Андрей Капица. Колумб XX века - Щербаков Алексей Юрьевич. Страница 23

«Слава Богу, что существовала Наталия Константиновна, вдова брата Петра Леонидовича, — писала Анна Алексеевна. — Она взяла на себя всю заботу о детях, которые жили и учились в Москве, с того самого момента, как мы поселились на даче. Если бы не она, то все было бы очень трудно и сложно. Она была близким нам человеком, и все в Москве лежало на ней. Наталия Константиновна постоянно курсировала между дачей и городом, привозила нам продукты, письма, записки. Я помню, как однажды зимой она неожиданно приехала к нам и сказала, что боится, что Петра Леонидовича могут выслать и что она привезла ему на всякий случай шубу и валенки, мало ли что будет.

Особенно в первые годы люди сторонились нас. Это было слишком опасно — иметь с нами дело, и далеко не каждый мог на это решиться. Сотрудники из института иногда приезжали, но это было редко — один, два раза в год. А некоторые и вовсе никогда не приезжали.

Когда Петра Леонидовича отстранили от дел, то он совершенно перестал ездить и на всякие академические мероприятия, перестал бывать на собраниях Академии наук…» [146]

Сергей и Андрей тогда жили в Москве, в новой большой квартире Петра Леонидовича в доме 13 по Ленинскому проспекту, заселенной по принципу ленинградской квартиры на улице Красных Зорь — там тоже собралась вся капицынская родня, только теперь в столице. Это большой дом напротив 1-й Градской больницы, часть которого по Ленинскому проспекту, «генеральская», была построена до войны, а со срезанным углом и меньшим количеством этажей, «академическая», выходившая в Выставочный переулок на трамвайный круг, — после (теперь это угол улицы Академика Петровского и Ленинского проспекта).

Дочь Андрея Петровича Капицы, Анна Андреевна, вспоминает этот дом: «Там были объединены две квартиры, и в них жили три семьи: Сергея Петровича, Андрея Петровича и Леонида Леонидовича, это их двоюродный брат. Три семьи жило в большой квартире Петра Леонидовича. У Сергея Петровича окна были по „скосу“. А мы жили в той части, которая выходила на Ленинский проспект. Напротив наших окон на светофоре все машины останавливались, а потом ехали, останавливались, а потом ехали…»

А тем временем на даче у Петра Леонидовича назревал очередной «цирк». Анна Алексеевна вспоминала: «Прошло несколько месяцев нашей жизни на Николиной Горе, как вдруг в один прекрасный день нам сказали, что обслуживание нашей дачи закончено, персонал уходит, а мебель вывозят. Мы отнеслись к этому сообщению спокойно — ну что же, в конце концов, мебель казенная, не такая, какую бы нам хотелось. Из нашего дома вывезли абсолютно всё. Я помню, у нас были книжные полки — просто доски. Я пришла в кабинет и сказала рабочим: „Эти полки ведь не мебель, а просто доски, оставьте их нам“. На что они мне ответили: „Велели вывезти всё“. Свалили книги на пол, а доски увезли. Они именно хотели, чтобы мы поняли, что всё вывозится» [147].

Сохранилась запись Петра Леонидовича на копии его письма В. М. Молотову 16 февраля 1948 года: «Примечание… Вся полностью мебель, дрова, телефон и прочее было вывезено в несколько часов 2-го марта 1948 г.» [148].

«После этого мы переехали в сторожку, — писала Анна Алексеевна. — Там было три комнаты с печью. Мы поставили туда какие-то топчаны, столы, стулья и очень хорошо жили вместе с нашей собакой Джеком — большой немецкой овчаркой, которая нас охраняла» [149].

Это случилось всего за несколько дней до отъезда Андрея Капицы в Ленинград.

На старт, внимание, марш!

