Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ) - Бреннер Марина. Страница 46
Жаром, живым и тугим, ожгло лицо и руки сразу. Одновременно с этим жар, побежав по ногам, опоясал их, грозя спалить и толстые чулки, и кожу под ними.
Попытавшись принять удобное положение, Эмелина приподнялась, крепко уцепившись за оказавшиеся прямо под ней… хребты? Пластины? Чешую?
Что это, вообще, было такое⁈
— Ой, мамочки! — взвизгнула льерда, надрывно закашлявшись горящим горлом — Мам…
В её глотке теперь будто песчаные бури танцевали, а лицо горело так, словно Эмелина натерла его перцем или острым соусом. Ну, либо заглянула в топящуюся печь, распахнув дверцу.
Ухитрившись всё же сесть, впившись пальцами в непонятные, горячие «хребты», напоминавшие по твердости оружейное железо, девушка проморгалась.
Лучше бы ей было не делать последнего, потому что, как только глаза привыкли к дыму, а нос к сладкой, подобной горящим пряностям вони, магичка вновь завопила «мама» и закашлялась вновь.
Чудовище, стоящее прямо перед ней, было огромным.
Громадная его голова, плотно облепленная изумрудной чешуей, увенчанная острым гребнем помещалась на короткой, массивной шее, защищенной чешуей покрупнее, ровно броней.
Глаза непонятного Зверя, отдаленно походившие на змеиные, полыхали огнём, сочетавшим в себе сразу несколько цветов, от дикого оранжевого до мутного зеленого, болотного и ледяного.
— ШШШШИГРРРХР! — выдохнул Зверь, обнажив огромные, слегка загнутые клыки, тут же облизнув их острым, красным, раздвоенным языком — ШШШШИРХХР…
Рассудив настолько разумно, насколько вообще возможно было рассуждать при подобном случае, магичка попрочнее ухватилась за острый гребень, откинув прочь страх порезанных рук.
В конце концов, с порезанными руками ещё возможно как — то жить, а вот с порезанной глоткой, либо свернутой в случае падения, шеей… да, это вряд ли.
Зверь, ещё раз «ширхнув», поскреб… землю? Ну да, землю, присыпанную стремительно плывущим снегом землю темными, загнутыми когтями и уставился на льерду неожиданно разумным взглядом.
— ХАХ! — выдохнула та, отчетливо понимая, что от следующего звериного «ширха» она либо окончательно оглохнет, либо спятит, либо некрасиво наделает в штаны — Хах! Пфух, мать… Ты кто ещё⁈ Пшел вон!
Опора под ней внезапно дрогнула и подалась вперед.
Теперь, хоть и с трудом, однако же отрезвевшими от ужаса мозгами, льерде удалось заключить, что она сидит верхом на подобном же Звере… ну, либо здорово похожем на того, который, громко «ширхая», глядел на неё разумно.
«Слышишь меня? — голос Саццифира прозвучал мягко, отдавшись в затылке магички тупой, несильной ломотой — А, „пыльнорукая“? Давай же, работай быстрее своей пустой головой!»
Льерда Ланнфель вспыхнула, хотя огня здесь было предостаточно и без того.
«Пыльнорукие» — этим обидным прозвищем боевые маги называют бытовых, а также и прочих, «слабых» собратьев.
— От такого же слышу! — визгнула, ещё крепче сцепив пальцы — Свои руки вымой, пойди вон… Стой спокойно!
Последние слова вкупе с легким шлепком предназначались другому Зверю. Тому, на котором сидела магичка, и который резко дернулся от оскорбительного высказывания в её адрес.
Ракуэн расхохотался тихо и гулко, от чего по его чешуе, покрывающей морду, пошла рябь, а громадная глотка выхаркнула небольшую порцию сладко пахнущего дыма.
«Маленькая хамка, — произнес, просмеявшись — Приди, наконец, в разум, пораскинь своими птичьими мозгами, кому „тыкаешь“ и с кем позволяешь себе говорить в подобном тоне! Да ты до сих пор жива только лишь потому, что я сдерживаю твоего супруга. Стоит мне ослабить путы, и… Хм, хотя немного странно, что он вообще тебя слышит. И чувствует. Этого просто не должно быть! Однако, хватит демагогий. Что, Эмми Ланнфель? Хочешь увидеть своего мужа со стороны?»
Та решительно кивнула:
— Хочу!
«В этом я помогу тебе, — ехидно хмыкнул Саццифир — К слову, сейчас ты сидишь у него на голове. Хотя такой никчемуше, как ты, хотелось бы сидеть на шее… Ладно уж, я вас избавлю разом от тяжких нош! Диньера — от тебя, тебя же — от твоей никчемной жизни. Повидайтесь перед разлукой… Теперь не дергайся. Замри.»
