Игра судьбы (ЛП) - Сент-Клэр Скарлетт. Страница 30

— Я никогда не соглашался с тобой, — сказал он. — Ты предположила, что понимаешь, как я думаю. Очевидно, что ты ошибалась.

Он отвернулся от нее и направился наверх, но нимфа продолжала следовать за ним.

— Я знаю, как ты думаешь, — сказала нимфа. — Единственное, что изменилось, это Пер…

Аид снова повернулся к ней и поднял руку. Он не был уверен, что намеревался сделать, но в конце концов сжал кулак.

— Не произноси ее имени.

Слова проскользнули сквозь его зубы, и он развернулся, распахивая дверь в свой кабинет.

Он чувствовал Персефону и Гермеса внутри, но не видел их. Годы существования в битве удерживали его от колебаний в дверях, но он был на взводе и не мог отрицать, что мысль о том, что они прячутся в этой комнате вместе, приводила его в бешенство.

Для начала, почему они здесь вместе? Не поэтому ли он не обнаружил ее на танцполе ранее?

Он стиснул зубы сильнее, чем было необходимо.

— Ты напрасно тратишь свое время! — выкрикнула Минфа, отвлекая его от мыслей и перенаправляя его разочарование. Ему было интересно, кого она имела в виду — смертную или Персефону?

— У меня достаточно времени, — огрызнулся Аид.

Губы Минфы сжались.

— Это клуб. Смертные торгуются за свои желания; они не обращаются с просьбами к Богу Подземного мира.

— Этот клуб — это то, что я захочу.

Нимфа сверкнула глазами.

— Ты думаешь, это заставит богиню думать о тебе лучше?

Его глаза сузились, и он зарычал, когда заговорил.

— Меня не волнует, что другие думают обо мне, и это включает тебя, Минфа. Я выслушаю ее предложение.

Ее суровое выражение смягчилось, глаза расширились, и она мгновение стояла в ошеломленном молчании, прежде чем уйти, не издав больше ни звука.

Аид был рад, что у него было несколько секунд, чтобы справиться со своим гневом, и это было еще важнее, потому что он знал, что у него есть аудитория. Магия Персефоны и Гермеса соприкоснулась с его собственной, воспламенив его кровь таким образом, что ему захотелось разозлиться, но прежде чем он успел развернуться, двери в его кабинет открылись и вошла смертная женщина.

Она была растрепана, как будто одевалась второпях. Вырез ее свитера спадал с одного плеча, и она была одета в длинное пальто, которое делало ее тело похожим на воздушный шар. Несмотря на свой неряшливый вид, она высоко держала голову, и он почувствовал решимость под ее сломленным духом.

Тем не менее, она застыла, когда увидела его, и он возненавидел то, что это заставило его грудь почувствовать. Он знал, почему он был врагом верхнего мира — потому что на его плечи легла вина за то, что он забрал всех близких, потому что он не сделал ничего, что противоречило бы этим древним верованиям о его адском царстве, но это никогда не беспокоило его до сегодняшнего вечера.

— Тебе нечего бояться.

Ее голос дрожал, когда она смеялась.

— Я сказала себе, что не буду колебаться и не позволю страху взять верх надо мной.

Аид склонил голову набок.

В его жизни было очень мало моментов, когда он испытывал истинное сострадание к смертному, но сейчас он испытывал его к этой женщине. В глубине души она была хорошей, доброй и… простой. Она не хотела ничего, кроме покоя, и все же у нее было все наоборот.

Аид заговорил тихим голосом.

— Но ты боялась. В течение очень долгого времени.

Женщина кивнула, и слезы потекли по ее лицу. Она яростно смахнула их, руки тряслись, и снова издала этот нервный смешок.

— Я также говорила себе, что не буду плакать.

— Почему?

– Божество не тронет моя боль.

Она была права, он не был тронут ее болью, но он был тронут ее силой.

— Полагаю, я не могу винить вас, — продолжила она. — Я одна на миллион, умоляющая за себя.

Она была одной из миллиона, кто обратился с такой же просьбой, и все же эта просьба все еще отличалась.

— Но ты ведь пришла не из-за себя?

Губы женщины дрогнули, и она ответила шепотом:

— Нет.

