Нора (сборник) - Азольский Анатолий. Страница 7

Этим словом дядя Паша гордился: один знакомый философ назвал его основателем теории н о р и з м а.

— Нора, — назидательно определил дядя Паша, — это не только ячейка производства, где оптимально сочетаются интересы работодателя и нанятого им человека. Это такое углубление в бетонной тверди общества, которого пока не видят милиционеры и прокуроры. Замечу, шероховатость сия, законом не предусмотренная, способствует прогрессу. Не может быть, к примеру, идеально гладкого шоссе, шины автомобилей станут скользить по нему… Нора, кстати, понятие не только социальное, но и биологическое, даже психобиологическое, в этологии явление это описано подробно, хозяин норы обладает преимущественным правом на нее, в чем и сказываются приоритеты природы, и редкий хищник осмеливается нарушать эти права. Ты знаешь, где я работаю, — закончил дядя Паша, — ее, эту работу, я и считаю норой. Да, мне приходится нелегко, меня временами пинают, но норой моей никто не пытается завладеть. А как у тебя?

Алеша молчал, прислушиваясь к шумливой воде на кухне и присматриваясь к сизому дымку «честерфильда». Упоминание о том, где работает дядя Паша, было очень кстати, разрешалось говорить напрямую, и Алеша сказал, что на заводе у него пока все нормально, однако пора уже подыскивать другое место, и чем скорее, тем лучше, хотя поиски будут трудными, потому что проблема, с какой столкнулся Алеша, чрезвычайно остра и необычна, сугубо индивидуальна и заключается в том, что на двадцать восьмом году жизни в психике его произошли необратимые изменения: он стал ненавидеть всех своих начальников, всех! Да, ненавидеть! Он на них насмотрелся. Они сплошь мелкотщеславные людишки со склонностью к алкоголизму и физически ущербные, интеллект их подменен хватательным рефлексом, и нет вообще порока, которого не было бы у них. Жить с ними он не желает и не хочет! И не может! Поэтому ищет работу без них. Они, конечно, всегда есть и всегда будут, руководители эти, такова уж иерархия любой стаи, человеческой тоже, но работа нужна такая, чтоб начальниками не пахло! И такая работа, слышал он, существует, некая контора прямо на дом высылает своим сотрудникам гору прессы с вежливым письмом: просим вас изучить присланные материалы и дать обзор по такой-то теме. Сотрудник изучает, пишет обзор, заклеивает конверт и отправляет его почтой, в ответ получая денежный перевод.

Чрезвычайно внимательно выслушав, дядя Паша сказал, что Алеша — на правильном пути, контора такая есть, она тешит самолюбие кумиров, артисты и литераторы интересуются, много ли пишут о них газеты. (Алеша помотал головой, отказываясь.) Совершенно верно, согласился дядя Паша, нужна более интеллектуальная шарашка, и такая существует, но не работать в ней Алеше. Она — секретная, она обслуживает других кумиров, она — для правителей, а они обязаны знать все, но они же и боятся знать все, поэтому в исследовательские центры нанимают людей, умеющих искажать правду. Не лучших людей берут, иногда и тех, у кого замарана биография. Но именно Алеше туда не попасть. Над госбезопасностью есть еще одна инстанция, очень злопамятная. Ей-то и навредил однажды отец Алеши, депутат райсовета, член парткома, токарь высшего разряда. Тогда в Лужники на встречу с Хрущевым сгоняли тысячи людей — в дни, когда тот возвращался из очередного вояжа, но не всякого пускали на сборища во Дворце спорта. Отца вызвали в райком, вручили пригласительный билет, дали напутствие: по сигналу товарища, сидящего через человека справа, вскочить и заорать: «Слава партии!», после таких-то слов оратора аплодировать. Но что отца тогда потрясло — вменили в обязанность наблюдать за таким-то товарищем, встает ли он, хлопает ли. Отец вспылил и отказался. С того и началось. Из депутатов погнали, из партии выперли, похерили очередь на квартиру. Чувствительная инстанция, она не отстанет от человека, который плюнул им в лицо. По малости, но напакостят. Так что в конторы эти лучше не соваться. Предпочтительнее другой вариант — обучение ювелирному делу. Человек, знающий камни и умеющий обрабатывать их, никогда не пропадет, а щель в эту нору будет найдена.

