Чернильно-Черное Сердце (ЛП) - Роулинг Джоан Кэтлин. Страница 142

— Да, это конец Уолли Кардью, — сказал Страйк, посторонившись, чтобы пропустить больше людей в Пистолет. — Ну, я никогда не думал, что это он. Если он недостаточно умен, чтобы проверить, нет ли за окном родственников, жаждущих мести, то он недостаточно умен, чтобы быть Аноми.

— Как Грант?

— Вполне интересно. У него те же анонимные звонки, что и у меня. “Откопай ее и прочитай письма”.

— Серьезно?

— Да. Я лучше вернусь к нему — о, — сказал Страйк, собираясь затушить сигарету, — Хью Джекс звонил в офис. Он хочет, чтобы ты ему перезвонила.

— О, ради Бога, — сказала Робин, в голосе которой звучало раздражение. Страйк ждал уточнений, но их не последовало. — Хорошо, я позволю тебе вернуться к Гранту. Поговорим завтра.

Она повесила трубку, и Страйк, сделав последнюю затяжку своего Benson & Hedges, вернулся к Гранту Ледвелл.

— Есть новости? — спросил Грант, когда детектив снова сел за стол.

— Еще один подозреваемый исключен, — сказал Страйк, снова взяв в руки нож и вилку. Итак, кроме этих двух анонимных телефонных звонков и преследований в Интернете, были ли у вас еще какие-нибудь сообщения, которые вас беспокоят? Случалось ли еще что-нибудь необычное?

— Только на этих чертовых похоронах, — хрипло сказал Грант, проглотив бифштекс. Как заметил Страйк на обеде в Клубе искусств, этот человек шумно жевал: он мог слышать, как щелкает челюсть Гранта. Исполнительный директор сглотнул, затем лаконично сказал:

— Чумовое шоу.

— Правда?

— О да. У нас была целая толпа чудаков возле церкви, плачущих и стенающих. В футболках с кровавыми черными сердцами и с черными свечами. Все в татуировках. Один идиот пришел в образе призрака. Когда привезли гроб, они все пытались бросить в него кроваво-черные цветы. Ткань, очевидно — но какое полное, черт возьми, неуважение — один из них попал в глаз несущему гроб.

Потом, внутри церкви, был ребенок, огромный мальчик — кто-то потом сказал мне, что он живет в том арт-коллективе — который не хотел замолкать. Громкие комментарии, вопросы о том, что делает викарий — в какой-то момент маленький ублюдок встает и идет к входу, итвердый, как сталь. Направляется прямо к гробу. Его мать — я предполагаю, что она его мать — побежала за ним по проходу и потащила его обратно к скамье.

Потом, когда я встал, чтобы произнести надгробную речь, какой-то ублюдок освистал меня. Я не видел, кто это был.

Страйк, хотя и молча забавлялся, сохранял бесстрастное выражение лица.

— Итак, да, потом мы отправились на кладбище, и толпа цирковых отбросов снаружи, черт возьми, последовала за нами. Я хотел кремировать ее, но Блей и Ормонд настаивали на том, что она хотела быть похороненной на Хайгейтском кладбище, что стоит целую руку, и — в любом случае, я думал, что это чертовски отвратительно, учитывая, что она была там — но мы уступили, потому что… ну, мы уступили.

Итак, мы стоим там вокруг могилы, а сотня с лишним людей, похожих на массовку на Хэллоуин, смотрят издалека и плачут, как будто они знали ее лично. По крайней мере, они были в черном. Некоторые из так называемых скорбящих были в кроваво-желтом. “Это был ее любимый цвет”. Господи боже. Я был рад, что мы не взяли детей — хотя Рейчел настояла на том, чтобы пойти с нами. Моя старшая. Она даже никогда не встречалась с Эди, но любой повод, чтобы взять выходной от чертовой школы.

Набросившись на свой стейк, Грант сказал,

— Потом, на поминках — должен сказать, что эти артисты умудряются пропустить через себя много еды и выпивки — двое из них чуть не подрались. Рейчел рассказала мне об этом, потому что к этому моменту мы с Хизер сидели в боковой комнате — вы же знаете, она беременна, и там было много стоящих людей. И к этому времени я подумал: “Если кто-то хочет прийти и выразить нам свои соболезнования, он может, черт возьми, прийти и найти нас”.