— Скажи мне.

— Моя дочь.

Слова были похожи на рыдание, и она прикрыла рот рукой, чтобы подавить свои эмоции. Через мгновение она продолжила, вытирая лицо.

— Она больна. Пинеалобластома. Это агрессивный рак.

Он изучал женщину; боль жила в ее разбитой душе. Она изо всех сил пыталась забеременеть. После нескольких ужасных выкидышей и болезненных процедур у нее наконец появилось то, чего она хотела, — идеальная девочка. Но в два года у нее начались проблемы с ходьбой и самочувствием, и весь восторг, который испытывала женщина, превратился в отчаяние.

Тем не менее, под этой ужасающей печалью он мог чувствовать надежду, которую она все еще питала к своей дочери, мечты, которые она все еще мечтала о ней. Женщина боролась за то, чтобы родить этого ребенка, и она будет бороться, чтобы удержать его на Земле, даже если это убьет ее.

И это было бы так.

Кулаки Аида сжались при этой мысли.

— Я ставлю свою жизнь на ее.

Многие смертные пожертвовали тем же самым, жизнью того, кого они любили, ради другого, и никто не значил это больше, чем матери, которые умоляли у его ног. И все же он не соглашался.

— Мои ставки не для таких душ, как ты, — сказал он.

— Пожалуйста, — прошептала женщина. — Я дам вам все, что угодно. Все, что вы захотите.

Невеселый смешок вырвался у него. Что ты знаешь о том, чего я хочу? он хотел сказать, когда его мысли обратились к Персефоне.

— Ты не можешь дать мне то, чего я хочу.

Женщина моргнула и, казалось, пришла к какому-то невысказанному выводу, потому что она опустила голову на руки, а ее плечи затряслись от рыданий.

— Вы были моей последней надеждой. Моя последняя надежда.

Аид подошел к ней, положил пальцы ей на подбородок и смахнул ее слезы.

— Я не буду заключать с тобой сделку, потому что не хочу ничего брать у тебя. Но это не значит, что я не помогу тебе.

Женщина резко вдохнула, ее глаза расширились от шока при словах Аида.

— Я дарую твоей дочери свою благосклонность. Думаю, она будет здорова и так же храбра, как ее мать.

— О, спасибо тебе! Спасибо!

Женщина обвила его руками. Он напрягся, не ожидая, что она отреагирует физически, но через мгновение его хватка на ней усилилась, прежде чем он отстранил ее.

— Иди. Присмотри за своей дочерью.

Женщина сделала несколько шагов в сторону.

— Ты самый щедрый бог.

Губы Аида дрогнули, когда он усмехнулся.

— Я внесу поправки в свое предыдущее заявление. В обмен на мою услугу ты никому не скажешь, что я тебе помог.

Брови женщины приподнялись.

— Но…

Он поднял руку, чтобы заставить ее замолчать. У него были свои причины просить об анонимности, в том числе из-за того, что это предложение могло быть неверно истолковано. Он мог бы заверить ее, что с ее дочерью все будет в порядке, потому что она еще не умерла, просто находится в лимбе. Это было не то же самое, что просить Орфея о возвращении Эвридики в Верхний Мир.

У Аида было больше контроля над душами в лимбе, потому что они были подобны подстановочным знакам, их судьба была неопределенной. Для этого были разные причины — иногда первоначальная судьба нуждалась в изменении, и Судьбы использовали лимб как механизм для изменения жизней, иногда сами души не знали, хотят ли они жить или умереть, и лимб использовался как способ дать им время принять решение.

Наконец, она кивнула, а затем расплылась в улыбке, слезы все еще текли по ее лицу.

— Спасибо.

Она повернулась на каблуках.

— Спасибо тебе!

Аид наблюдал за дверью после того, как она ушла, удовлетворение, которое он испытывал, помогая смертной, растворилось во что-то неприятное, как только он остался один, а Гермес и Персефона все еще прятались в его кабинете. Он повернулся, его магия усилилась, и заставил этих двоих появиться из зеркала над камином. Гермес, неоднократно бывавший в подобных ситуациях, был подготовлен и приземлился на ноги. Персефоне повезло меньше. Она приземлилась на четвереньки с громким стуком.