Игра судьбы (ЛП) - Сент-Клэр Скарлетт. Страница 69

— Ты нездорова, — сказал он после того, как больше не мог выносить молчания между ними. — Он… причинил тебе боль?

Он спросил, потому что должен был быть уверен.

Ее ответом было зажмурить глаза, что, как он никогда не думал, может так сильно ранить его сердце.

— Скажи мне, — прошептал он, касаясь губами ее лба. — Пожалуйста.

Она открыла глаза, блестящие от слез.

— Я знаю об Афродите, Аид, — сказала она. — Я для тебя не более чем игра.

Эти слова разозлили его. Она никогда не была игрой. По правде говоря, он редко думал о сделке с Афродитой с тех пор, как она началась. Нет, это всегда было нечто большее. Это стало стремлением увидеть ее силу, показать ей, что значит быть Божественной, убедить ее, что она может быть королевой.

— Я никогда не считал тебя игрой, Персефона.

— Контракт…

— Это не имеет никакого отношения к контракту!

Он отпустил ее, и когда Персефона попыталась выпрямиться, ее ответ был ядовитым.

— Это имеет прямое отношение к контракту! Боги, я была такой глупой! Я позволила себе думать, что ты хороший, даже несмотря на возможность быть твоей пленницей.

— Пленницей? Ты думала, что находишься здесь в плену? Неужели я так плохо с тобой обращался?

— Добрый тюремщик все равно остается тюремщиком, — отрезала Персефона.

Лицо Аида потемнело.

— Если ты считала меня своим надзирателем, почему ты спала со мной?

— Это ты вёл к этому.

Ее голос дрожал.

— И ты был прав — мне это действительно понравилось, и теперь, когда все сделано, мы можем двигаться дальше.

— Двигаться дальше?

Он был воплощением ярости, и все его тело сотрясалось. Говорила ли она так потому, что ее мать застукала их?

— Это то, чего ты хочешь?

— Мы оба знаем, что это к лучшему.

— Я начинаю думать, что ты ничего не знаешь, — сказал он, приближаясь к ней. — Я начинаю понимать, что ты даже не думаешь за себя.

Как они дошли до этого? Где была женщина, которая обрела уверенность среди его народа? Женщина, которая ждала его, обнаженная, в его кабинете? Женщина, которая поселилась в его сердце?

— Как ты смеешь…

— Как я смею что, Персефона? Взывать к твоему бреду? Ты ведешь себя так беспомощно, но ты никогда не принимала чертово решение за себя. Ты позволишь своей матери определять, с кем ты теперь трахаешься?

— Заткнись!

— Скажи мне, чего ты хочешь.

Он загнал ее в угол, прижав к краю бассейна.

Она не смотрела на него.

— Скажи мне! — скомандовал Аид.

— Пошел ты!

Она была свирепой, и ее глаза горели. Она прижалась к нему, обхватив ногами его талию. Она крепко поцеловала его, и он впитал каждую частичку этого поцелуя. Он удерживал ее на месте, обхватив руками ее спину и ягодицы. Он усадил ее на край бассейна, намереваясь опуститься на нее, попробовать ее гнев и желание, бушующие у нее между ног, но она вцепилась в него когтями.

— Нет, я хочу, чтобы твой член был внутри меня, — сказала она. — Сейчас.

Он подчинился, практически выпрыгнув из бассейна. Она толкнула его на спину, обхватила рукой его член и направила его внутрь себя, наполняясь им полностью. Он застонал, впиваясь руками в ее кожу.

— Двигайся, черт возьми, быстрее, — скомандовал он. Они оба были злы и подначивали друг друга, и внутри Аид почувствовал, как его магия поднимается. Он взывал к ней, тьма дразнила свет.

— Заткнись, — огрызнулась она, свирепо глядя на него сверху вниз.

Аид ответил, сжимая ее груди, поднимаясь, чтобы пососать ее соски. Персефона застонала и прижала его к себе, обхватив ногами его талию. Он едва мог отдышаться, но подбодрил ее. Он потеряет из-за нее рассудок.

— Да, — прошипел он. — Используй меня. Ещё. Быстрее.

Он кончил с ревом и накрыл ее рот своим, но экстаз был недолгим, когда она оттолкнула его и встала, оставив его сидеть на холодном мраморе. Она собрала свои вещи и поспешила вверх по лестнице. Аид последовал за ней.

— Персефона!

На ходу она натягивала свою одежду. Он поспешил догнать ее, выставленную напоказ в коридоре перед банями.

— Черт!

Добравшись до нее, он схватил ее за руку и потащил в тронный зал. Он закрыл дверь и втолкнул ее внутрь, заключив в клетку своими руками. Она толкнула его в грудь, но он не сдвинулся с места.

— Я хочу знать почему! — потребовала она, ее голос был хриплым от слез, и Аид возненавидел себя за то, что причинил эту боль. Ненавидел то, что он был причиной того, что она была сломлена, но он чувствовал что-то еще внутри нее, что-то мощное, пробуждающееся тем сильнее, чем злее она становилась.

— Была ли я легкой мишенью? Ты заглянул в мою душу и увидел кого-то, кто отчаянно нуждался в любви, в поклонении? Ты выбрал меня, потому что знал, что я не смогу выполнить условия сделки?

— Все было не так.

Это было что-то совершенно другое. Если бы он только мог объяснить, но он не хотел начинать с Судеб, потому что, несмотря на то, что они вплели ее в его будущее, он все равно хотел бы ее. Когда он смотрел на нее, он видел ее силу, он видел ее сострадание, он видел свою королеву.

— Тогда скажи мне, как это было!

— Да, у нас с Афродитой есть контракт, но сделка, которую я заключил с тобой, не имела к этому никакого отношения. Я предложил тебе условия, основанные на том, что я увидел в твоей душе — девушка, запертая в клетку собственным разумом.

Он знал, что то, что он сказал дальше, разозлит ее, но ей нужно было это услышать.

— Ты та, кто назвала контракт невозможным, но ты могущественна, Персефона.

— Не смейся надо мной.

— Я бы никогда не стал.

Она прорычала:

— Лжец.

Было мало вещей, которые он ненавидел больше, чем это слово.

— Я много кем являюсь, но точно не лжецом.

— Тогда не лжец, а самозваный обманщик.

— Я всегда давал тебе только ответы, — сказал он, с каждой секундой становясь все злее.

— Я помог тебе вернуть свою силу, и все же ты не использовала ее. Я дал тебе способ выйти из-под контроля твоей матери, и все же ты не будешь претендовать на это.

— Как? Что ты сделал, чтобы помочь мне?

— Я боготворил тебя! — огрызнулся он. — Я дал тебе то, в чем отказывала твоя мать — поклоняющихся.

Если бы Деметра представила Персефону обществу при ее рождении, ее силы расцвели бы, в ее честь были бы построены аллеи и храмы, она поднялась бы по служебной лестнице, превзойдя олимпийцев по популярности. В этом он был уверен.

Она моргнула, глядя на него снизу вверх.

— Ты хочешь сказать, что вынудил меня заключить контракт, когда мог бы просто сказать, что мне нужны поклонники, чтобы получить свои силы?

Это было не так просто, и она это знала. Она отвергала Божественность, как будто это была чума. Он не верил, что она сделала бы что-нибудь с этим знанием, кроме как спрятаться, боясь неизвестности.

— Дело не в силах, Персефона! Это никогда не было связано с магией, иллюзией или очарованием. Все дело в уверенности. Речь идет о вере в себя!

— Слишком запутано, Аид…

— Правда? — сказал он, обрывая ее. Он не хотел слышать, как она говорит ему, каким он был ужасным, каким он был обманщиком и лжецом.

— Скажи мне, если бы ты знала, что бы ты сделала? Объявила о своей Божественности всему миру, чтобы обрести последователей и, следовательно, свою силу?

Она знала ответ, и он тоже.

— Нет, ты никогда не могла решить, чего ты хочешь, потому что ты ценишь счастье своей матери выше своего собственного!

— У меня была свобода до тебя, Аид.

— Ты думала, что была свободна до меня? — спросил он, наклоняясь к ней.

— Ты просто поменяла стеклянные стены на другой вид тюрьмы, когда приехала в Новые Афины.

— Почему бы тебе не продолжать говорить мне, какая я жалкая, — выплюнула она.

— Это не то, что я…

— Неужели? Позволь мне сказать тебе, что еще делает меня жалкой. Я влюбилась в тебя.

Черт. Блять. Блять. Его сердце, казалось, задыхалось в груди. Она выглядела такой же опустошенной, как и он, и ему захотелось прикоснуться к ней, но она яростно оттолкнула его, увеличив расстояние между ними.