Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ) - Бреннер Марина. Страница 65

Вольник дернул плечом, не ответив ни «да», ни «нет». Тут же, поудобнее устроившись в кресле, продолжил наблюдать за Эмелиной, колдующей над платьем для тайной гостьи.

Прошло несколько дней с момента их возвращения, и все эти дни супруга потратила на пошив наряда для воскресшей свекрови. Ткани и всё прочее было подобрано быстро. Благо, у запасливой, куркулистой магички этого барахла имелось в достатке.

За бусинами, лентами и пуговицами, правда, пришлось отправить в Призон младшую горничную, Тину. Девушка, кстати, проявила весьма недурной вкус, выбрав не совсем то, что ей было велено, а лучше. Гораздо лучше.

— В лавке подсказали, льерда, — объяснила прислуга, вернувшись и разворачивая покупки — Вы уж не ругайтесь, а только, чтоб к зеленому желтое лепить, они говорят, безвкусица. Цвета вразнобой в Столице никто уже не носит. Мода оттуда идет, скоро и до нас докатится.

— Да? — удивилась Эмелина — Ах, ну… будем знать. Они тебе хоть выкройки дали? По моим наброскам сделали? А эскизы?

Тина яростно закивала, вынимая из — за пазухи свернутые трубочками, желтоватые листы бумаги. Льерда Ланнфель же, внимательно рассмотрев рисунки и вырезанные из плотной кожи части будущего наряда, удовлетворенно кивнула.

Итак, вскоре платье было уже почти готово, оставались по признанию самой льерды, «сущие пустяки».

— Шнуровку продену, и можно примерять! — зажав зубами тонкую бейку, проговорила она, обернувшись к мужу — Я его в комнате у Анеллы повешу. Сейчас утро, мамаша твоя вряд ли выйдет… А вот вечером вполне. Милый… Ты бы отправил возчика письмо отвезти в Бильер! Папаша пишет, что сердится. Мол, вернулись уже, и носа не кажете… Так надобно бы успокоить, я ему написала, что сильно неможется мне. Ой, нет. Не «неможется», а «чувствую я себя не вполне хорошо, папенька». Вот так я всё изложила. И что, как станет мне получше, так и прибудем…

Вольник хрустнул суставами, с наслаждением потягиваясь:

— Так давай письмо, Эмми. Отправлю. Успокоить надо, конечно. А то ещё, не дай Боги, сам сюда заявится, да и увидит покойную Ланнфель! Представляю себе, что будет.

— Что уж будет, то и будет, — выудив из широкого кармана аккуратно сложенный лист, протянула его супругу — Рано или поздно всё равно придется объясниться. Только сейчас вроде как рано. Не совсем она ещё… плотская. Не вполне окрепла. Знаешь, Приезжий… мамаша твоя и сама не против, ммм… как же это она сказала? А! «Явить себя Миру, дорогая моя Эмелина… Миру, своему отцу и всем остальным, включая семью Бильер. Особенно поверенному Кортрену…» Вот, так она сказала, милый мой. И это, разумеется, правильно. Только какого ляду она этого Кортрена причисляет к нашему семейству? Он просто у папаши моего на побегушках, вот и всё. Сегодня он, завтра кто — то другой… Так нам что, теперь всех папашиных служек в родню записывать? Ладно… Пойди, отдай возчику записку. Пусть сейчас же и увезет.

Едва только за Диньером закрылась дверь, Эмелина повернулась к висящему на вешалке платью.

— Шикарно! — с гордостью произнесла, ласково огладив ладонями ткань, нежно переливающуюся всеми оттенками изумрудного — И цвет, какой цвет! Боги мои… Очень правы Призонские швеи, равно как и законодатели столичных мод. Желтые ленты если сюда пришпандорить, так это будет аки алую розу корове всунуть под хвост. Уж вовсе негоже. Материал потрясающий, никаких бус не надо, он сам за себя говорит. Думаю, Старшей Ланнфель всё понравится.

Отойдя на пару шагов назад и ещё раз полюбовавшись на дело рук своих, магичка осталась полностью довольна. Быстро вернувшись к наряду вновь, парой четких, выверенных движений завершила образ. Серебристая, тонкая шнуровка, тихо свистнув, вошла в старательно обработанные петли. Её мягкие, слегка распушенные концы легли на строгие, редкие складки ткани и замерли, тускло переливаясь в скудном, зимнем, утреннем свете.

Ещё раз внимательно, критически оглядев платье, льерда Ланнфель полностью утвердилась в мысли, что уж она, Эмелина, любую столичную выдру — портниху заткнет за пояс.

