Любви хрустальный колокольчик - Ярилина Елена. Страница 42

В заснеженной Фирсановке было тихо и малолюдно, возле станции еще попадались люди, но дальше улицы были совсем пустынные. Мела февральская поземка, сильный ветер дул в лицо, и я моментально окоченела, просто зуб на зуб не попадал. Когда повернула на свою улицу, ветер был уже со спины, и стало хоть немного легче. Наконец я добралась до Володиного дома, слава богу, в окнах горел неяркий свет. Поднялась на крыльцо и остановилась отдышаться, задохнулась от ветра и быстрой ходьбы. Стояла я, опираясь на дверь, и она подалась под моей рукой, была не закрыта, как и в день моего отъезда. Я вошла и тихо прикрыла дверь за собой. Разделась, предвкушая, как будет удивлен и обрадован Володя моим неожиданным и ранним приездом. Если спросит, почему не позвонила, скажу, что хотела сделать ему сюрприз, улыбалась я про себя. Из комнаты доносилась негромкая музыка, что-то очень приятное. Стала вешать свою дубленку на вешалку и тут увидела серую беличью шубку на вешалке. Ларисина! Взяв сумку, вошла в полуосвещенную комнату и остановилась в изумлении. Горел камин, и светилась настольная лампа. На диванчике сидела закутанная в плед Лариса. Володи поблизости не было. Увидев меня, Лариса сначала очень удивилась, потом скорчила гримаску, встала, подошла, придерживая плед, и вполголоса запела:

— Бедная, бедная старушка. Ты так долго ползла сюда по холоду, а зачем, кто тебя сюда звал? Уползай-ка назад, пока электрички ходят. И нечего на меня таращиться, все самое интересное ты уже пропустила. Не скрою, мы тут с Володечкой неплохо расслабились, очень ему понравилось со мной любовью заниматься. Потом тебя к слову вспомнили: ну и посмеялись же мы! А теперь собираемся повторить, и третий лишний нам ни к чему. Или хочешь свечку подержать?

Машинально я положила сумку на кресло. В голове от растерянности и пустоты аж звон стоял. Где же Володя, почему его не видно? Может быть, он заболел, поэтому Лариса и говорит так тихо? Я перевела взгляд на нее. Судя по виду, она рассвирепела: из глаз прямо искры сыпались.

— Что встала как истукан? Вали отсюда, говорю, пока я тебе последние волосенки не повыдирала!

Лариса, видимо, на самом деле думала, что после первых же ее слов я убегу, проливая горькие слезы. Когда же она увидела, что я продолжаю стоять и никуда не ухожу, то потеряла и без того небольшое самообладание и, подскочив ко мне, сильно толкнула руками в грудь, отчего я отлетела на метр и ударилась плечом о косяк двери. Плед упал на пол, и я увидела Ларисину короткую кружевную черную сорочку и черные же колготки. В этот момент в комнате появился Володя, держа на вытянутых руках что-то похожее на юбку. Судя по всему, эту злополучную юбку Володя только что застирал и прогладил горячим утюгом, чтобы подсушить. В голове у меня прояснилось: теперь я знала, на каком я свете. Трюк был очень старым, я много раз слышала о якобы испорченной одежде от ловких подруг. На лице Ларисы поочередно мелькнули растерянность, досада и злость. Но справилась с собой она и на этот раз быстро, видно, Володя ей в самом деле нравился, раз она так старалась. Заговорила она, как запела, нежным и сладким голоском:

— Не удивляйся, милый, это Евгения Михайловна заглянула к нам буквально на минутку, но ей некогда, и она уже уезжает.

С этими словами она подошла к нему и прижалась, глядя на меня с каким-то почти детским вызовом. Володя молчал, как вошел, так и не проронил ни звука, только смотрел, смотрел на меня не отрываясь, но выражение его глаз было непонятным для меня. Я тоже смотрела на него и тоже молчала, горло перехватило. Первой не выдержала этого напряженного молчания Лариса. Она перестала прижиматься так нарочито к Володе, чего он, по-моему, вовсе и не замечал, шагнула ко мне и почти прошипела мне в лицо:

— Ты уйдешь, наконец?!

Она даже замахнулась, но Володя перехватил ее руку.

