Подопечный - Костин Сергей. Страница 2

Я на том собрании тоже присутствовал. В хлам. Но все отчетливо помню.

Вот значит. И поперся председатель во главе делегации из знатных комбайнеров и доярок в район. Меня конечно с собой прихватили. На подводе. Нетранспортабелен был.

Сразу к комиссару. В кабинет. Всей толпой. А вы видели толпу, состоящую из знатных колхозников? От одних навозом несет, а от других солярой за версту разит. Да я еще со страшным перегаром.

Завалились мы, эдак человек двадцать в кабинет. Меня в угол прислонили, а сами к комиссару.

Сидит. С погонами. Глаза — во! Рот нараспашку. Потом опомнился. Стал охрану звать. На испуг хотел взять.

Но председатель быстренько ситуацию прояснил. Мол, парень для деревни, как премьер-министр для страны. И под стол комиссару сумки полные. Звенящие. Всей деревней собирали. Месячный запас, так сказать.

Комиссар сразу вник в положение дел, закивал, за поддакивал. Кликнул офицеров своих. Вот значит, говорит, с парнем требуется разобраться. Он мол, во всем районе один такой. И профессия у него дюже для нашей родной родины редкая. И ценная. Без него колхоз пропадет. К тому ж один парнишка растет. (Это правда была. Моманька моя, когда рожала, померла. А папашка после того дня запил и вскорости нашли его в канаве…)

Ну что, говорит комиссар, делать станем?

Офицеры его погалдели, пошептались, а потом решение вынесли.

Один говорит:

— В бронетанковых войсках данный призывник служить не может по причине большого роста. Негоден.

Второй:

— В летчики тож не годиться. Он же весь протирочный спирт продышит. Ну его на хрен.

В пехоту то ж не подошел.

Мужик с тремя звездами, зеленый весь, как елка, четко заявил, что на таких амбалах армия запросто вылетит в трубу. Не накормишь и не обуешь.

Но убедительнее всех сказал молодой лейтенантик.

— Данный индивидуум, — а сам весь разволновался, раскраснелся, — Внесет в Вооруженные Силы беспорядок и сумятицу. Дедовщина с его комплекцией ему не страшна, а то глядишь наоборот, дембелей вообще не останется. Не нужон он нам. Вооруженные наши доблестные Силы обойдутся без него.

Я уж разобидеться хотел, да председатель вовремя меня под руки выволок на улицу. Обратно на телегу и прямиком в деревню.

Так я в армию и не попал. Да и куда мне. Всего то шесть классов. Из седьмого выперли. Директор школы застукал меня на сеновале со своей дочкой в непотребном виде. Что там было…!

У нас же не как в американской рекламе. Да знаете вы! Эт когда парень покупает в аптеке изделие номер два по нашему, а аптекарь желает ему приятно провести время. А потом парнишка с кралей своей появляется у нее дома, и она папаше-аптекарю представляет ухажера своего. А аптекарь с газетой. Чуть с кресла не взбрыкнулся.

Дурная реклама. Но со смыслом. Прежде чем по девкам шляться да в гости переться, узнай наперво, кто папаша.

Так о чем это я? Да! Из школы вылетел, плюнул и пошел работать. Зато профессия у меня действительно знатная. Эт да! Во всем районе я один такой и есть. Незаменимый и единственный. Что за работа? А я не говорил еще?

Во блин, с Клавкой и не про такое забыть можно. По научному назвать, аль как? Ага. Ну тогда я… этот… как его — скрещиватель крупного рогатого скота. Так сам председатель говаривал. А я ему верю. Председатель дурного не скажет. Жаль конечно, что пока он там в больнице валяется, колхоз расформировали. Но на мне это не отразилось. Быки и коровы, они как хотели, так, стало быть, без существенных изменений.

— Вась! — Клавка снова выкобениваеться. Думу думать не дает, — А свадьба когда?

Я сделал вид, что споткнулся на кочке. Вот разобрало. Они ж бабы от чего сейчас дурные? Насмотрятся сериалов и хотят как там. Красиво и с чувством.

— Вася!

— Покумекать надо.

А что кумекать? Надо спасаться, а то затянет.

— Вот и хорошо, — Клавка моментально успокоилась и уже до самого клуба шла молча. За что мне и нравятся дурные девки.

