде его задерживали, всюду старались освободиться от денег, хлынувших в конце месяца. Сидит сейчас, конечно, в кабинете главбуха, уже передал пустые сумки на завтра, теперь при нем, если этого не сделали раньше, деньгами набивают вчерашние… уже опечатали… А сейчас Колкин спокойно взваливает на плечо пустую коробку… идет в подъезд… Минута прошла, полторы… Ни выстрела, ни крика… («Молодец!») Свернутый калачиком инкассатор уже плывет в коробке над головой Колкина, над столами бухгалтерии, под сверлящим взором дурехи в чине младшего лейтенанта милиции… Раздался грохот железа — это захлопнулись дверцы подъемника, что в винном отделе, потом еще удар железа — подъемник опустился на дно шахты, инкассатор — в нескольких шагах, и Алеша (руки в перчатках) бесшумно раздвинул дверцы, пальцы нащупали обе сумки, лежавшие на спине согнутого в три погибели человека. Маленькую, продмаговскую, Алеша оставил в коробке, а большую сунул под мышку и метнулся к силовой сборке. Колкин уже в торговом зале универмага, слышен лязг железа двери, опытному электрику замкнуть два конца пусковой кнопки — десять секунд, не больше, закоротку он смастерил… Замкнул, платформа грузового лифта пошла вниз — и Алеша чуть-чуть подал на себя рукоятку неверно смонтированного рубильника. Все! Грузовой лифт обесточен! Колкин застрял, ему уже не выбраться!

Обратный путь, через бытовку, занял минуту. Инкассаторская сумка легла в посылочный ящик и покрылась авоськой. Крышка с уже заполненным адресом прибита, Алеша сунул ноги в снятые полуботинки, отодвинул решетку, закрыл дверь, поставил решетку на прежнее место. Выскользнул из трансагентства. Очередь уже продвинулась, до весов — два человека… один. Милицейская машина под окном. Посылка легла на весы, норма — восемь килограммов, ящик потянул на сто граммов больше, но приемщица сочла это нарушение приемлемым, потому что спешила: к транспортеру медленно подкатывал задом почтовый грузовичок, пора уже ставить посылки на движущуюся ленту. И посылка, адресованная Алексею Петровичу Родичеву, поехала в Клайпеду. Какой-то тип с глазами бешеной рыси глянул на очередь и скрылся. Потом другой — и тоже не обнаружил ничего подозрительного. Алеша аккуратно сложил квитанцию и бережно поместил ее в бумажник. Дома же спрятал ее надежно. По дороге к себе выбросил все ключи, кроме тех, которые отныне становились его единственными, от квартиры, покинутой им месяц назад по великой идее и большой нужде.