Тут же словно мягкий кулак, легонько толкнув спину льерды, распустился, крепко сжав «пальцами» талию девушки.
«Жалко детеныша, правда! — ухнуло в висках Эмелины Саццифировым голосом — И тебя тоже немного жаль. Ну да ладно уж. Не всем выпадает везение жить… Что ж. Теперь смотри.»
Дым и мерный гул дыханий Чудищ рассеялись и стихли, заменившись морозным воздухом, скрипом снега и прошлогодней травы под ногами, и собственным же, прерывистым дыханием льерды Ланнфель…
— Диньер, — выдохнула она, отступив назад — Боги мои…
Он был огромен.
Ожидаемо меньше в размерах, чем Саццифир, моложе и явно слабее, однако прекраснее, много прекраснее!
Вытянутые полулунками чешуйки, покрывавшие всё громадное тело, переливались всеми оттенками летней травы. Острые гребни, начинавшиеся от широкой переносицы, продолжаясь по всей спине. Разбегаясь на две дорожки к основанию хвоста, там же сбегаясь вновь, шли дальше и, завершаясь, полностью сливались в броню. Тяжеловесные лапы не выглядели неуклюже. Наоборот, впечатляя гибкостью и силой, ими же и восхищали. Загнутые когти были цвета старого серебра, а кожистые, изумрудные крылья, аккуратно сложенные за спиной, добавляли роста и внушительности великолепному Зверю.
Хотя вот глаза подкачали…
Широко распахнутые, они поражали зеленоватой мутью, холодной жижей, почерпнутой с дна заброшенного, заиленного колодца, омута, либо болота из лесной чащи, куда никогда, никогда, никогда не заглядывает дневной, весёлый свет…
«Пока он „спутан“, — ровно пояснил Ракуэн, склоняясь и шипя у самого уха магички — Он вроде как бы спит… Мне неясно, отчего он не сбросил тебя сразу же? Это несколько настораживает, юница. Много неясностей… Почему его, вообще, к тебе потянуло? Ну хорошо, это можно объяснить его человеческой природой и твоей смазливостью… Мальчик всегда был падок на таких, как ты, хорошеньких и субтильных. Как ты ухитрилась отяжелеть так быстро? И потом… лийм, ваш кот. Он тоже тебя не тронул! Что вообще непонятно. Знаешь… Хочу проверить одну вещь.»
— Да уже, — заверещала магичка, сжав кулаки и теряя терпение, однако же не отводя взгляда от завораживающего зрелища — Проверяйте вы хоть что, льерд Саццифир! Только не шипите мне в уши. Башка трещит от ваших ширканий. Не боюсь я ни вас, ни вон… его. Он меня не тронет, хоть сто раз вы его разбудите.
«Ты до крайности бесстрашна, глупа и самоуверенна!»
— Пусть так, — кивнула Эмелина, давясь кислой слюной от злости и раздражения — Диньер меня пальцем не коснется, а вот… Одним словом! Смотрите, как бы вам самому не надрали зад, льерд Зазнайка!"
Стараясь не обращать внимания на угрозы, ехидный смех, свист и шипение, льерда Ланнфель продолжила:
— Я вспомнила, как вы называетесь. Слышите, льерд Саццифир? Не такая я дура, как вы тут меня выставили! Лемейры! Летающие, огненные Звери. В других Мирах вас называют «драконы» или что — то там такое… Нет… драконы, те вроде, только огнем пыхтят! И ещё они тупые, словно носы у папашиных ботинок. Вы же, лемейровские Звери, не только огнем, но ещё и ядом плюётесь. Да и соображаете поболее! Да? Точно же? Ну да, точно. Мы учили в Пансионе, да и у Астсонов была книга сказок. Вроде как эти лемейры давно покинули Гран — Талль… Или их выгнали, не помню точно… Да если и выгнали, тоже правильно. На кой ляд вы здесь загнулись… Что смеетесь? Ничего не вижу смешного, ясно?
К концу торопливой тирады Саццифир уже откровенно хохотал, зажмурив глаза и прижавшись к мокрой от растаявшего снега, жухлой траве нижней челюстью.
«А ты забавная, — выдохнул, наконец, с трудом давя смех — Я подумал, может, и не убивать тебя? Оставить при себе, как птичку в клетке? Сиди, да чирикай для забавы! Ахххаха… Но это не мне решать, льерда Балаболка. Уж как Диньеру взбредет в голову, так и будет. Что, будить его?»
Отрывисто кашлянув, Эмелина Ланнфель окончательно освободила горло от остатков сладковатой, пряной гари.