Воин-паразит: Стать человеком (СИ) - Костяной Богдан. Страница 61

Неважно сколько тебе было лет, существовали лишь общие, довольно узкие диапазоны. Ты либо ещё щенок, о котором только заботятся, либо взрослый волк, который сам должен заботиться о благополучии стаи. Если ты не подпадал под эти категории, то оставалось надеяться только на удачу и собственное немощное тело.

Но у двуногих всё было иначе. Молодые ребята, которые в два счёта могли бы одолеть старого мужа, тем не менее, слушались его и делали всё, что он им прикажет.

И Эспен, несмотря на некоторое непонимание, принял эти правила. Ярон был его тестем, а также «вожаком» их «стаи», который вёл её к процветанию. Молодые волки как Вульф, Бьорн, Лейф и сам Эспен прокладывали этот самый путь, но в отличии от диких зверей, их «стая» не оставляла стариков позади.

Сейчас же, Эспен понял какого это, общаться с ровесниками. Да, его суммарный возраст всё ещё оставался двенадцать лет, что делало его, скорее, ровесником Моди, но из-за животной природы, сознание героя давно было на уровне взрослого человека.

Энас был слишком юн по сравнению с ним, Гарольд и Бессмертыч наоборот — слишком стары, а вот Алиса… Их жизненный опыт был похож, да и психологический возраст колебался в одном диапазоне.

Его срок жизни давно перевалил за допустимый для простого паразита, но Эспена всё ещё было сложно назвать человеком. Цели изменились. Раньше он должен был вылупиться, оплодотворить самку и стать чьим-нибудь обедом, но сейчас…

Всё стало слишком сложным, но одновременно и более привычным для мозга червяка. Он бы ни за что не хотел вернуться к прежней жизни, несмотря на все страдания, что он перенёс в теле двуногого.

Наверно, именно это люди и называли «жизненным опытом» и именно в этот день, Эспен в полной мере осознал, что это такое.

Целых два чувства стали ясны за минувшие сутки… Неплохо!

Глава 19. Жнец Таверн

Ополоснувшись в ручье, Эспен вернулся в шатёр, ощутив холодок тени, после нескольких часов под палящим Кустосом. В дальнем углу оловянными солдатиками игрался мальчик, воображая битвы между адептами, каждая из которых была достойна отдельной легенды и парочки песен бардов.

Глядя на то, как Моди несуразно произносит названия техник, которые, по видимому, знала сама Алиса, а также добавляя нелепые атаки от себя, как например, «Топот Ужасного Гуся» или «Клич Воинственной Мандрагоры», паразит невольно улыбнулся.

Чёрт его знает из-за чего. Ни то из-за самой игры, ни то из-за своей детской наивности, не знавший лишений и смерти пацанёнок вызывал у Эспена приятные воспоминания о детворе из Малых Дубков, которая всякий раз пыталась повиснуть у него на шее, да задать сотню-другую вопросов по поводу его аметистовых глаз.

Если бы не культ Аммаста, все они бы уже выросли достойными мужами и, наверно, имели бы своих детей…

— Держи, я покидала в кашу мяса, чтобы посытнее была, — произнесла Алиса, протягивая медную миску.

— Благодарю, — ответил Эспен.

Гарольд дремал на левом боку в двух шагах от котелка, подложив под голову мешок со своими травами и снадобьями. В самом другом углу палатки, в кромешной тьме сидел бессмертный кочевник.

Лишь пробыв некоторое время в его компании, Алиса заметила странность: кочевник, мало того, что выглядел оборванцем на фоне остальных, так ещё и не моргал, а грудь его не вздымалась, поскольку потребности в воздухе бессмертный также не испытывал.

— Не хочешь поужинать, воин? — спросила амазонка.

— Прости, я не голоден.

«Он «ничтожество»? Почему я не чувствую его присутствия через Тельмус? Нет, он бы тогда не смог столько здесь находится.

Неужто этот адепт пришёл из-за средней стены? Я слышала, что тамошние обитатели невероятно сильны в сравнении с нами и потому, они могут запросто исчезнуть не только из энергетического, но и обычного поля зрения», — задумалась Алиса.

Взяв еду, Эспен подошёл к кочевнику и присел рядом.

— За что ты сражаешься с Аммастом? — спросил он с ходу.

— Ты и сам догадываешься, — хмыкнул Бессмертыч.

