Это пройдет? (СИ) - Теплова Юлия. Страница 5

— Мне правда жаль, детка. — произносит еле слышно. Я не была готова к её жалости. Это просто невыносимо.

— Да пошла ты!

На понимание, эмпатию и признание ошибок способен только сильный человек, у которого все в порядке. У Нины прекрасный сын, у которого есть Ксюша, свое дело, и чего уж таить, мой отец, который любит её. Я не слепая. То, как он защищал её, говорит обо всем.

А у меня в восемнадцать лет разбитые мечты, рухнувшая иллюзия семьи и отсутствие права выбора.

Не могу остановить поток слез. Достаю деньги и кладу на стол. Она хочет что-то сказать, но я останавливаю её жестом. Желание приложить ее о стол пропало. Ненависть затаилась и отошла немного в сторону. Забираю действительно красивый букет и стремительно выхожу на улицу. Ледяной ветер треплет волосы. Рукавом пальто вытирают нос. Сую букет в руки проходящей мимо женщины, игнорируя её недоуменный взгляд, иду в сторону набережной. Зачем я пришла? Посмотреть на неё? Посмотрела? Тебе фотографии не хватило? Что за необъяснимое желание помучить себя. Облегчения не наступило. Я иду ещё быстрее и, наконец, срываюсь на бег.

6

Кира – миловидная блондинка с отвратительным характером. А может воспитанием, я пока не разобралась.

— Волосы на работе так носить нельзя. — рассматривает меня как таракана, который случайно забежал в ресторан.

— А как можно?

— Назад их нужно убирать. — раздражённо дергает рукой, имитируя гладкую укладку. — Официанты работают в черном. Внизу можешь носить джинсы, брюки не обязательны, но сверху должна быть рубашка.

— Бармен вон в футболке. — киваю в сторону высокого парня, который делает какой-то замысловатый коктейль. — А у той девушки наполовину собранное каре. Волосы внизу висят.

Кира шумно выдыхает, словно призывает себя к терпению, голос звучит с нажимом:

— Волосы убрать, рубашку надеть, тупых вопросов не задавать. Домой возьмёшь меню, изучишь.

— То есть Вы сами решаете, кому и как одеваться? Субъективно? — намеренно обращаюсь к ней на вы, хотя Гриша предупреждал о плоской иерархии.

Мои волосы убраны в небрежную французскую косу, ничего не висит и не представляют никакой угрозы для тарелок посетителей.

— Слушай, — она понижает голос. — Я беру тебя на работу, только потому что Гриша так сказал. Мне здесь богатенькие косорукие соплячки не нужны. Разгребать за тобой потом косяки мне придётся. Работаешь здесь до первого замечания, первая жалоба – вылетишь как пробка. — она протягивает мне меню в кожаной обложке с именным логотипом. — И чтобы ты знала, я иногда делаю сотрудникам поблажки, если они прекрасно работают и всегда готовы выйти на замену.

— А если её волосы в суп гостю попадут, то Вы им тоже про поблажки расскажете или скидку предложите? — если честно, то мне плевать кто и как ходит. Но и хамство я терпеть не собираюсь. Она сама навесила на меня ярлык, не разбираясь, и тут же возненавидела. К тому же я совершенно не боюсь, что меня погонят. Терять мне нечего.

— Меню должно от зубов отскакивать. — чеканит злобно. — Начинаешь работать со следующей недели. И чтобы без опозданий, поняла?

Молча салютую ей рукой. Кирино лицо перекашивает. Беру меню, куртку и иду на выход. Хорошо, что я могу послать её в любой момент.

Поброжу недельку по залу, раз уж меня кто-то за язык тянул.

Я до сих пор не понимаю зачем мне эта работа. Сын ведь не виноват в непорядочности матери. Не мстить же мне ему, тайком пробилась на кухню, чтобы подкинуть в блюда слабительное и уничтожить репутацию бара.

Совру отцу, что работаю где-нибудь в нотариальной конторе. Копирую бумаги, веду запись клиентов и всячески беру ответственность за свою жизнь.

Вечером вяло готовлюсь к сессии и снова листаю социальные сети.

Оказывается, Кира дружит с Ксюшей и Викусиной сестрой Олей. Точно, Гриша же спрашивал меня при знакомстве о какой подруге я говорю. Кирина страница пестрит их совместными фотографиями из спортзала, кафешек и совместных вылазок в город:

«Люблю своих девочек»

«Вышли с девочками украсить город»

Ну и, конечно, фото с рабочего места. На фотографии чёрная чашка с логотипом бара, синий блокнот в кожаной обложке и красный маникюр. Подпись внизу: «Планирование – залог успеха».