Я не то чтоб баб не люблю. Я ж все таки мужик. Да и работа настраивает. Но… По секрету великому…

Есть у нас в деревне одна дивчина. Любавой зовут. Вот уж по ком тоскую. Как увижу — сердце щемит.

Волосы — во! Глаза — вот такие! Ресницы — как… душа замирает. Да и все остальное на месте. Ну понятно, да?

Но не с моим образованием в калачный ряд лезть. К Любаве и не такие мужики заворот делали. Но никого не подпускает. Хоть тресни. У нее, в отличии от Клавки, другой свих. Какая-то она сама в себе. Задумчивая. Странная. Все на звезды смотрит, да книжки умные почитывает. Я к ней, правда и не подходил. Чё зря стараться. А уж после сегодняшнего совсем в глаза не взглянуть. И как жить то? Убью я Клавку…

В клуб мы ввалились под гробовую тишину и обширную, во все зубы, Клавкину улыбку.

— Ну чё уставились, козлы? Влюбленных не видели?

При этих словах я сделал вид, что запнулся о табуретку.

— Стоять!— Клавка подтянула меня к себе и сквозь зубы бросила остальным, — А ежели кто улыбнется, враз изувечу.

Желающих возмутиться не нашлось. Все сразу как то засуетились, замельтешили. Кто в сортир надумал, кто на улицу папироску подымить. А кто в пол уткнулся. Половицы полусгнившие разглядывать.

Клавка широким шелбаном согнала с лучших мест малолеток и усадила меня рядом.

— И что б не дергался.

Тут не выдержал мой лучший корешок Ванюха.

— Да ты че, Васек? Сдурел что ли? На какой хрен она тебе нужна? Грымза озабоченная…

Ох, лучше б ты помолчал, милый мой дружок Ванюха.

Лицо Клавки побелело. Глаза ее уставились в одну точку, стали ледяными и безжалостными.

В гробовой тишине она медленно поднялась с места, насупила брови, подтянула к заплывшей талии руки и… , словно танк, ничего не видя и не разбирая, ломанулась в Ваньке.

Полетели в сторону опрокинутые стулья и табуретки и все те, кто на них находился. Заскрипели старые половицы, чувствуя беду неминучую.

А Ванька, корешок мой, как столб. Ему б деру дать, через окошко, а он, глаза выкатил, рот нараспашку. И сказать что-то хочет, да не может. Какой тут разговор, когда на тебя такая громина прет.

Тут Клавка его и достала.

Не мог я смотреть, что с дружком делают, отвернулся. Смалодушничал.

Но грохот слышал. И крики Клавкины нецензурные. Мужики пробовали заступиться, да куда там. Вместе с Ваньком Клавка их и сделала. Вместе их и утащили.

Долго я еще не смогу с корешком в баньке париться.

Клавка вернулась на место, и я почувствовал, как изменилась она. Из простой кошки превратилась в тигрицу, которая держит беспомощную жертву в когтистых лапах.

— Никто и ничто нас не разлучит, кровинушка моя, — ласково проворковала Клавка и взъерошила мне волосы толстыми пальцами.

И гадом буду, если после слов этих не побледнел я, словно покойник.

— Уважаемые товарищи колхозники… , — на сцену клуба выбежал мужик в костюме и при бабочке, — Минуточку внимания… Минуточку внимания!

Суета в зале понемногу улеглась, все кто остался в живых расселись по местам. Праздники в деревне случались редко и потому приезд городского лектора был большим событием.

Лектор, между тем, выдвинул из-за потрепанных кулис трибуну с бывшим гербом, принес портфель, выставил из него стакан граненый и бутылку без этикетки.

— Эт чё? Райкин? — гакнула на весь зал Клавка.

Лектор спохватился, представился работником какого-то общества "Человек — непознанное создание" и, регулярно прикладываясь к стакану, стал что-то тараторить о способностях человека, о звездах, о времени и о всякой такой дребедени.

Но тут не до инопланетян.

Мне уже минут пять не по себе. Прям какое то неудобство испытываю.

Поерзал на стуле, постарался принять удобное положение, прокашлялся, высморкался, но ничего не помогает. Прям, напасть какая. И тут что-то дернуло меня по сторонам посмотреть.

Словно из тумана, из волшебного мира, одна на целом свете, смотрела на меня Любава. Толи с грустью, толи с осуждением и жалостью. И так хорошо стало мне, что я чуть не встал, не развернулся и не заехал всей пятерней по наглой Клавкиной роже…