Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ) - Бреннер Марина. Страница 39
— Не сделаю плохо, Серебрянка… Помни, легче наврежу себе, чем тебе. Помни всегда…
Вошел осторожно, едва сдерживая себя, стараясь не пойти на поводу у нетерпеливо вскрикнувшего и дернувшегося навстречу, жадно желающего грубых, алчных проникновений тела Эмелины. Неторопливо и бережно начал двигаться, лаская ладонями прохладные бедра льерды Ланнфель, нежные как невызревшее ещё, совсем свежее масло, также дрожащие мелкими, тугими каплями испарины.
— Ох, Диньер! — просунув руки мужу под рубашку, Эмелина потянула её вверх — И я хочу смотреть на тебя! Всегда хочу… Тебя хочу.
Охотно подчинившись этой просьбе, Ланнфель разделся. Не выходя из желающего и желанного тела, откинулся назад, зажмурившись, словно пытаясь грубеющей чешуей грудью остановить потолок, падающий на них обоих.
— Боги мои! — взревел, ощутив ноги жены, оплетающие дикой лозой его поясницу — Как же хорошо мне с тобой, Эмми!
И, тут же вернувшись, крепко прижался разгоряченным телом к телу Эмелины, текущему, тающему теплым, варенным молоком, пахнущему сладкими духами, сахарной пудрой и карамелью.
Теперь осмелев, он двигался сильнее, уперев ладони в стол, то отрывая губы от рта жены, то наоборот, накрывая его, стараясь впитать длинные стоны и короткие, отрывистые всхлипывания.
— Я влюбилась в тебя, — шептала она, запустив пальцы в жесткие, светлые волосы супруга, яростно двигая бедрами — Это точно, точно! Диньер, люблю… Очень люблю…
Пьянея от бесхитростных фраз и искреннего, наивного тона, Ланнфель, как и в который уже раз с ней, дарил себя. Забывая брать, дарил! Радостно ощущая, что дарить может ещё много, но только ей…
Только для неё он бездонен, этот колодец. Потому что только ей он нужен, иным и ковша хватало…
Только для неё, строптивицы Ланнфель, маловоспитанной и малограмотной, дикой Колючки вся нерасчерпанная вода. Для неё живущая глубоко влага, живительная и ласковая, лишь для того, чтоб расцвел её Цветок!
А уж каким он будет, не так важно. Пусть даже ядовитым. Пусть… Однако же, он его, Ланнфеля, цветок.
Только его. Не сорвать чужой руке. Ни за что.
— И я люблю, — вторил Ланнфель — И я, Серебрянка. Очень люблю тебя.
Ещё несколько раз двинувшись, чувствуя уже близкие, сладкие судороги кричащего под ним тела, излился сам, слегка прикусив один из тугих сосков жены, тяжело лаская нежные груди горячей, шершавой от чешуи ладонью.
— Ничего, Эмми? — спросил льерд, переводя дух — Ничего? Не больно?
Она погладила его по щеке:
— С ума сошел, Приезжий. С чего больно — то будет? Ножами ты, что ли, в меня тыкал? То, что до сих пор во мне, вовсе не ножик, хи — хи…
Глухо расхохотавшись в плечо супруги, Ланнфель отпустил её.
Эмелина же подниматься не спешила.
Потом, всё же сев и приняв платье из рук мужа, заинтересованно посмотрела вверх.
Ланнфель проследил за её взглядом:
— Что такое?
— Потолок, — ответила льерда уклончиво — Вспомнила просто… одну вещь.
Диньер напрягся. Чуткая супруга же прекрасно отследила это.
— Здесь лепнина, милый, — начала она нарочито раздумчиво — А ведь этот дом строился тогда же, что и другие поместья в Призонской Провинции, да?
Льерд кивнул, зачем — то сузив глаза и прикрыв рот рукой.
— Я просто вспомнила, Диньер… У многих в подобных домах такие же потолки. У папаши. И у Ригзов, например…
Ах ты ж… твою мать! Льерд Ланнфель резко дернул на себе рубаху. Несколько крупных пуговиц, отлетев прочь, звонко ударились о неприкрытые ковром каменные плиты.
Значит… она, эта стерва… пока они…
Лежа под ним, она глядела в потолок, вздыхала и вспоминала своего этого Ригза⁈ Может, ещё и представляла, что не законный супруг, а этот слюнявый сучонок её пользует?
Эмелина, мать её, Змеища Бильер!
— Слушай, Серебрянка, — вкрадчиво и очень злобно пропел Ланнфель, стараясь унять гарь в груди — Что, если бы я передумал, и взял тебя с собой в Ракуэн? Ты бы поехала?
Льерда тяжело вздохнула.
