Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ) - Бреннер Марина. Страница 21
В ту же минуту он привлек к себе немного напрягшееся, но всё же становящееся уже отзывчивей, вздрагивающее, желанное тело супруги, одновременно стягивая с её плеч теплую, ночную рубашку.
— Не сегодня, Эмми, — прошептал, обжигая нетерпеливыми, быстрыми поцелуями стремительно обнажившиеся груди — Не сегодня… Сегодня просто иди ко мне… Просто будь со мной. Не бойся, Серебрянка. Я буду нежным. Я попробую. Постараюсь.
Но всё таки, несмотря на жар, начавший уже плавить воздух спальни и разум, Диньер точно отследил природу этой внезапной перемены и покорности в супруге…
Он отлично знал, в чём здесь дело.
Глава 18
Глава 18
Эта дура магичка решила, очевидно, свести его с ума!
Мало было девчонке прошлых нервотрепок, мало было происшествия сегодняшнего. Мало ей, по всей вероятности, и того, что уже с портрета шелкового глянув, впилась острыми, железными клыками в плоть. Тяжелым жаром опалила сердце, пожгла разум страшным лесным палом, и продолжает теперь жрать, ломать, жечь, грызть…
Стерва… Стерва, неведомая, лесная, чужеродная Тварь! Хитрая, холодная лицемерка. И желанная… желанная, желанная…
Каленым железом жжет, колючей, ледяной, зимней водой добивает… Тянет, отталкивает и влечёт невероятно!
Не будет этому конца. Никогда… Даже когда померкнет свет, даже когда Гран и Талль угаснут и окаменеют, а и тогда хоть где — то, в крошках остывшего мира, да сохранится этот Зов, и тогда — останется.
Бороться бы надо! Надо, да. Но не сейчас… не сейчас. Потом. После…
— Я не… не понимаю, — выдохнула Эмелина, когда горячие ладони мужа накрыли её маленькие, круглые груди с закаменевшими сосками — Я ведь и не хочу вас, льерд! А… хочу.
— Потом объясню, — отрезал, перемешав шепот с рычанием, уже и вовсе неясно, откуда взявшимся — Если я понял правильно, конечно… Молчи пока. Молчи и делай, что тело желает. И что я скажу.
Льерда округлила глаза. Соглашаясь, резко тряхнула головой, осыпав серебром волос худенькие плечи, тут же застонав, приоткрыла рот, немного откинувшись назад.
Губы мужа обжигали кожу, короткие поцелуи напоминали прикосновения раскаленных клейм, коими метят скотину владельцы выпасов вроде Бильеров, Павверзов или каких — нибудь Ригзов…
Миг! Резкий взвизг ошарашенного животного, крепко удерживаемого руками скотника, потными, грязными и сильными, и — всё. Готово! Рана — вензель уже украшает шкуру, слабо кровоточа, и слегка дымясь.
Миг!
Резкий, приглушенный взвизг Эмелины Ланнфель… и всё.
— Моя, Серебрянка! — хрипнул льерд, ощутимо сжав зубами нежную кожу груди, сборчатую, бархатную плоть прямо возле соска — Не пищи. Ты сама этого хочешь.
— Даааа, — выдохнула магичка, запустив ярко вспыхнувшие пальцы в светлые пряди волос супруга — Да, я… дааа…
— Что, Эмми? — шипение обожгло её слух, а горячее дыхание шею — Хочешь меня? И не вздумай врать, что нет. Ты пахнешь, как горячая карамель… Этот твой запах опровергнет любое враньё…
Рука мужа скользнула между судорожно сведенных бедер, грубый палец уперся в самую чувствительную точку, прикрытую набухшими складками плоти.
И этот шепот… Шипение! Отчего — то вдруг у девушки заложило уши, а голова словно наполнилась влажной ватой, как бывает при тяжелой остуде.
— Да, льерд! — стойкая Ланнфель уже готова была завизжав, вцепиться в светлые лохмы ненавидимо — желанного поганца, явно смеющегося сейчас над ней — ДА! Как это… А! Возьмите меня!
Довольно гоготнув, поганец же, оторвавшись от пылающего желанием, но всё ещё упорно сопротивляющегося ему тела супруги, легонько похлопал ладонями по вздрогнувшим от этого прикосновения, бедрам:
— Ляг на спинку, Эмми. Воот, молодец. Положи ноги мне на плечи… Не бойся. Я тебя просто успокою, ДОРОГАЯ!
Крепко придерживая бедра жены, вздрогнул от наслаждения, вдохнув довольно и глубоко. Уж так неописуемо приятна была и тяжесть её гладких ног на его плечах, и осторожно раскрывшаяся суть, ароматная, текущая мягкой влагой, ждущая… ЕГО! Его прикосновений, его ноющей болью, раскаленной плоти. Его желания!
