Моё имя (СИ) - Соболева Анастасия. Страница 31

Иначе говоря, такие, как я.

В любом случае, входя в громадные ворота Аксиллы, выплавленные из чистого золота и украшенные узорами из изумрудов и бриллиантов, я чувствовала, что иду по лезвию ножа и минному полю одновременно.

Пожалуй, я немного отклонилась от сути. Вернусь к описанию города, который на самом деле поразил меня куда больше, чем я ожидала. Наверняка в детстве я видела и более потрясающие места, но сейчас мне действительно казалось, что на всей планете, за всю её многовековую историю, не сыскать места лучше.

Маленькие (и, главное, целые) домики длинными рядами тянулись вдоль брусчатых дорог, как будто сошедших с кадров исторических кинофильмов. Однако, пусть они и стояли вплотную друг к другу, назвать их однотипными я никак не могла. В точности как и наши хозяйки, хозяйки-эксили пытались добавить каждая к своему жилищу что-то особенное, то, что сделает его совершенно не похожим на себе подобные. Некоторые красили заборы в непривычно яркие цвета, другие цепляли на белые стены всевозможные картины и золотые штучки (понятное дело, не в количестве дворцовых), третьи же пускали по каркасу дома цветочные плющи, по большей части, из совершенно неведомых мне растений. От одного лишь предположения о том, что они могут быть из места, откуда пришли эксили, мои глаза заблестели, как сумасшедшие. Идея изучить их местную флору показалась мне настолько заманчивой, что я с трудом сдержала желание сорвать парочку цветов и провести над ними хотя бы элементарные эксперименты. Пришлось до крови сжать кулаки, дабы подавить это, сейчас совершенно неуместное, желание. К счастью, здравый смысл и осознание того, что любое необдуманное движение может стоить мне жизни, победили в этой нелёгкой борьбе.

Но цветы (если только это и правда цветы) действительно были поразительными! Несмотря на то, что их разнообразие оказалось весьма велико, моё внимание сразу же привлекло растение, отдалённо напоминающее наш цветок лотоса, который мне удалось увидеть лишь однажды и то на картинке. Вот только этот был куда больше (раза в три точно) и пышнее нашего. Его лепестки также были длиннее и острее. Но главным отличием всё же был цвет. На Земле мы можем встретить белый, ванильный или даже нежно-розовый — эксильский же вариант был густо-чёрным. Издалека он превращался в одно большое тёмное пятно, разглядеть сердцевину или же края лепестков, в котором было просто-напросто невозможно. На секунду я даже подумала, что в этом есть и своя доля иронии: белый и чёрный, человек и эксиль, жизнь и смерть.

Однако больше всего удивляли далеко не чистые улицы с приятными запахами, доносящимися практически отовсюду, а нарастающие с каждым моим шагом в глубь города шумы и звуки. Для современных городов, в том виде, в котором они ещё сохранились, подобное было сложно даже представить. Но вот оно — прямо передо мной!

Справа от уютного двухэтажного домика, выкрашенного не очень аккуратными мазками в красный, веселилась и заливалась вспышками смеха детвора не старше лет восьми-девяти. На противоположной стороне играла скрипачка с ярко-чёрными, как у Сирила, волосами. Чуть дальше по той же улице женщина, на вид лет тридцати, пела о любви, путая все ноты, которые только возможно, что, к удивлению, никого особо не волновало (видимо, пела она здесь далеко не впервые). За поворотом же, на небольшой городской площади, развернулось целое народное гулянье! Дети летали по небу наперегонки, женщины танцевали, мужчины, не выпуская из рук кружек, соревновались друг с другом в армреслинге, и все одновременно пели, кричали и просто наслаждались жизнью.

И вот, когда я уже почти готова была влиться в столь непривычное для меня гулянье, один косой взгляд в сторону полностью отбил это желание. Время от времени среди эксилей проскальзывали почти голые и, как скелеты, худые особи — люди, что уже давно перестали быть таковыми. Другими словами — рабы.