Школьная учеба Андрюши даже под присмотром Надежды Константиновны не слишком ладилась. Поэтому, чтобы он не остался без диплома, Анна Алексеевна на последние полгода определила его в школу рабочей молодежи № 93 Куйбышевского района Ленинграда. Там жила Евгения Николаевна Моисеенко, последняя спутница жизни Алексея Николаевича Крылова («Вовочка» умерла в 1944 году и оставила его на попечение своей подруги. — Прим. авт.). А еще были родственники, знавшие в Ленинграде хороших педагогов. За этот период жизни сохранилась Андрюшина переписка с мамой:

«16 марта 1948 г., Ленинград

Дорогая Мама,

Я благополучно устроился. Живу у Евгении Николаевны. Весь день зубрю. Вчера (в понедельник) окончательно устроился в школе рабочей молодежи в 10 класс. Ребята очень хорошие. Учителя тоже. Особенно хорош химик. Строгая и умная женщина. Объясняет очень интересно. У Миши (Михаил Леонидович Капица, сын двоюродного брата П. Л. Капицы. — Прим. авт.) болят глаза. Он посещает институт и ходит в черных очках. Я уверяю его, что его арестуют, так что он на улице их снимает. <…> Наталья Михайловна здорова и собирается написать тебе подробный отчет, так что я не особенно распространяюсь про учение. Гулять времени совсем нет. Занимаюсь круглый день. Школа находится около пересечения Мойки с Невским проспектом (Мойка, 38). <…>

Когда у вас будет разлив? Я думаю, я смогу приехать на 3 дня. Но вы поговорите об этом с Нат. Михайловной. <…>

В Ленинграде стоит солнечная погода. Я собираюсь пойти на Исаакиевский собор. Кроме всего этого, ничего нет. Целую вас обоих крепко. Как Яшка и котята? Передайте привет Варваре Степановне, если она не уехала.

Целую крепко, твой сын

Андрей.

P. S. Пришлите, пожалуйста, учебник по Английскому и готовальню.

А.

Р. S. Здесь рассказывают случай с молодым диссертантом, приводившим все время цитаты Однокамешкина. На вопрос: „Кто это?“ ответил: „Эйнштейн“. Здесь жмут страшно за низкопоклонство. Даже до того, что отрицают Галилея.

Андрей».

«1 июня 1948 г., Ленинград

Дорогие Мама и Папа!

Я сдал алгебру письменную и устную, правда неважно, но сдал на 3 (обе). Я готовлюсь к письменной геометрии. Экзамен страшноватый, но более безопасный, нежели другие. Все-таки 7 экзаменов из 13 — это не шутка, ведь в них входят 2 письменных. Ну ладно, расхвалился…

Я очень устал. Это все дается с большим трудом, но зато как приятно после сданного экзамена.

В Ленинграде вовсю белые ночи. Это, конечно, одно из самых красивых явлений природы. Да, совершенно забыл: я английский сдал на 4. Не знаю даже почему.

В Ленинграде стоит жуткая жара, мозги размягчаются окончательно. Все ходят чуть не в трусиках, а милиционеры в белых кителях с красными погонами и кантами страшно похожи на мухоморов. Так их в Ленинграде и зовут. <…>

Как папа, что он сейчас делает, что делается в лаборатории и как у тебя, мама, подвигается хозяйство? Ну, целую крепко, крепко.

Ваш сын Андрей».

«7 июня 1948 г., Ленинград

Дорогая Мама и Папа!

Я вчера сдал геометрию устную, а в прошлый четверг — письменную. Отметок я еще не знаю, но знаю, что сдал. В среду у меня тригонометрия, это не так страшно, как следующие три экзамена: химия, физика и история.

Поздравь, пожалуйста, Сережку и поцелуй его от моего имени.

В Ленинграде сейчас свирепствуют белые ночи, которые совсем не дают заниматься. Особенно красиво было на набережной в воскресенье около 12 часов. Кто-то в лодке, на середине Невы, пел. У него был очень хороший тенор. Сначала он пел „Выхожу один я на дорогу“, „Средь шумного бала“ и „Я помню чудное мгновенье“. И еще одну, по-видимому, на итальянском или французском языке. Когда он кончил, обе набережные взорвались аплодисментами. <…>

В Ленинграде ходят всякие сплетни, но я все их рушу и разбиваю (по-видимому, речь идет о разговорах, касающихся опального положения П. Л. Капицы. — Прим. авт.).

Как папа? Нарисуй, какой стол он сделал и где он будет стоять.

Остался один экзамен по математике, и тот не страшный, так что он за мою математику может быть спокоен. Как вы решили с лодкой? Ведь на даче хоть байдарку, а нужно иметь.