— Ты здесь очень гладенькая, Серебрянка, — легко провел пальцами по влажным, почти девичьим, складкам, задев крохотный, горячий комочек между ними — И очень маленькая… тесная… МОЯ…
Тут же, быстро скользнув ближе, накрыл губами дразнящую его, вожделенную цель, ощутив, как тело жены дернулось, заметавшись.
— Аааах, — всхлипнула девчонка, подняв в Ланнфеле бурю чувств этим всхлипом. От холодного, злорадного торжества до теплой, искренней радости ответного принятия — Ах, льерд! Так… нельзя! Да…
— Можно, — рыкнул снова, погружая горячий язык в карамельную, кипящую глубину, только на мгновение оторвавшись — Молчи, я сказал. Закрой рот, и раздвинь ноги сильнее.
Теперь уже не отрываясь, принялся ласкать её языком, крепко удерживая за бедра, впившись в сливочную кожу грубыми пальцами. Почти сжигая, почти насилуя, словно вознамерился сожрать или убить!
Почти рыча от удовольствия и ощущений её сладкой, горячей влаги во рту и на языке. Впиваясь губами, ровно зверь клыками в кровящую, издыхающую добычу, уже закатившую мутные глаза, испускающую прощальные вздохи и стоны, он пил её плоть, самое первое желание её Сути!
— Потекла, моя хорошая, — прошептал, отрываясь, но не убрав ласкающих пальцев — Эй, Эмми! Подожди меня, моя маленькая, не торопись… Я хочу с тобой, подожди…
Тяжело придавив своим телом дрожащее в предконвульсиях тело супруги, накрыл губами её приоткрытый рот.
— Эмелина, девочка, — выдохнул в него, приподнимаясь слегка и с сожалением — Возьми его рукой… Возьми член, да. Так… Да мать его, Эмми! Я от твоих пальцев сейчас кончу! Бл*ть! И вот теперь давай, введи его в себя. Прямо между… да! ДА! ДА, ТВОЮ ЖЕ… ДА! Боги мои, как же у тебя там… хорошо…
Уперев руки в простыни, двинулся осторожно, приказав себе не пугать и, не дай Боги, не калечить девчонку.
— Ну, миленькая, — шерохнул голосом, делая первое движение — Посмотри на меня. Тяжело? Также мешает, как и тогда? Больно?
Она помотала головой, зажмурив глаза и прикрыв рукой рот. Положив другую руку на грудь супруга, несмело двинула бедрами.
— Вот, вот, — Диньер тут же, поймав её движение, пошел навстречу — Так, давай, давай! Умница моя… Всё сама знаешь. Не закрывайся, посмотри на меня…
Эмелина, уронив голову набок, распахнула глаза, уже почти сожженные жаром, плывущие размытым цветом и влагой.
— Я смотрю, — прошептала она пересохшими губами — Смотрю, льерд…
— Диньер! — вдруг рявкнул, напрягшись — Я твой муж! Назови по имени!
Не церемонясь уже, он принялся биться огнем, стремящимся вырваться наружу из тесного, крепкого, глиняного горшка. Плавно входя в супругу и тут же почти выходя из неё. То прижимаясь к осыпанному бисеринками сладкой испарины, нежному телу, то отрываясь от него. Внезапно изогнувшись, трогая губами и языком верхушки грудей, соски, острые, хрупкие ключицы.
Приняв правила его игры, Эмелина пошла навстречу ярости, широко раскинув ноги, уперевшись маленькими, кукольными ступнями в смятые простыни и яростно двигая бедрами.
Но… Первое желание, хоть и было диким, а всё же не было бесконечным…
С протяжным стоном, расплавившим рот, льерда Ланнфель излилась бурно и скоро, обмякнув, распластавшись и почти слившись с телом супруга.
— Дин… ьер, — только и выдохнула, оцарапав теперь уже ярко светящимися, острыми ногтями смуглые плечи Ланнфеля, вовсе и не заметив мелких, зеленоватых пластин, пробежавших под кожей его груди — Диньер… Я щас… умру!
Он излился навстречу, подловив её на этом «умру» и на последней судороге, сдавив жену крепким объятием, а её губы тяжелым, глубоким поцелуем…
— Ох, Эмми, — тут же дохнув в маленькое ушко, прикусил пухлую, простреленную золотой капелькой сережки, мочку — Хорошо… Хорошо ведь?
Внезапно, обняв его шею, яростно кивнула, выдав следом и вовсе комичное замечание:
— Ага, лье… Диньер, да! Я чуточку не сдохла совсем. Что это было такое?