Право Вызова (СИ) - Злобин Максим. Страница 8
Назывался этот орган звездовидной железой.
Звездовидка располагалась у одарённых ровнёхонько между полушариями мозга и вырабатывала гормон манадреналин. Ману, если коротко. И вот этот самый манадреналин и позволял одарённым менять реальность по собственной воле и юзать родовой дар, — как-то, например, хохломской огонь или жостовский гипноз.
Но не всё так просто. Звездовидка лишь наполовину была железой, а на другую половину мышцей. То бишь, звездовидка качалась. Качалась она при тратах выработанной маны. Тут же резонно будет уточнить, как и когда у одарённого вырабатывалась мана?
И вот тут, на мой взгляд, заключалось самое интересное.
Мана вырабатывалась в моменты учащенного сердцебиения. Физическая активность, экстремальный спорт, драки, алкашка, испуг и, конечно же, оголтелая животная ебля — вот далеко не полный список методов, способствующих выработке маны.
Прекрасная система. Было бы угарно внедрить такую в мир Гарри Поттера и почитать про то, как Лорд Воландеморт накануне битвы с добром закатывает пьяную оргию на пейнтбольном полигоне, чтобы привести своих миньонов в форму.
Да.
Определённо, я бы про такое почитал.
Что ж. Едем дальше и постепенно переходим к размягчителю генов и химерам. Неодарённым людям магия одарённых стояла костью в горле на протяжении всей истории и этот мир слишком рано пошёл по пути изучения и преобразования генома человека. Звездовидку хотели вырастить у всех. Хотели равенства и братства, ага. А получили хуй на блюде.
Звездовидка никак не поддавалась учёным. Она не выращивалась и не пересаживалась. Зато в ходе экспериментов был изобретён размягчитель генов, он же мутаген, если по-простому.
Мутаген интересный. Это некая такая субстанция, которая позволяет менять и трансформировать тела живых существ. Нестабильная она, конечно, что пиздец. Предугадать как поведёт себя мутаген в той или иной ситуации практически невозможно. До сих пор в Империи легально были разрешены лишь простенькие операции, вроде выращивания новых зубов или волос, но в перспективе у мутагена был неограниченный потенциал.
А что делает человек, когда получает в руки плюшку с неограниченным потенциалом? Ну конечно! Он превращает её в оружие массового, блядь, поражения!
Несколько мировых войн с использованием мутагенных бомб и газов, несколько техногенных катастроф уровня нашего Чернобыля, несколько международных диверсий и вдруг, — хуяк! Не ожидали⁉ — мир стал не очень-то пригодным для обитания местом.
Продукты разложения мутагена со временем накапливались в почве и порождали матку химер. А матка химер, — как понятно из названия, — порождала много-много маленьких химерят, которые подрастали, истребляли и замещали собой всю окрестную фауну.
Твари заселили весь мир.
Леса, болота, степи, реки и озёра, — и даже пустыни, — всё это для человека теперь стало опасным и недоступным. Чувствовать себя в полной безопасности отныне можно было лишь за крепостными стенами городов и поселений, а передвигаться на большие расстояния лишь вооружёнными конвоями. Ведь не ровен час, как из кустов на вас напрыгнет злой и страшный серый волк с глазами от улитки.
— Р-р-р!
Я наконец-то разобрался с лямками и вскочил на ноги. Зеленосисая девчонка с мускулистыми ногами тут же спряталась у меня за спиной. Мол, так и так, давай-ка, защищай. Ну что ж. Попробую, моя хорошая. Попробую.
Надежды на физику нет. Два подъёма на дуб и поездка до Торжка-обратно полностью истощили это дряблое тельце. Зато испуг разогнал мое сердечко, и я впервые почувствовал, как где-то глубоко-глубоко в моей голове пульсирует от переизбытка маны звездовидка. Я ж маг. Я ж, блядь, кудесник!
Всё произошло само собой. Мезень сама направила меня.
— Р-р-р-р!
Я сделал изящное магическое па, — на самом деле это было необязательно, — и прямо у меня в руке возникла убедительная иллюзия свинячьей ножки. Знатная такая мотолыга, кровавая и мясистая.
— Лови! — крикнул я улитоволку и метнул иллюзорную вкусняху в кусты.
Улитоволк перестал скалиться.
— М-м-м? — он по собачьи наклонил голову набок.
