Любви хрустальный колокольчик - Ярилина Елена. Страница 28

— Не знаю, сколько времени это у него заняло, говорю тебе, меня дома не было. А соседка, да, всполошилась, прибегала с вопросом, что у нас такое происходит. Он ей заявил, что, видите ли, ремонт на кухне делает.

— Силен мужик. Но если дома тебя не было, то зачем он посуду-то колотил, что он этим сказать-то хотел?

— Ревность, Люба, ревность. А ревность штука злая. Я пошла в издательство на презентацию, не поставив его в известность, просто записку написала, что ушла по делам. Зря так ехидно улыбаешься, правда по делам, как раз большой заказ тогда получила. Не так уж долго я тогда отсутствовала, вернулась около девяти, можно сказать, детское время. А в квартире словно тайфун промчался.

— Ревность там или еще у него что, но за такие идиотские выходки ему бы надо руки оторвать! Ишь ты, деспот какой! Но хоть эти убытки-то он тебе возместил? Нет?! Вот змей! Как есть змей! Слушай, а тебя-то он, случаем, не бил? Не смущайся, выкладывай, я про него, кажется, уже ничему удивляться не буду.

Я ответила отрицательно на бесхитростный Любашин вопрос, поскольку бить он меня и в самом деле не бил, а все некрасивые подробности нашей с ним жизни, особенно тех дней, когда он морил меня голодом и я чуть не рассталась с жизнью по его вине, рассказать Любе я не смогла, как ни легко я чувствовала себя с сестрой, да и кому такое расскажешь? Дурочкой Люба никогда не была, почувствовала, что я что-то недоговариваю, утаиваю от нее что-то серьезное, но настаивать все же не стала.

— Ладно, будем считать, что ты легко от него отделалась. А посуда — дело наживное, — подытожила она. — Главное, в квартиру его больше не пускай!

При этих словах я встрепенулась и посмотрела на нее:

— Любаш, а ключи от квартиры он тебе отдал?

— Нет, ничего он мне не отдавал. Ну ты смотри, какой гаденыш! — почти с восхищением воскликнула сестра. — Меняй замок, подруга, другого выхода теперь нет.

Замок в двери я поменяла. А следующим вечером, когда я уже собиралась ложиться спать и только вышла из ванной, услышала, что в скважине поворачивается ключ. Открыть новый замок старым ключом Саша, естественно, не смог, тогда он стал звонить. Я даже к двери подходить не стала, позвонит, позвонит, думаю, и уйдет. Действительно, потрепав мне немного нервы множеством трелей, он все-таки ушел. Пятого утром, около десяти часов, когда я уже позавтракала и работала, снова раздался звонок в дверь, я тихонько, на цыпочках, подкралась и посмотрела в дверной глазок — это был, конечно, Саша. Так же тихо я отошла, но, позвонив несколько раз, он стал барабанить в дверь, сначала рукой, а потом и ногами. Уже не скрываясь, я подошла к двери и, не открывая ее, крикнула, чтобы он прекратил шуметь, поскольку я не впущу его ни сейчас, ни вообще никогда. Из квартиры напротив выглянула соседка с поварешкой в руке и спросила сурово:

— Это что здесь происходит?!

Саша моментально ретировался. Где-то часа через полтора раздался звонок телефона, я была уверена, что это опять Саша, тем не менее трубку взяла. Телефон — это мое уязвимое место, основная связь с внешним миром, могут позвонить дети, знакомые, по делам из издательства, я просто не могу не отвечать. Конечно, это был Саша. Первое, что он сказал: «Не вешай трубку». Я и не собиралась этого делать, разговаривать по телефону вполне безопасно, тем более что он звонит наверняка с работы, а значит, ничего особенно интимного или хамского сказать не может. Так оно и было, он просто попросил меня о встрече, я наотрез отказалась. Он настаивал, уверяя меня, что это очень важно. В свою очередь я попросила его больше никогда не звонить мне, заведомо зная, что моя просьба для него просто звук пустой. В этот день он звонил мне еще дважды, впрочем, может быть, и больше, я после обеда гуляла, ходила в магазин за хлебом, отсутствовала в общей сложности больше двух часов. Шестого последовало уже пять звонков, я старалась не раздражаться, просто говорила «нет» и клала трубку. Но работать своими звонками он мне мешал весьма существенно. Не только потому, что приходилось отрываться от компьютера и подходить к телефону, но и после каждого его звонка я не сразу могла успокоиться и приняться за работу, ибо, несмотря на свои благие намерения быть спокойной и невозмутимой, все равно нервничала. Седьмого я была у Кати, она уехала с Олегом к его друзьям на дачу праздновать Рождество и попросила меня посидеть с Мишенькой. Я с большой радостью согласилась, поскольку давно не видела внука, соскучилась по нему. Да и от работы можно было немного отдохнуть, не говоря уже об идиотских звонках Саши!