Как я уже не раз говорила, в нашем мире каждый человек — раб, однако есть те, кому не повезло больше, чем остальным. Тем, кого вписали в специальный реестр и прикрепили к определённому участку земли, было разрешено остаться в своих домах, производя еду и необходимые для эксилей вещи. Несмотря на вечный голод, холод и опасность Жатвы, эту судьбу можно назвать счастливой. Не повезло же тем, кого солдаты короля поймали скитающимися по миру или же тем, кто просто-напросто приглянулся им личиком или физиологией. Таких несчастных отправляли в Аксиллу или другие эксильские центры, где почти сразу же продавали на торгах богатым персонам. После этого их жизнь становилась настоящим адом. Поверьте, однажды я встречала беглого раба и знаю, о чём говорю. Богачам мы нужны лишь для удовлетворения чувства собственного превосходства. Чтобы смотреть на нас и упиваться мыслью о том, насколько же они величественны. Чтобы срывать на ком-то всю свою боль и злость. Чтобы воплощать с нами все свои самые извращённые желания и порывы. Эти ублюдки относятся к людям лишь как к безвольным игрушкам и ничему иному.

Тем временем эксили только и делают, что веселятся, пьют да едят. Прямо как сейчас. Еду им ежедневно выдают солдаты, да в таких размерах, что пока ещё никто не жаловался. Та же ситуация и с алкоголем, которого, смею предположить, в их родном мире вообще не было. Изо дня в день твари лишь развлекаются, с каждым днём всё больше и больше становясь похожими на паразитов. Уверена: если это продолжится, то максимум лет через двадцать эксили сами ж себя и изничтожат. Проблема в том, что человечество они истребят куда раньше.

Стараясь ни о чём конкретном больше не думать и лишь работать ногами, я продвигалась вперёд. Эксили с ещё более-менее трезвым умом время от времени бросали заинтересованные взгляды на мою одежду. И в этом не было ничего странного, ведь как-никак я была в той самой форме, которую Вик выдал мне ещё по прибытию. Поскольку служить высшим чинам, а тем более королевской семье, — огромная честь, большинство смотрело на меня с нескрываемым любопытством и уважением. Видимо, я верно поступила, надев униформу, и моё предположение о том, что она будет отводить взгляд от несверкающей на солнце кожи, отлично сработало.

Наконец преодолев зону риска, в продолжение прошлой мысли я, непонятно зачем, взглянула на пекущее во всю силу солнце. Его лучи обожгли мне сетчатку, тем самым заставив зажмуриться менее, чем за секунду. Когда боль прошла, я вновь посмотрела в сторону солнца, но на этот раз уже глаз не поднимая. Улиц через пять-шесть виднелось огромное сооружение, величину которого сравнивать с остальными было бы просто-напросто неуместно. Два искусно сделанных дракона цвета дня и ночи сидели на большом и широком возвышении. Чёрный как ночь, с распростёртыми крыльями и выставленной вперёд головой словно наблюдал за каждым эксилем, живущем в городе, так же как коршун наблюдает за мышью. Белый стоял на задних лапах со сложенными вдоль туловища крыльями, но от этого вовсе не становился менее внушительным — казалось, что он вот-вот бросится на своего чёрного собрата, готовый загрызть его до смерти. Даже не зная, что это, я вдруг осознала, что не могу отвести взгляда, как бы сильно мне этого не хотелось.

Помню, однажды я рассказывала Сирилу о том, что, скорее всего, самими собой мы стали, пройдя долгий путь эволюции от обезьяны до человека. Услышав это, он искренне, без злых намерений, рассмеялся и сказал: «Вот видишь — нет ничего удивительного в том, что мы стоим выше вас. Пусть люди и эксили похожи внешне, это не отменяет наших различий. Человек пошёл от обезьяны, эксиль — от дракона». Тогда я сочла подобное высказывание глупостью, но сейчас была готова поверить каждому его слову.

Из-за сети домиков поменьше мне не удалось разглядеть конструкцию полностью, но и отсюда я могла с легкостью догадаться о её предназначении. В тех немногих докладах, которые получал Нат, о ней упоминалось, однако, по правде говоря, я всегда слабо верила в правдивость этих донесений. Ворота, отделяющие знать от простого народа и рыжеволосых от всех остальных, — да кто в такое поверит? В любом обществе есть богатые и бедные, вот только… я впервые вижу, чтобы одни отделялись от других огромной, непреодолимой чертой.