#Розовым мелом (СИ) - Муравская Ирина. Страница 41

Илье передался тот же характер. Именно поэтому им с отцом так сложно найти общий язык. Слишком уж они похожи. Хоть и отрицают это.

— Прям вот так?

— Прям вот так, — мою ладонь отпускают, чтобы включить поворотник. — Но. Прошу первый и, надеюсь, единственный раз: впредь в таких ситуациях никогда не влезай.

Иначе можешь ненароком огрести.

— Я учту, — да сама уже жалею, что влезла. — Как губа?

— А? — он ещё и не сразу понимает, о чём я. — Да фигня. Бьёт как девчонка, — Илья замолкает, пропуская барышню на минивэне. — Вопрос в лоб: это из-за этой жеманной крали тебя с бюджетки слили?

— Угу, — чего уж теперь скрывать. — Психанул, что ему так и не дали. Мы ведь с ним встречалась. Недолго. Очень недолго.

— Встречались? С этим чмом? Получше выбрать никого не могла?

— Могла. С тобой, как видишь, еду.

Краем глаза замечаю, как Князев начинает улыбаться и непроизвольно улыбаюсь в ответ.

— Сразу в твою помойку заедем или потом? — спрашивают меня пару минут спустя.

— Куда?

— Куда-куда. В притон, который ты называешь работой.

— Зачем? У меня сегодня отгул.

— У тебя с этого дня постоянный отгул.

Да ладно. Старая песня о главном? Уже подзаколёбывает.

— Только не начинай.

— Не начинаю. Заканчиваю. Ты не ответила: заявление по-собственному когда писать будем?

— Сколько раз повторять: я пока не могу рыпаться!

— Можешь, — Илья лезет в карман, вытаскивая сложенную в несколько раз принтеровскую распечатку и, не глядя, протягивает мне.

— Что это?

— Решение твоей проблемы.

Непонимающе разворачиваю лист… и слышу, как сердце падает в пятки.

Оплаченный счёт с пятью ноликами. Включая накапавшие за это время пени. С печатью банка и штампом университета.

— Это ч-что? — скоро точно заикой стану.

— Точно отвечать надо или сама догадаешься?

Слышу, как учащается мой пульс, отбивая дробью в ушах и пульсируя на запястье. Конечно, сама догадалась, но ничего умнее в голову не лезет вот так с ходу.

Потому что… Он погасил оставшийся за семестр долг. Целиком. Разом. До последней копейки. Который я выплачивала бы самостоятельно ещё месяца четыре. А то и больше, учитывая вечно набегающие проценты.

Машина, билеты в Испанию, новый телефон, аренда своей студии, теперь это…

— Откуда у тебя такие деньги?

— Это так важно?

— Разумеется!

— Тогда пусть будет: разбил копилку.

— В Швейцарском банке?

— Слушай, я ведь эти годы не в потолок плевался. До определённого момента дела шли вполне себе неплохо. И вообще, успокойся. Это не должно тебя волновать.

Не должно. Но волнует. Моё лицо неистово пылает. Ладони, приложенной ко лбу, капец как жарко.

— Я всё верну.

— Ага. Попробуй. А я буду отдавать обратно. В качестве оплаты за личные приваты, годится? Правда с монетками незадача, высыпаться начнут.

Тупая шутка.

— Я серьёзно.

— А я гоню.

— Илья…

— Закрыли тему.

— Но это же…

— Закрыли тему. Хочешь отблагодарить — дай слово, что с клубом покончено.

Я в шоке. Таком глубоком, что с ответом торможу. Не потому что задумалась, а потому что в сознании царит благодатная пустота. Ноль мыслей и сплошные тире из Азбуки Морзе. Никогда за всю жизнь ещё не делали для меня столько всего, сколько сделал он за считанные дни. Никто. Никогда.

— Покончено, — еле слышным эхом отзываюсь, наконец, я.

Да. Хватит. Теперь меня там точно больше ничего не держит. В загашнике ещё осталась заначка с прошлых ЗП, до выпуска, если диплом мне ещё вообще светит после недавних событий, должно хватить на бытовые нужны, а дальше с новыми силами газету с вакансиями подмышку и вперёд.

— Это всё, что я хотел услышать, — Князев доволен. Спустил немерено бабла и доволен. С трудом сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него. С объятиями. Всего лишь объятиями, но самыми сильными и искренними, на какие я только способна. По-другому просто не представляю, как могу его отблагодарить.

