Возраст – преимущество - Мишин Виктор Сергеевич. Страница 24

И все же первостепенную задачу мне поставил именно Медведев, и звучала она так:

– Захар, надо обезопасить район нашего пребывания, то есть требуется уничтожать бандеровцев, всяких бульбашей и прочих как можно больше. И эта работа на тебе. Запомни, малейшая угроза твоего раскрытия, сразу уходи, любым способом, тихо или громко, неважно, главное, останься жив. Ты меня понял?

– Конечно, Дмитрий Николаевич, а как же!

– Ты выучил все имена? – это он о «маяках», через которых предстояло работать, передавать сведения. Не обо всех на территории Украины, конечно, тут конспирация будь здоров, а только о тех, что будут работать непосредственно со мной, а это трое. По идее, больше одного знать не положено, но, слишком уж обширным будет фронт моей работы. Иногда, чтобы добраться из одного села за сотню верст к нужному «маяку», может потребоваться слишком много времени, а значит, сведения могут стать неактуальными. Вот и дали мне сразу троих, в разных концах района.

– Да.

– Это еще одна причина того, что ты не можешь допустить попадания к врагу Сразу три выданных агента, это риск загубить три наших отряда, что работают с этими «маяками».

– Я все понял, товарищ полковник. Разрешите… к Ане?

– Давай, да идти пора, Матвеич тебя проводит до дороги, под утро ты должен быть в Путянах.

– Есть!

С Аней простились быстро, в палатке, вокруг которой куча народа, долгого прощания быть не могло, поэтому мы просто поцеловались, жарко, как в последний раз, и я ушел.

Матвеич провожал меня молча, мы вообще с ним редко виделись, он из дальних разведчиков был, редко находился при отряде, но тут так совпало, и он оказался здесь. Мужик он хороший, спасал меня не один раз, когда я был ранен после охоты на Коха.

Возле самой дороги, в кустах, он крепко сжал меня в своих объятиях, и я увидел слезы, проступившие на его глазах.

– Матвеич, да что ты, все хорошо будет, вот увидишь! – попробовал я успокоить мужчину.

– Эх, Захарка, видел бы ты, сколько эти твари таких пацанят, как ты, извели… А я видел! Это мы, никчемные вояки, виноваты, что наши детки гибнут на нашей же земле.

– Ну, ничего, Матвеич, мы отомстим за каждого, вот увидишь, главное, ты сам тоже береги себя, пожалуйста! – попросил я партизана.

– Удачи тебе, на рожон не лезь, знаю я тебя, увлекаешься иногда так, что ничего не видишь вокруг.

– Буду осторожен и постараюсь держаться, – пообещал я старшему товарищу.

Мой первый пункт назначения был близок, всего десяток верст по дороге, прятаться не нужно, но это было непривычно и страшновато. Привык уже за такой большой промежуток времени прятаться. А тут…

– Эй, шельмец, а ну стой! – прокричали мне с телеги, что появилась за мной минут пять назад.

Я прекрасно ее видел, а также видел и тех, кто на ней ехал. Эх, как же прав был Матвеич, предвидевший, что мне будет тяжело держать себя в руках. Черная форма полицаев вызывающе действовала на мою тонкую натуру. Хотелось просто рвать это дерьмо, без отдыха и перерыва на обед. Шел я до этого момента уже два часа, не встретив на дороге ни одного человека, только пара немецких грузовиков пропылила мимо, не обращая на меня внимания. А эти, суки, ехали сзади и решили-таки остановиться.

– Сам ты шельмец! – бросил я грубо, а что, мне с моими бумагами на этих козлов вообще плевать. Я как бы на ступень выше стою в иерархии «служак нового режима». Они добровольцы, а я подготовленный немцами специалист. – Чего надо?

– Ты глянь, Гринька, как этот шельмец разговаривает? – все было сказано на мове, но я понимал.

– Надо наказать, – поддакнул второй бандит, державший поводья.

– Попробуйте, вмиг узнаете, кого можно задевать, а кого нет, – я грозно взглянул на них и достал аусвайс.

– И чего ты нам свою бумажку показываешь? – тот, что хотел меня наказать, здоровый такой бугай, протянул руку к моему документу.

– Вам что, не известен код – два нуля пять? – именно эти цифры служили опознавательным знаком малолетнего диверсанта.

– Постой, Мыкола, – разом изменившись в лице, отреагировал первый бандеровец, что и завел разговор. – Ты из команды господина майора Дюррера? – Ого, а они, оказывается, в курсе, кто нами руководит.