Страйк подозревал, что это нежелание общаться могло быть вызвано и шумом в церкви..

— Рейчел была в главной комнате, разговаривала с детьми Апкоттов. Мальчик и девочка. У мальчика какое-то ужасное заболевание кожи, — сказал Грант, как будто это было что-то, что Гас принял сознательно, — но, по крайней мере, Катя заставила их надеть чертов траур, — и Рейчел сказала, что какой-то высокий лысый парень, которого зовут — я не могу вспомнить — может быть, Джим…

— Тим? Тим Эшкрофт?

— Он озвучивал одного из персонажей?

— Да. Червяка.

— Значит, это он, — сказал Грант, отпивая еще вина. — Итак, Джим — Тим — неважно — подходит к Рейчел и детям Апкотта, ведет светскую беседу, и тут подходит этот ливерпудлиец.

— Пез Пирс?

— Что?

— Думаю, так могли звать того ливерпудлийца.

— Ну, я не знаю его имени, — нетерпеливо сказал Грант, — но я слышал его акцент, когда он стоял позади меня на кладбище. Мне никогда не нравился акцент скаузов. Всегда звучит так, будто они издеваются, не так ли? И он был одним из тех, кто носил желтое. Желтая рубашка и чертовски желтый галстук.

В общем, Рейчел сказала, что он немного выпил. Ну, они все выпили, мы слышали, как они все говорили и смеялись. Можно было подумать, что это чертова вечеринка. И Рейчел сказала нам, что этот Фез, или как там его зовут, подошел к Джиму и сказал: “Я знаю, чем ты занимаешься, и ты можешь прекратить это прямо сейчас”. Джим сказал, что не знает, о чем говорит Фез, и, по словам Рэйчел, Фез толкнул Джима в грудь и сказал что-то вроде “сделаю это на ее гребаных похоронах”, и тут Ормонд заметил происходящее и вмешался.

Если бы я был там, я бы отхлестал их обоих по уху. А потом Фез сказал Ормонду отвалить — это на похоронах, заметьте, — и вышел, а Джим ушел вскоре после этого. Я скажу, что у него хватило приличия зайти к нам в комнату и извиниться. Практически единственный, кто это сделал.

— Нет, я говорю неправду…

Глаза Гранта налились кровью, а из-под каждого рукава его рубашки выступили крупные капли пота.

— В самом конце этот огромный голландец, который управляет коммуной или как там ее… длинные волосы… одет в какой-то желтый халат, в джинсах, — презрительно сказал Грант. — Он подошел к нам, когда все уходили, и протянул мне пакет. От него воняло травой. Он явно был на улице, чтобы покурить.

И он сказал: — Это была триумфальная смерть.

— Триумфальная”? — повторил Страйк.

— Да. Потом он сунул мне в руки этот пакет и сказал: — Открой его позже. Подумал, что у вас должна быть копия. И снова уходит. Никаких “соболезнований”, ничего.

— Я открыл пакет в машине. Вы никогда не видели ничего подобного. Он сделал это… это… я не знаю, как это описать. Если это его идея кровавого искусства… Часть из них была нарисована, но другие части были фотографиями. Слова наклеены на них. Греческие слова. Строки стихов, надгробные плиты на заднем плане и Эди в центре, стоящая на коленях и выглядящая так, будто она….

В первый раз Страйку показалось, что в лице сидящего напротив него мужчины мелькнула какая-то тревога. Грант сделал еще один глоток вина, но часть не попала ему в рот и упала темными каплями на стол.

— ... странные фигуры на заднем плане и гигантская… ну, это неважно. Но это была мерзость.

— У вас все еще есть…?

— Нет, черт возьми, — рычал Грант Ледвелл. — Мусорщик забрал его на следующий день.

Глава 65

Сорняки торжествовали,

Незнакомцы прогуливались и произносили слова

В одинокой орфографии

старших мертвецов.

Эмили Дикинсон

XLI: Забытая могила

В электронном письме, которое Страйк отправил Робин после ужина с Грантом Ледвэллом и которое она прочитала, сидя на скамейке на Слоун-сквер на следующее утро, говорилось следующее:

У нас заканчивается круг подозреваемых: остались только Тим Эшкрофт, Кеа Нивен и Пез Пирс. Я все время спрашиваю себя, кого мы могли упустить из виду. Несколько идей для новых линий расследования:

Кто знал о превращении Харти в человека?