— Да, ты прав, не стоит марать о нее руки, — отреагировала на это побледневшая, но все еще улыбающаяся Лариса, значит, решила идти до конца в своей глупой и безрассудной игре. Но мне сейчас было не до игр, я устала, переволновалась, у меня зверски болело горло и только что, по вине Ларисы, ушибленное плечо. Весь этот дешевый спектакль до чертиков надоел мне, и я устало сказала:

— Лариса, уймись, повыступала, и хватит, надень наконец свою юбку и иди домой, дома давно ждут, а здесь тебе делать совершенно нечего.

Лариса подбоченилась, сверкнула глазами и собралась пустить в меня залп очередных недобрых слов, но Володя опережающе повернулся к ней:

— В самом деле, даже если юбка и не совсем еще высохла, то ты все равно не замерзнешь, шуба у тебя теплая, да и идти недалеко. Иди, поздно уже, твоя мать наверняка волнуется.

Лариса схватила юбку, кое-как напялила ее, сейчас ей было не до аккуратности, и, еще раз остервенело сверкнув на меня глазами, но не посмев при Володе ничего сказать, ушла в прихожую одеваться. Против обыкновения Володя, всегда такой изысканно вежливый со своими гостями, не пошел ее провожать. Сегодня он смотрел на Ларису, только когда говорил с ней, и, сразу же забыв о ней, опять смотрел на меня каким-то непонятным взглядом. Громко хлопнула закрывшаяся дверь, я вздрогнула и подумала, что это прощальный Ларисин салют. Володю же стук двери словно пробудил от какого-то зачарованного сна. Он наконец подошел ко мне, провел рукой по моему лицу, но как-то неуверенно, словно был слепым и только таким образом мог удостовериться, что это тот, кто ему нужен. И вдруг резко, порывисто прижал меня к себе:

— Все-таки ты приехала, птичка Женя, все-таки ты приехала, я дождался тебя, видишь — я дождался, как и обещал.

Какая-то неимоверная усталость навалилась вдруг на меня, почему-то захотелось заплакать, даже закричать. Я осторожно высвободилась из Володиных объятий и села на стул, ноги не держали меня, и холод еще словно бродил по телу, хотя в комнате было тепло. Я зябко поежилась и попросила чаю. Чай был готов очень быстро, я выпила его и стала понемногу согреваться, но все еще дрожала, скорее всего, это была нервная дрожь. Володя хотел закутать мои ноги пледом, но я выхватила у него плед и бросила на пол, его брови поползли вверх.

— Лариса, — коротко пояснила я ему.

— Ну и что же, я дал ей этот плед просто прикрыться, пока застирывал юбку, признаться, не понимаю твоего отвращения.

— Конечно не понимаешь, ты же мужчина. А что она пролила себе на юбку, чай или кофе?

— Ни то ни другое, варенье.

— Бедная юбка. Это старый трюк.

— Конечно старый, а главное, что ты приехала вовремя и расстроила все ухищрения и козни Ларисы. — И он светло улыбнулся мне.

— А что было бы, если бы я не приехала так вовремя и не смогла бы расстроить ее козни?

Все-таки не смогла удержаться я от банальнейшего и глупого вопроса.

— Ничего бы не было. Женя, Женечка, неужели ты так плохо меня знаешь и так мало мне доверяешь, что тебе нужны объяснения и оправдания?

Мне стало стыдно, и я, прижавшись, пробормотала ему в плечо:

— Я так скучала без тебя, так скучала! А дела все не делались, но вот получилось окно в два дня, и я сразу приехала.

Он сидел рядом, обнимал меня, легонько гладил по спине. Я наконец поверила, что и в самом деле вернулась к нему, что он жив и любит меня. Сердце стало оттаивать, а я уже расслабилась и не сразу поняла его.

— Это грипп или ангина? — И он легко коснулся моей шеи, все еще обмотанной шарфом.

Я замялась и покраснела, как сказать ему правду, я не знала, но и солгать тоже была не в силах. С трудом преодолев замешательство, я наконец вымолвила:

— Прости, я нарушила свое обязательство и не позвонила после встречи с Сашей. Сначала я просто не знала, как тебе рассказать, а потом подумала, что раз все равно еду, то незачем звонить, все расскажу при встрече. Это не ангина, это Саша.

Лицо Володи как-то сразу застыло, стало строгим и немного отчужденным. Он отогнул воротник моего свитера и стал осторожно разматывать шарф. Потом внимательно рассмотрел шею, даже слегка ощупал ее и сказал: