Тени прошлого - Сидни Диана. Страница 22

Его добродушный монолог прерывался смехом и словами ободрения.

Перед тем как показалась голова ребенка, Сюзен услышала шум и приглушенные голоса, доносящиеся снизу. Это явился Картер. Он зашел в спальню на пару минут, но не остался в ней, а торопливо ретировался, явно напуганный царившим там беспорядком и раскрасневшимся, потным лицом жены. Интересно, слышал ли он ее душераздирающие крики, когда тело ее пронзала боль от следующих одна за другой схваток?

Поначалу она смущалась и старалась сдерживать крик, но Холлидей сказал:

— Давай не стесняйся, кричи, дорогая. Это пугает только тех, кто тебя слышит. А какое нам до них дело? Сейчас нам ни до кого нет дела. Если тебе легче от крика, кричи, обязательно кричи. Может быть, тогда эти типы поймут, что у нас не воскресный пикник…

Сюзен хотелось смеяться, но не было сил и не хватало дыхания. Что бы она без него делала?

Когда он наконец вручил ей сына, Сюзен, прижав к груди маленький теплый комочек мягкой плоти, почувствовала, что она счастлива. Маленький ротик вдруг заработал, и сын, повернув голову, впился в один из ее сосков.

— Он настоящий красавец, — тихо сказала она. — Посмотрите, он уже знает, что ему нужно делать!

Затем Сюзен подняла глаза на доктора Холлидея, и на губах ее заиграла улыбка.

— Спасибо вам…

— Не благодарите меня, дорогая! Всю работу вы проделали сами. Я только сидел тут да рассказывал вам всякие байки, чтобы вы не скучали.

Сюзен рассмеялась. Она была все еще слишком слаба, но зато безмерно счастлива.

— Может быть, его следует вымыть или еще что-нибудь? По-моему, он немного испачкался.

— Если у него есть все пальчики на руках и ногах, дорогая, то кого может волновать капелька грязи? Мы его вымоем после того, как я вас немного подштопаю. Пусть он кушает, а вы на меня не обращайте внимания.

Сюзен почувствовала укол шприца. Это Холлидей сделал ей местную анестезию. Потом она спокойно лежала и любовалась новорожденным сыном.

— Здравствуй, Майкл, — произнесла она тихо. — Рада наконец познакомиться с тобой.

Майкл взглянул на нее, и его раскосые голубые глазки забавно свелись в одну точку. Крошечные ручки то сжимались, то разжимались — в такт работе маленького ротика.

— Майкл Толман, — сказала она. — Я тебя люблю.

Потом она задремала, крепко прижав к себе самое большое чудо, которое ей когда-либо приходилось видеть.

Глава 7

Обретенная радость материнства заставила Сюзен забыть о неприятностях последних месяцев беременности, изменах Картера и его прохладном отношении к ней. Все это казалось ей частью какого-то забытого сна. Теперь они вместе с Майклом составляли свой собственный мирок, отгороженный от окружающего мира незримой оболочкой, и ничто, кроме крошечного сына, не имело для Сюзен ни малейшего значения. Картер, равно как и все остальные члены семейства Толманов, находился где-то на дальних окраинах этого мирка.

Картер праздновал свое вступление в роль новоиспеченного папаши. Празднование, кажется, сводилось к дружеским похлопываниям по спине, поглощению огромного количества спиртного и шуточкам по поводу того, что теперь, мол, кончились беззаботные денечки. Но Сюзен была так поглощена новым для нее чувством к маленькому созданию, что практически ничто не могло омрачить ее радость.

Картер по-прежнему возвращался домой поздно, но Сюзен этого даже не замечала. Чаще всего, укачав Майкла, она тоже засыпала, даже не зная, дома ли Картер, нет ли и в какое время он заявился домой. Иногда часа в два-три ночи она просыпалась в кресле-качалке, укладывала Майкла в колыбельку и ложилась в постель. В пять часов вставал Картер и вместе с работниками уходил в поле. Им даже почти не удавалось поговорить.

Когда Майклу исполнилось три месяца, Сюзен начала постепенно выходить из стеклянной оболочки своего мирка. Но распорядок ее жизни почти не оставлял времени для размышлений. То, что раньше занимало ее мысли — чувство одиночества, проблемы с Картером и желание поступить в аспирантуру, — сейчас просто стерлось из ее памяти.