Домой я вернулась только восьмого, где-то уже после обеда, и довольно скоро легла спать, потому что терпеть не могу ночевать не у себя дома. Чтобы мне никто не помешал как следует выспаться, телефон я отключила. Девятого после раннего завтрака я сразу же засела за работу, надо было нагонять простой. Не разгибаясь сидела до трех часов, и только когда пошла ставить на кухню чайник, я подумала, как хорошо, что сегодня телефон молчит и не мешает мне работать. Вот тут-то я и вспомнила, что он у меня выключен со вчерашнего дня, едва успела воткнуть вилку в розетку, как сразу же нарвалась на звонок. Саша вкрадчиво осведомился, где же я все-таки была все это время. Я не стала делать тайны из своего пребывания у дочери, а в ответ на его удивление, что я была у нее так долго, вежливо пояснила, что бываю и гораздо дольше. Это ему совсем не понравилось, но я быстренько оборвала все возражения, сказав, что отношения с детьми — это мое личное дело, которое его никоим образом не касается. Тогда он снова попросил о встрече. Я задумалась: а почему бы и нет, чего я боюсь? Он желает встретиться? Будет ему встреча!

— Хорошо. Встречаемся в ближайший вторник в два часа дня.

Местом встречи я выбрала кафе «Колибри», где сравнительно недавно была и помнила, что там подают приличный кофе. Саше не понравилось ни место, ни время. Но я жестко дала ему понять — или мы встречаемся на моих условиях, или не встречаемся вовсе. Деться ему было некуда, он нехотя согласился.

Кафе оправдывало свое название, оно было маленьким, яркоокрашенным внутри, и в зале стоял экзотический запах, чуть резковатый, но очень волнующий. Чем в нем так пахло, я не знала, но мне очень понравилось. Я шла на эту встречу, изрядно нервничая, а сейчас расслабилась и была довольна, что выбралась из дому, где несколько последних дней почти не разгибаясь сидела за работой. Мне все здесь нравилось: и аромат, и освещение, и интерьер, и то, что маленький зал был почти пуст, поэтому я сидела и улыбалась. Саша же, напротив, был угрюм, глаз на меня не поднимал и молчал. Последнее несколько удивляло, так как встреча наша была нужна ему для какого-то важного разговора, во всяком случае, так он мне сказал по телефону. Черный кофе с коньяком и лимоном был просто превосходен, и я закурила. Эту слабость я позволяла себе очень редко, когда-то давно меня к сигаретам приохотил Павел, ему, в отличие от большинства мужчин, нравилось, когда женщины курят, он утверждал, что это очень сексуально. Когда мы с ним ходили в гости или в ресторан, после первой же рюмки он мне всегда предлагал сигарету. С тех пор как мы разошлись с ним, я стала курить гораздо реже, от случая к случаю, а после смерти Павла закурила первый раз. Затянувшись, я закрыла глаза, и на одно короткое, сумасшедшее мгновение мне показалось, что я, как когда-то, сижу с Павлом в ресторане, даже его хриплый смешок мне почудился. Но эту несвоевременную иллюзию развеял Саша, которого мое курение вывело из мрачных бездн раздумий, он моментально взъярился и очень резко высказал все, что думает о курящих женщинах. Чтобы хоть немного умерить его воинственный пыл, я положила свою руку поверх его руки, лежащей на столе. Можно было подумать, что я прикоснулась к нему раскаленным железом, так он дернулся.

— Саша, ты напрасно тратишь свое красноречие и свои нервы, мне совершенно безразлично, что ты думаешь обо мне в связи с курением, да и по любому другому поводу тоже. Тебе уже пора понять, я человек давно взрослый и сама отвечаю за себя и свои поступки.