Затем тварь повернула один улитковый, — улиточный? Улитячий? — глаз в сторону кустов, позыркала им чутка, а потом вновь показала зубы.
— Р-р-р!
План себя не оправдал. Монстр кинулся прямо на меня. Скачок, ещё скачок, и вот между нами не более трёх метров. Надо что-то срочно предпринимать. Вот только что? Ударить наотмашь? По вот этим вот зубам? Так я же всю руку раздеру и не факт, что тварь хоть что-то почувствует!
Нет. Не то…
А может быть претвориться падалью? Тоже мимо. Для падали я слишком тёплый и румяный. Или же завизжать и побежать? Согласен, поступок по отношению к зеленоволосой не очень-то джентельменский, но так ведь и она ни разу не дама.
Ай, ч-ч-чёрт!
В самый последний момент я подхватил с земли рюкзак и выставил его перед собой. Челюсти улитоволка сомкнулись. Послышался хруст сухих макарон и треск ткани. А еще…
— Уууу! Ууууу! Уууу! — улитоволк заскулил и отпрял в сторону.
Тварюшка чихала, потряхивала мордой и чавкала, будто псина, которой на зубы налипла ириска. Морда улитоволка покраснела и как-то уж больно сильно рассопливилась; слизь аж капала с его носа.
Я посмотрел на рюкзак. Бинго, ёпьте!
— Тебе конец, — сказал я тварюшке, а затем обернулся и подмигнул дриаде.
Улитоволка угораздило вгрызться в пачку соли. Соль высушивает улиток до смерти, а ведь он и есть улитка. Как удачно всё срослось.
Не теряя драгоценного времени, я бросил рюкзак на землю, облизал костяшки кулаков, промокнул их солью, заорал на манер одинокой лосихи и бросился на химеру. Еблысь! Еблысь! Еблысь!
— Ууу! Уууу! Уууу!
О, боже, как же я хорош! Как мощны мои солёные лапищи! Сердце билось, как у загнанного кролика. Я прямо-таки чувствовал, как звездовидка наполняется истраченной на свиную ногу маной — хрен знает, как описать это чувство человеку, у которого звездовидки нет; наверное это так же тщетно, как рассказывать слепому про фуксию, крайолу и сучий вердигри, — я сам до сих пор не знаю, что это такое!
Вот тебе и магический кач. Ходи по лесам, да пинай улиток. Хотя, я бы всё-таки предпочел пьяную оргию Воландеморта. Ну или чередовать.
Еблысь! Еблысь!
— Уууу! Уууу! — улитоволк поджал свой лысый хвост и припустил сквозь кусты, не разбирая дороги.
— Беги-беги! — крикнул я вдогонку. — Будешь знать, как со мной связываться!
Пафосно? А как же! Со мной ведь дама, которая ждёт не дождётся повода потечь от моей брутальности.
Я обернулся и ещё раз оглядел мою новую знакомую. Какие чувственные губы, — подумал я, а затем поднял взгляд на её лицо. — И эти тоже.
— Боюсь, мы начали знакомство несколько сумбурно, — весь из себя очарование начал я. — Позвольте представиться, Илья Ильич Прямухин.
— Брусника.
— Брусника — это твоё имя?
— Да.
— Красиво. А что ж ты тут делаешь одна, Брусника? И кто ты вообще такая?
В памяти Прямухина не было информации ни про дриад, ни про лесных духов, ни про кого-то подобного.
— Пойдём, — сказала девушка и поманила меня за собой…
Да что ж я такой ведомый на баб-то, а⁉
Пу-пу-пу…
Будто загипнотизированный трением зелёных булочек, я покорно пиздюхал за Брусникой по лесу не меньше получаса. По буреломам, топям и малинникам. Мне-то думалось, что это такая игра. Эдакое молчаливое нагнетание страсти. Я думал, что я хренов рыцарь, которого ведут получать тёплую влажную награду.
Дурак, хули. Ещё и велосипед с рюкзаком просохатил на дороге. А у меня там и одежда, и еда. И соль.
В конце концов Брусника вывела меня в деревню таких же, как и она сама, зелёных полу-людей полу-растений. Расположилась эта деревня прямо на болоте. Кривые и косые дома из трухлявого замшелого валежника стояли на деревянных столбах, а между ними на манер мостиков лежали толстые стволы деревьев.
— Пойдём, — сказала Брусника и грациозно запрыгнула на одно из таких вот брёвнышек.