— Поехала б, конечно! — ответила она, щелкая пажами чулок — Да только ведь ты…
— Передумал, — рявкнул льерд — После праздников едем вместе. Понятно тебе?
— Но, Диньер…
…Оглушительно захлопнувшаяся за Ланнфелем дверь, ровно ножом отсекла все вопросы льерды и её же…
…хитрый и довольный смешок.
Глава 33
Глава 33
В продолжении праздничной недели Диньер и Эмелина всё же навестили папашу Бильера. Родитель оказался очень рад визиту, хоть немного и попенял, что молодые супруги не приехали увидеться с ним и прочей родней раньше.
— Да что вы, папенька! — принялась оправдываться льерда Ланнфель, ответив на родительские поцелуи и объятия — То в город ездили. То Кора расшиблась! Знаете же… То чувствовала я себя неважно… Вы ведь и об этом знаете, передавала записку же я вам… Сейчас уже ничего, а спервоначалу муторно было. Очень.
При упоминании последнего обстоятельства, хорошо уже известного папаше, круглое, довольное лицо льерда Бильера расплылось масляным блином, став ещё круглее и довольнее.
— Знаю… Вот этим порадовала, дочь! — замурчал он, вмиг напомнив этим мурчанием Ланнфелю ненавистного Масика, обожравшегося вареной рыбы, либо жирной сметаны — И ты, Диньер, сынок! Радуете меня, дети. Выходит, не впустую жизнь живу. Вот…
Всем своим объемистым корпусом обернувшись к сыновьям, заколыхав животом и двумя подбородками разом, выпалил торжественно:
— Берите пример, обалдуи! Благодаря Эмми, у меня скоро внук появится. А вы так и проходите, аки пустоцветы бесполезные болтаясь по Миру…
На эту жаркую тираду «бесполезные пустоцветы» ответили лишь молчанием, да кривыми полуулыбками.
— Всему своё время, отец, — примиряюще мягко произнес Ланнфель — Мы тоже так быстро не ждали. Однако, это уж так угодно Богам. Всему их воля.
В остальном, визит прошел мирно.
Праздничный стол был, как всегда, обильным и сытным, беседы задушевными и, если б не мысли о предстоящем визите в Ракуэн, то вольника не беспокоило бы вообще ничего.
Как везти туда Серебрянку? Не надо бы. Ни к чему ей теперь свидания с Саццифиром, неизвестно чего желающим получить от встречи с ней… Зачем вот зовет «с супругой»? Так и написал бы — «приезжай один», так ведь нет. «С супругой». Для чего⁈ Вольнику известно было прекрасно, что Ракуэнский Маг без личной выгоды даже зад не почешет, не то, чтобы что — то…
Хотя… Взял же Саццифир его, Ланнфеля, когда — то в Академию? За минимальную оплату, без которой вполне мог и обойтись, не занимая ценное, ученическое место полунищим провинциалом. Но, тем не менее принял и провинциала того, и его невеликие злотки. С трудом накопленные, собранные с поденных подработок в Призоне, Громмане, а также в других ближних городах и поселках.
Знал Саццифир, наверное, какими потАми добыт холщовый, туго набитый злотками мешочек в руках несуразно длинного, худого, смурного, плохо одетого парня со злым, зеленым взглядом? Знал, не мог не знать.
Поэтому, вероятно, и сказал тогда, после блестяще пройденной будущим учеником «Линейки Испытаний»:
— Ладно. Принят. По столько же ежемесячно, льерд Ланнфель. Если будут какие — то затруднения с финансами, незамедлительно сообщите мне. На этот случай вам будет предлагаться отработка. Такой формы оплаты здесь, в Ракуэне, правда не предусмотрено. Однако же, именно для вас я сделаю исключение. Вы хорошо показали себя на Линейке. Даже, хм… слишком. Думаю, из вас выйдет толк.
Так может быть, и Саццифиру не чужды иногда жалость, сострадание и прочие чувства, простые и человеческие? Ведь вот и в Академию принял, и потом помог. Вряд ли Ракуэнский Владелец видел тогда Диньерову, Вторую Суть. Если уж сам Диньер о ней ничего не знал! Просто из проснувшегося вдруг сопереживания помогал? А что? Разве не может быть такого? Может, наверное? В жизни ведь чего только не бывает…
Принял. И помог, да. Только вот отчего — то Ланнфель, оказавшись в Каземате и избавившись от ненавязчивой, своеобразной опеки Учителя на целых двенадцать лет, все эти годы ощущал себя свободнее, чем под надежным, железным крылышком Ракуэнского Мага? Да и потом, вольнику дышалось спокойно от знания того, что Учитель, скорее всего, забыл о нём, сбросив со счетов проштрафившегося, оступившегося ученика…