А что? Пусть вот попробуют те, напыщенные, пошить одежду вот так, с лету, да почти без примерок! Сами, поди, пока шьют юбку, либо плащ какой — нибудь городской моднице, так замучают ту прикидками. И выйдет, в итоге, вовсе не то, что заказчица хотела. Или рукава не те, или швы тянет… А вот она, Эмми Ланнфель — величина.

«Мне бы Правительницу, да Правителя обшивать, — бахвально размышляя, льерда притворила за собой дверь, выйдя в коридор — Кучу злоток можно заиметь, да плюс маслобойня и пастбища. Ещё бы молочную ферму, либо виноварню, ух! Нет, виноварню не надо. Навар от неё, конечно, хороший, спору нет. Но и соблазн тоже. Приезжий на вино слаб, в папашу своего пошел. Так что нет уж, даровое пойло нам — это лишнее. Мне муж пьяница ни к чему, уж лучше пусть денег поменьше… Хм, а если и вправду, швейную лавку? Прямо здесь, в угодьях? Сейчас все в Призон мотаются за тканями, нитками и прочим. А тогда будут здесь покупать. У нас. Ох, ох… Стоит, стоит подумать.»

Набросав быстренько в воображении заманчивую картинку, Эмелина хищно оскалилась.

Уже мерещились алчной до прибыли магичке толпы покупателей и звенящие реки денег, текущие прямиком в карманы супругов Ланнфель…

Именно так, сияющая и тяжело, вожделенно дышащая, она и ввалилась в комнату свекрови, тяжело и с грохотом провернув массивную дверную ручку.

В гостевой комнате было пусто, некоторое живое присутствие выдавала лишь слегка смятая постель. Эмелину слишком это не удивило. Ей было прекрасно известно, что воскреслица, не набравшая пока достаточной силы, в утренние и дневные часы не показывается слишком, умело скрываясь в одной ей известных местах. Обнаруживала себя Анелла только по вечерам и ночам, да и то… Не обретя физическое тело в достаточной мере, для обычных людей была всё также невидима. Супруги же Ланнфель одни только и могли пока лицезреть свою гостью. Понятно также было, что воскресшая будет заметна любому магу, который появится в Доме.

Папаше Бильеру, например. Саццифиру, хотя что он здесь бы забыл…

Кортрену. «Особенно поверенному, Кортрену, моя дорогая Эмелина. ОСОБЕННО.»

Слегка мотнув головой, льерда постаралась прогнать прочь тяжелые мысли.

Льерда Анеллиза Ланнфель, в девичестве Ракуэн, жаждет завершения мести, это понятно! И совершенно, совершенно справедливо. Если бы ей, Эмелине, перерезали глотку, ещё неизвестно, каким образом она принялась бы мстить… Скорее всего, также. Сорвала бы похоронную печать, да и принялась драть на куски обидчиков!

Всё справедливо, всё правильно, и всё ясно.

Однако же, юной льерде внезапно стало жаль этого дурачка Кортрена… Глупец был запуган до смерти папашей Диньера, вот и схватился за нож. Кто знает, может, потом тысячу раз пожалел, что сотворил зло? Скорее всего, да. На злодея Поверенный не шибко похож, так что, может, и мучился совестью?

— Льерда Анелла, вы здесь? — прошептала Эмелина, вглядываясь в мягкую полутьму — Слышите меня?

По полу пронесся небольшой, воздушный, теплый вихрь и тут же исчез, оставив после себя слабый аромат цветочных духов и нагретых пряностей.

— Я поняла, — кивнула магичка, отследив знак — Я пришла сказать, ваше платье готово. Оно в той комнате, где я с вас снимала мерки. Помните? Примерьте его, когда вам будет удобно. Мне сперва хотелось сюда принести платьице, но я его всё же там оставила. Там свету побольше. Да и зеркало получше, чем здесь. Если что будет не так, мы всё поправим, хотя я очень старалась! Очень.

Тот же самый ветерок легко огладил плечи магички, одобрительно коснулся щеки.

— Спасибо, девочка, — прошелестел ласковый голос свекрови — Не стоило столько трудиться. Правда, не стоило!

— Мне это только в радость, — ответила та, нисколько не солгав — Я от всей души. Честно, честно. Теперь я вас оставлю, Анелла. Буду ждать с нетерпением вечера, ужасно хочется посмотреть, как будет смотреться на вас платье…

Выйдя в коридор, льерда тут же наткнулась на Диньера, поднимавшегося по лестнице. Вид у супруга был… озадаченный.