Ее фигура быстро восстанавливала прежние очертания. Перестав кормить Майкла грудью, Сюзен стала выглядеть так же, как и до беременности. Ей очень хотелось, чтобы Картер начал обращаться с ней по-прежнему. Тело ее мучительно тосковало по той нежности, которую проявлял он к ней, пока животик ее не начал округляться и не стал похожим на яйцо. Но Картер как-то отдалился от нее, хотя Сюзен с радостью возобновила бы их супружеские отношения. После рождения Майкла она даже почувствовала большую уверенность в себе. Она купила себе красивое нижнее белье и соблазнительные ночные сорочки. В те вечера, когда Майкл засыпал рано, а она была не слишком утомлена и Картер был дома, она прижималась к нему в их большой постели и, медленно проводя рукой вдоль его тела, говорила:

— Посмотри, какой ты красивый. Вот здесь у тебя такая изумительная мускулатура — совсем как у греческой статуи…

Картер перекатывался в ее сторону, пристраивался над ней, задирал ей ночную сорочку и тут же вторгался в ее тело. Но делал он это всегда слишком быстро, и она, не успевая излиться нежностью, оставалась, как и раньше, неудовлетворенной.

Сюзен все еще казалось, что она любит его… хотя после таких ночей слезы все чаще наворачивались ей на глаза.

Через некоторое время она стала думать, что с ней наверняка что-нибудь не в порядке. Не может же быть, чтобы нормальная женщина не реагировала на такого красавца, как Картер Толман.

Вскоре ей стало ясно, что существует немало женщин, ценящих мужские достоинства Картера… Почти каждый вечер он задерживался допоздна. Местами его обычного времяпрепровождения стали коровники и бары, и Сюзен видела мужа все реже и реже. Правда, она не была одинока — ведь у нее оставался Майкл. Однако, как бы сильно ни любила она своего маленького сына, ей все ощутимее стало недоставать общества Картера. Впрочем, даже не конкретно его, а человеческого общения вообще.

Тэффи же была занята по горло работой, свиданиями и охотой за богатыми нефтепромышленниками. Когда Сюзен удалось наконец застать ее дома, Тэффи сразу же пустилась в пространные описания своих грандиозных успехов, мизерных неудач, уверяя, что победа близка. Слушая ее болтовню, Сюзен чувствовала себя совершенно оторвавшейся от жизни. Жизнь Тэффи и ее жизнь отстояли на целые световые годы друг от друга, причем она заметила, что Тэффи утомляют ее рассказы о сынишке. Вскоре Сюзен и вовсе перестала звонить Тэффи: общение напоминало ей игру в одни ворота, после которой Сюзен чувствовала себя униженной.

Уильма, как обычно, не желала никого видеть. Правда, Роза и Кэти всегда были рядом, но Сюзен не хотелось нарушать установленный этикет общения хозяев с прислугой. С ними можно было поговорить о детях, о кулинарных рецептах, но ни о чем больше.

Однажды вечером Картер здорово напился. На сей раз, вместо того чтобы, как обычно, пропахнув пивом, чужими духами и женщинами, заявиться домой под утро, он ввалился в дом еще до полуночи, притащив пиво и женщин с собой.

Сюзен заперлась с Майклом в спальне, стараясь не прислушиваться к тому, что происходит в доме. Она провела долгую ночь, чувствуя себя безгранично униженной. Она плакала от обиды и от жалости к себе, потому что оказалась такой непривлекательной и никчемной женщиной.

Она могла бы позвонить Тэффи, но было стыдно признать свое позорное поражение. Она, Сюзен Тейлор Толман, самая красивая, самая умная девушка в студенческом городке, не смогла удержать возле себя мужчину! Она скорее была готова умереть, чем позволить кому-нибудь узнать, что происходит в соседней комнате. Если бы не Майкл, мирно посапывающий у нее на руках, она, наверное, вскрыла бы себе вены.

Но шло время, и чувство унижения сменилось другим чувством. Ее охватил гнев.

Около пяти утра шум в гостиной наконец затих — по крайней мере на какое-то время. Сюзен уложила в один чемодан свои пожитки, в другой — вещички Майкла, взяла свои драгоценности из шкатулки, стоявшей на туалетном столике, и опустила их в сумочку. Проверив, с собой ли у нее водительские права и документы из Техасского университета, она открыла дверь.