Михаила Ивановича вытурили с работы, подведя под сокращение штатов, но говорить о нем дяде Паше нельзя, партийцев тот презирал, считал галерниками на римской триере.

Когда появится щель в уютную нору, не знал сам дядя Паша. Во что бы то ни стало дожить до 25 июня, пойти в отпуск, затем уволиться по собственному желанию — на это уходили иссякающие силы, а уже сочинился подписанный задним числом приказ, объявлявший Родичева А.Л. ответственным за спирт, теперь на Алешу могут показывать: это он все получал и все пропивал. Приказ не вывешивали, его держали, как камень за пазухой.

В курилке самого грязного цеха обосновались те, кою приговорили к отбыванию срока — исправительных работ в местах, указанных милицией: мясники, попавшиеся на недорубе или перерубе, обсчитавшиеся бухгалтеры, проститутки, скромно обвиненные в антиобщественном поведении, юристы, погоревшие на взятках, пойманные на обмане продавщицы. Здесь к Алеше привыкли, при нем бывшие юристы и высказали мысль: на любом заводе, в каждой организации есть и будут соперники, две банды стяжателей, противостояние которых поддерживает нормальный ритм производства, и обе банды выметают за проходную тех, кто не примкнул к ним, имея на то возможность. В лучшем случае, подумал Алеша, его попросят уволиться через две недели, в худшем — выгонят через месяц, что одинаково по последствиям. Услышал он в курилке и нечто, его взволновавшее. У многих в цехе кончались сроки, мясники и продавщицы вчистую увольнялись на следующей неделе, возвращались к разделке туш, к обмерам и обвесам, оголяя в цехе участки. Один их них уже испытывал острую нужду в ночном рабочем, требовался человек присматривать за смесителями, в которых с десяти вечера до семи утра уплотнялись и перемешивались химикаты. А такого человека не было, да и никто не-хотел сидеть ночами в пыльном грохочущем цехе, откуда вентиляция не успевала вытягивать ядовитую пыль и микрочастицы красителей.

Надо было решаться. И Алеша решился. Расчет был на кадровика, а тот не мог не быть жуликом, потому что ежедневно и ежечасно обманывал от имени государства. Все кадровики казались Алеше на одно лицо, все были хамами, находящими усладу в помыкании теми, кто умел полезно думать или что-то искусно делать, потому что сами только и могли, что писать приказы. Этот, уже ему известный, с тупостью буйвола раздумывал долгую минуту, пока не сообразил, что ему повезло. Ночного рабочего действительно не было, и никого нельзя было заставить, на заводе все решалось добровольным соглашением сторон, потому что рабочие не получали и половины того, что обязана была давать им администрация; Алеша помнил месяц, когда электрики остались без изоляционной ленты. И согласие было получено, толстые пальцы кадровика уже начали развязывать тесемочки папки, когда вдруг появилось неожиданное препятствие: комиссия. На завод едет комиссия из райкома, она, изучая донос, может среди прочего задаться вопросом: а какие, собственно, грехи у заместителя начальника электроцеха, раз во искупление их он работает ныне не мастером, не бригадиром и не электромонтером? Закон разрешает понижать инженера до рабочего, но только на короткий, строго определенный срок, причем пишется убедительный документ, приказ директора.

Тугодумное молчание кадровика, шелест резиновых лопастей вентилятора, треск пишущей машинки за стеной, шорохи подошв о линолеум коридора, лепет радио над ухом… В пространстве этих звуков и был озарен Алеша невероятной мыслью, прозрением, и этот миг прорыва в неизведанное запомнился ему надолго, навсегда, минута эта была пронизана утренним солнцем и зарей новой жизни.

Да не инженер он вовсе! Не инженер! И нигде не учился! Кроме как в средней школе! И никакого диплома у него нет! И сейчас (это он втолковывал потрясенному кадровику) будет написано заявление, он с сегодняшнего утра увольняется с завода, а завтра — принимается на него же рабочим цеха № 6, в листке по учету кадров появится запись: образование — среднее. А чтоб никаких подозрений не возникало, трудовая книжка его потеряется. С инженером Родичевым покончено, на завод принят рабочий Родичев, на него и заведена новая трудовая. Полный порядок!