— Позволь хотя бы имя узнать твоё, а то «Бессмертыч» звучит несерьёзно.

— Меня устраивает… — ответил кирениец. — Я потерял право носить своё имя. Я не защитил свой аул и сам стал неумирающей куклой Шайтана.

— Так вот, как вы называете Аммаста… Хм, забавно звучит, — пожал плечами Эспен и взял в рот ложку каши. — Слушай, не то, чтобы я искал выгоды из нашего с тобой знакомства…

— Мне восемь тысяч лет… или девять, точно не помню. Говори напрямую, — перебил кочевник.

— У меня есть свиток с вашей техникой, — Эспен сунул руку в короб и нащупал там пергамент, подписанный странными иероглифами как «Рвение Мустанга». — Мне нужна твоя помощь в её изучении, потому что она написана на вашем, киренийском языке.

— Дай-ка взгляну, — устало произнёс Бессмертыч. — Хм, стандартная техника. У нас её дети в восемь лет учат. Но в Доминус адепты намного слабее… У тебя не будет проблем её выучить, однако, учитывай одно: я не могу использовать телум, только Волю и мистерии. Тебе придётся внимать каждому моему слову. А учитывая, что меня мучает вечная жажда, то их будет немного.

— Воля? — поинтересовался Эспен.

— Да, она открывается примерно на середине пути к «Барасаю» и не зависит от телума, — пояснил кирениец и предупреждая новый вопрос паразита пояснил: — «Барасай» — «Спирит» по-вашему.

— Да уж…

Кошачья лапа отодвинула занавеску шатра и грязный, со свалявшейся шерстью Энас ввалился внутрь, едва сдерживаясь, чтобы не прочитать поэму из отборных ругательств в присутствии Моди.

— Охота, я так посмотрю, не задалась, — хмыкнул Эспен, вылизывая миску с кашей дочиста.

— Иди ты… куда глаза глядят! — с трудом проглотил бранное словцо ушастый, завидев как покосилась на своё копьё Алиса. — Короче, то ли из-за того, что вокруг так много сильных адептов, то ли ещё по какой причине, но на всю округу ни одного зайца или кабанчика не нашлось! Сплошь Саблезубые Белки и Чешуйчатые Ядовитые Гусеницы! Чуть не сдох… Хорошо, что стрелы взял старые, а не те, которые Олаф дал, а то потратил бы их незнамозачем все!

— Кашу будешь, малыш? — улыбнувшись так, как могла только улыбнуться женщина с ребёнком глядя на другого ребёнка, Алиса, не дожидаясь ответа, отложила вымотавшемуся неко полную миску с горкой. Эспен даже… приревновал, глядя на это безобразие!

Рот Энаса в миг наполнился слюной, поэтому вместо «спасибо» он просто бешено закивал, протягивая грязные лапы к посуде.

— Нет, дружок, так не пойдёт! Пойди вниз и вымой руки в ручье, а только потом уже ешь!

— Мгм! — сглотнул Энас, чувствуя как желудок разъедает сам себя, но требование выполнил, буквально за минуту метнувшись туда-сюда. Эспен даже не успел позариться на его порцию.

* * *

К тому времени, как Кустос зашёл за горизонт, отряд закончил трапезу. После недолгих раздумий, было решено оставить Гарольда в лагере. Даже столь сильного, — слепого старика вряд ли бы взяли в рейнджеры.

Идти непосредственно на передовую, желания у героев не было. Все ресурсы и поставки вертелись вокруг Старвода, тогда как на фронте дела обстояли не самым лучшим образом. Отправиться к праотцам раньше времени было легче лёгкого, скажем, благодаря пушечному ядру.

Эспен взял с собой короб, на всякий случай, и подпоясал ножны с гросс-мессером. Привычный для него элемент гардероба в виде чёрного плаща, отнятый у бандита, укутывал его во мраке и лишь аметистовые глаза выдавали присутствие этого хищника.

Показавшиеся из шатра Энас и Бессмертыч молча кивнули и троица выдвинулась вдоль главной дороги к городским вратам. Спутники Эспена немного удивились такому решению. Ночи на Карцере — довольно страшное явление. Не то, чтобы они сомневались в своих силах в битве против разбойников или даже культистов, но… Мало ли, что могло произойти? Даже в городской черте можно было забрести не в пространственную ловушку-переулок, оставленную каким-то адептом ещё со времён основания города или наступить посреди ровной тропы на проклятую лужу.