Насколько я поняла, Кира ведёт бухгалтерию и занимается персоналом.

На самом деле, у меня складывается впечатление, что Грише не так уж и важно, как его сотрудники закалывают волосы и какой носят вверх на рабочем месте. У одной из девушек в зале были синие волосы, а у бармена забита вся шея. Посыл бара – неформальность, свобода, отдых и хорошая музыка.

Я лежу в наушниках и пропускаю момент, как открывается дверь в мою комнату. Отец стремительно подходит к кровати и срывает с меня наушники.

—Ты вообще оборзела! — орёт на меня. Он залетел ко мне в комнату прямо в пальто и ботинках. Снег на плечах растаял, оставив влажный блеск. — Кто дал тебе право лезть в мою жизнь! Я мало для тебя сделал?! Мало? — он больно хватает меня за плечи и рывком сажает.

До меня моментально доходит причина его бешенства. Нина нажаловалась.

— Чего ты глазами хлопаешь? Вот это тряпье я тебе купил! — он хватает шелковую рубашку со спинки кровати и дергает рукав. Слышу треск ткани. Он швыряет ее мне в лицо. Инстинктивно отворачиваюсь. — Обучение я тебе оплачиваю. Мозгов не хватило на бюджет поступить. На меня смотри! Потребительский образ жизни ведёшь и думаешь, что тебе все до хрена должны. – Он начинает метаться по комнате, как бешенный зверь. Сжимаюсь в комок.

— Это я виноват, что ты выросла эгоисткой. Не имеешь ни малейшего понятия о жизни, но лезешь со своими куриными мозгами, куда тебя не просят. — говорит, немного успокоившись.

Во мне что-то мелко дрожит от боли и унижения. Отец часто переходил границу. Мог обесценивать, повышать голос, но такое он позволил себе впервые.

Как я могу доверять этому миру, людям, если я не могу довериться своему отцу? Если он не видит во мне человека со слабостями и не принимает с недостатками. Я всегда буду для него неудачницей, потому что никогда не смогу реализоваться в его сфере. Там лежит его душа – не моя.

— Что ревешь теперь? — я касаюсь рукой мокрой щеки. Плечи ноют.

Он садится на компьютерный стул.

— Значит так. Теперь университет – дом. Буду сам тебя возить. Карту мне отдаёшь. О подругах своих на ближайшее время можешь забыть.

Хочется сказать, что у меня нет никого кроме Александровой, потому что мне страшно показывать людям свою уязвимость, а без этого не существует дружбы и любви.

Я все время боюсь, что мне причинят боль, как это делает он. А ещё у меня нет на это времени. Я ведь нахожусь под вечным контролем.

— Что она тебе сказала? — мне совсем не интересно. Я просто хочу понять, что именно стало точкой отчёта, после которой, между нами, ничего больше нельзя исправить. Отец оборвал последнюю нить.

— Она прекратила отношения, пока я не разведусь. — отец поднимается и идет на выход, оставляя на полу мокрые следы. — Утром карту мне отдашь. В восемь жду тебя внизу.

— У меня в десять семинар.

— Значит посидишь в библиотеке. Без денег сильно не разгуляешься. — закрывает за собой дверь.

Вытираю щеки. Подхожу к окну. Маминой машины все ещё нет.

Беру спортивную сумку и бросаю в нее все самое необходимое: джинсы, пару свитеров, несколько футболок, спортивный костюм, белье. Следом идут документы, ноутбук, зарядки. Подумав, лезу в шкаф. В коробке из-под босоножек с выпускного хранится старая общая тетрадь с моими стихами. Я мечтала, что мои тексты оживут, когда появится подходящая музыка. Под этой потрепанной зелёной обложкой хранится моё сердце.

Пишу маме сообщение:

«Мам, извини. Я пока проживу у Александровой. С отцом поругалась

Не хочу посвящать её в подробности ссоры. Не нужно, чтобы она знала причину. Руки все еще немного подрагивают. Сейчас я действую на эмоциях, но теперь я окончательно поняла, что если останусь, то меня всю жизнь будут считать бесправной тупой курицей и тыкать в свой же помет. Хватит, пора брать жизнь в свои руки.