– Не нужно лишнего, вы подтверждаете пароль?

– Да, – четко кивнул полицай. – Может, подвезти?

– Было бы неплохо. Два дня в поиске, возвращаюсь, устал.

Я уселся в телегу, тот, кого назвали Мыколой, протянул мне крынку молока, я не отказался. На предложение поесть отреагировал так же, с удовольствием. Шмат сала, два вареных яйца, луковицы, пирог с грибами, хороший такой кусок черного, свежего хлеба с солью и, наверное, пол-литра молока отлично насытили меня. Бульбаши, казалось, даже рады были, что угодили мне.

– Две деревни проверил, нет никого, ваши жалуются на какой-то большой отряд партизан, мне задание поставили, а я что-то не пойму пока, где они действуют, – начал я разговор с бандитами.

– Ой, так эти гады везде бывают, ты в Червонном был?

– Ага, – кивнул я.

– Вот чую я, что там каждый второй им докладывает, а то и в отряде ихнем бывал, но пока прихватить не можем. Немцы запретили пока пытать местных, сил у них тут сейчас мало, а партизаны всегда после наших рейдов устраивают налеты. У них отряд огромный, столько наших побили уже, а немцы почти не помогают.

– Ясно, но я пробыл там долго, ничего подозрительного не обнаружил, надо будет еще разок навестить. Мальчишку не стесняются, за своего принимают, но вроде как там все лояльные. – Надо заодно снять подозрение с жителей Червонного, там все наши, у некоторых жителей вообще родственники в отряде Медведева. Да и «маяк» наш там есть.

– Да, таким как вы легче к ним втереться, – соглашается Мыкола.

– Так и вы, мужики, не зверствуйте без надобности, – пытаюсь донести до них идею, – ведь вы же себя называете борцами с большевизмом, а сами местных режете, думаете, они после этого вам благодарны будут?

– Да знаем, – удивил меня признанием Мыкола, – а что мы можем? Атаман приказывает, мы выполняем. Но убивать приходится только тех, кто сопротивление оказывает.

– Ага. Только вон, видел я тут, как ваши работают, зашли в деревню, сразу двух баб прижали в сарае, конечно, будут сопротивляться. Они ж в вас защитников хотят видеть, а вы их насилуете!

– Слушай, парень, ты ничего не знаешь… – влез в наш разговор Гриня.

– Да все я знаю, и приказы гауляйтера для вас видел, но вы ж местные, вас тут знают, вы ж не красных режете, а своих. Хотите, чтобы с вами сотрудничали и партизан вам сдавали, так и ведите себя, как надо!

– Мы слышали, что они в Ровеньках бывают часто, там даже бой недавно был, немцы помогали, да партизаны их здорово потрепали, – сменил резко тему Мыкола.

– Слышал, после этого меня сюда и направили, немцы много потеряли, партизаны оказались хорошо подготовлены и вооружены.

– Да, даже пушки были! Мне Семен Скобыгайло рассказывал, он там пулю в руку схлопотал, в городе сейчас, в госпитале. И как им удается прятать такой большой отряд и не попадаться…

– Выясним, это вам трудно, а нас этому учили, – высокомерно заявил я.

В ближайшей деревне я спрыгнул, поблагодарив полицаев громко, показав тем самым дежурившим на въезде любопытным бульбашам, что я «свой». Те даже не стали меня останавливать, кивнули только. Я направлялся в бывший сельсовет, а теперь управу, надо было навестить старосту, узнать, есть ли какие сведения о партизанах, якобы мне нужно доложить командиру результаты. Встретили хорошо, тоже предложили поесть, но в этот раз отказался, сославшись на Мыколу с Гриней, дескать, накормили уже. Что сразу удивило, не было и тени предвзятого отношения ввиду возраста, все враги вели себя со мной благожелательно и вполне учтиво. Староста немного подпортил эту картину. Это был грузный, немолодой мужчина с бородой до пупа и удивительно светлыми глазами, чуть не прозрачными. Смотрел он на меня при встрече, как Ленин на буржуазию, но после сверки документов принял как родного и так же, как и ранее солдаты ОУН, не обращал внимания на возраст. Пообщались, что ж, хорошо им партизаны кровушку пускают, аж трясет его, когда поминает нашего брата, партизана. Попросил меня походатайствовать перед немецким начальством о помощи в обороне деревни, ага, так фрицы и прислали в какую-то деревню своих солдат, делать им больше нечего. Взялся тут рулить, терпи теперь, сука.