Думала, правильные слова подберутся позже, но вот мы уже и домой приехали, и в квартиру поднялись, а ступор никуда не уходит, прочно обосновавшись там, где последние полгода обитала съедающая спокойствие и крутящаяся на повторе двадцать четыре часа мысль: как не вылететь из универа, как не вылететь из универа, как не выл…

Но больше её нет. Свобода. Тишина. Облегчение. Возможность выдохнуть и просто расслабиться. Просто перестать постоять куда-то бежать и изворачиваться всеми возможными способами, боясь опоздать, налажать и разочаровать. И всё благодаря ему.

Расходимся по разным комнатам. Я у себя, но с открытой дверью, поэтому слышу как в соседней разговаривают по телефону. Договариваются по поводу косметического ремонта помещения. Такой взрослый и деловой. Настоящий мужчина, а не мелкий пакостник и несерьёзный лоботряс, каким я всегда его помнила. Заботливый, сильный, сексуальный, желанный… Реально разрыв шаблона. Картинки «до» и «после» упорно не складываются, отказываясь воспринимать два образа как одного и того же человека.

Впрочем, может и не нужно их складывать? Прошлое тем и прекрасно, что оно в прошлом. Нужно лишь уметь его отпустить. Каким бы оно не было. Впереди же оседает на языке терпким налётом приятное послевкусие неизвестности. Хорошо, плохо. Как будет дальше? А главное, стоит ли знать об этом заранее?

Слабый хлопок, после чего голос слышится уже приглушённо. На лоджию вышел.

Да я и сама через приоткрытое окно уже улавливаю долетающий табачный запах. Неуверенно иду следом, подчиняясь порыву и замираю позади Ильи в нерешительности. Без футболки. Он стоит без футболки, для удобства опираясь локтями об подоконник. Поглощен разговором настолько, что меня не слышал.

Несколько секунд разглядываю непонятную буддийскую лупоглазую чупакабру с клыками, занимающую практически всю спину, после чего тихонько обнимаю его за пояс, прижимаясь щекой к прохладному и такому сильному телу. Почти сразу мои сцепленные на каменном прессе пальцы ободряюще накрывает горячая ладонь.

— Я перезвоню позже, — слышу за зажмуренными глазами. Всё затихает, но мы не шевелимся. Так и стоим.

— Спасибо, — первой нарушаю воцарившуюся идиллию. Короткая благодарность не передаёт и толики того, что я испытываю, но всё же это лучше, чем ничего.

— Есть ещё что-то, что я должен знать? Маньяки-преследователи, кредиты, коллекторы?

Смешок сдержать не получается.

— Нет. Больше ничего.

— Хорошо. Если возникают трудности, не скрывай, сразу говори мне.

Ничего не могу сделать с побежавшими по коже мурашками и глухо бьющимся об грудную клетку сердцем. Его слова обезоруживают. Поступки вызывают трепетную робость. Тактильная нежность… От нежности за закрытыми веками пляшет шальная карусель, играя в солнечных зайчиков.

— Когда возникнут трудности с тобой, тоже идти к тебе? — спрашиваю на выдохе.

— Разумеется. Будем решать, — бычок тушится об пепельницу, судя по шороху, и Князев разворачивается так, что теперь я прижимаюсь к его груди. Которую продолжаю обнимать. Не хочу отпускать. — А есть трудности?

— Честно? Не знаю. Не может быть всё так идеально. Не бывает такого.

Значит всенепременно надо ожидать какую-то подлянку за поворотом.

По макушке скользит ласковое прикосновение. Так приятны эти убаюкивающе поглаживания.

— Кто так сказал?

— Ты. Ты научил меня видеть во всём подвох.

Минутка мимишности закончена. Меня строго отодвигают от себя за плечи и склоняются так, чтобы наши взгляды встретились.

— Не надо. Не теперь.

Как он говорит. С такой уверенностью. А как смотрит! Словно насквозь пронизывает, пытаясь добраться до самых дальних глубин. Это он уже унаследовал от матери.

— Что, прям верняк? — уточняю я.

— Железный.

— На мизинчиках готов поклясться?

— Ого, — не сдерживает смешка он. — Да ты прям с козырей идёшь.

— Ну а чего юбки мять? Мы ж типа взрослые. Вот всё и по-взрослому.