Спасти Персефону (СИ) - Самтенко Мария. Страница 4

Персефона едва заметно покачала головой — Танат уже заходил на посадку и мог услышать — но бывший царь и сам уже видел причину несоразмерной толщины Жнеца. Танат всегда был худым, и он и прибавил в весе за тысячу лет, то совсем незначительно. Объем придавала цельнокованная металлическая кираса, которую он носил по приказу Ареса.

— Похоже, любовь к железу перешла в новую стадию, — пробормотал Аид.

— Кого это ты притащила, царица? — прохрипел Танат, с металлическим лязгом ударяясь об землю. — Это что, твой новый…

— Мой новый любовник, — мрачно кивнула Персефона. — Смилуйся, Жнец, не губи его молодую жизнь! Посмотри на эти широкие плечи, посмотри на мощные бедра, посмотри на нежные щеки, на губы не целованные…

Глаза Аида становились все шире и шире, и, наконец, он не выдержал:

— А можно как-нибудь без подробностей?!

— Откуда ты взяла этот текст? — параллельно с ним возмутился Танат. — И я ни за что не поверю, что этот варвар — твой любовник.

В глазах Персефоны засверкали молнии:

— Как?! Ты смеешь не верить своей царице?! Клянусь Афродитой, я действительно делю с ним ложе, стоит моему супругу отлучиться хотя бы на час! — воскликнула она, драматически воздев руки. — А эту пламенную речь, если тебе интересно, произнес Неистовый Арес, когда я застала его с молодым мальчиком в прошлый раз. Между прочим, зря не дослушали, там было много красивого. По-видимому, я испытываю к моему дражайшему супругу больше почтения, чем вы оба ко мне.

— Ты заговариваешь мне зубы, — нахмурился Танат. — Кто этот воин? Может, мне скрестить с ним клинки?

Неуловимое движение, и в его руках оказались два меча. Они были чуть длиннее и легче, чем клинок, который Железнокрылый использовал для того, чтобы срезать пряди волос у умерших, и который сейчас висел в ножнах у него за спиной. Тот клинок, говорят, был продолжением самого Таната и не знал промаха, но использовать его в бою Убийца считал неспортивным.

— А что, я согласен, — одобрил Аид. — Посмотрим, чего ты достиг за тысячу лет.

Молниеносным движением он извлек из-за голенища сапога кинжал, парировал выпад противника, отбил второй меч сверкнувшей серебристой молнией саблей (Персефона могла поклясться, что оставила эту саблю на поверхности!) и закружился вокруг Таната.

Из-за доспехов тот немного утратил прыть — Арес ввел это новшество недавно, и для Таната еще не вошло в привычку таскать на себе груду железа. При этом удары он тоже старался не пропускать, принимал на мечи, выбивая ворох искр. И правильно делал — когда сабля бывшего Подземного царя скользнула по его боку, выяснилось, что зачарованные доспехи не выдерживают никакой критики. Хотя о другой бок Таната Аид едва не сломал свой кинжал.

Десять, пятнадцать минут воины кружили друг напротив друга — никто не мог одержать верх. Кираса Таната уже напоминала изысканное кружево, а кожаная куртка Аида тоже была прорезана в нескольких местах; из порезов сочилась кровь: у Таната прозрачная, как вода, а у экс-царя красная, как у смертного.

Персефона не выдержала первой:

— Танат, ты его совсем не узнаешь?

— У Жнеца плохая память на лица, — весело откликнулся Аид, отражая очередной удар. — А техника боя у меня изменилась. Вообще-то, прошла уже тысяча лет, меня даже Цербер мог не узнать.

Танат всплеснул крыльями, отлетая на пару шагов, и убрал мечи в ножны.

— Владыка, — уверенно сказал он. — Я думал, мне показалось. Ты решил вернуться?

— Я еще ничего не решил, — отозвался Аид, возвращая саблю с кинжалом в ножны. — У меня полно дел в мире смертных. Это твоя царица приволокла меня сюда.

Персефона закатила глаза:

— Пойдемте, — нетерпеливо сказала она. — Сейчас я позову Асклепия, а то зальете все кровью.

Бывший Владыка с усмешкой шагнул к Танату, раздраженно стаскивающему обрезки доспехов, и крепко обнял.

Глядя на то, как мрачного и сурового Жнеца дружески обнимают, и он даже не вырывается, Персефона с досадой подумала, что теперь он точно сунет свой нос в ее дела. Она не знала, хорошо это или нет, но большое количество посвященных все же нервировало.

— Я знаю, что многое изменилось, но кирасу зачем носить? — спросил Аид.

— Так хочет Неистовый, — мрачно уведомил Танат. — Я его вестник и водитель душ, и ему не нравится, что в меня постоянно стреляют.

Аид взглянул на него с неодобрением:

— А чем тогда занимается Гермий?

— Причем здесь Гермес? — не поняла Персефона. — Он же олимпиец.

— Когда я был царем, — рассеянно пояснил экс-Владыка (кажется, рассеянность была вызвана тем, что он пытался свыкнуться с мыслью, что Железнокрылый выполняет приказы Ареса), — Жнец только срезал пряди, а вестником и душеводителем работал Гермес. И даже тогда у него оставалось достаточно свободного времени, чтобы отравлять жизнь всем вокруг. Могу представить, как он теперь разошелся.

Персефона подтвердила зловредность Гермеса во всех трех мирах и неохотно сказала, что доведенный до белого каления Арес вообще запретил ему появляться в Подземном царстве.

Аид идею не оценил:

— Если бы я захотел избавиться от Гермеса, то запретил бы ему появляться где-нибудь в другом месте. Например, на Олимпе. Ему сразу же станет там словно медом намазано. О, кстати! Так что ты там сделала с любовником Ареса?

— Превратила в дерево, как и всегда, — пожала плечами царица.

Из многочисленных любовников и любовниц Ареса всегда получались отличные деревья. Ему это, конечно, не нравилось, и он даже пробовал воспитывать супругу по методу Зевса, но бесполезно. Персефона продолжала выслеживать и убивать всех, кто разделил с Аресом ложе, несмотря на то, что каждый раз Неистовый или избивал ее до потери сознания, или угрожал сбросить в Тартар.

За тысячу лет брака Персефона не любила Неистового ни единой секунды. Но одно дело любить, а другое — терпеть измены! Царица считала, что это страшное унижение.

У Персефоны еще не было возможности добраться до Ареса, так что за ее унижение расплачивались его любовницы и любовники. В основном это были смертные, нимфы или герои — из богов Ареса возлюбила одна Афродита. Персефона иногда позволяла себе мечтать, что превратит в дерево и ее.

Персефона провела Аида во дворец, завела его в ближайшую купальню (Танат исчез по пути — неумолимый долг звал его резать пряди смертных) и позвала Асклепия, пояснив, что экс-Владыку уж слишком демаскирует его красная кровь.

Ей очень хотелось бы знать, как он вообще ухитрился сотворить подобное со своим божественным ихором?

— Да, как?! — изумился прибывший Асклепий.

Аид фыркнул и вместо ответа принялся стаскивать куртку. Персефона решила его не рассматривать — ей хватало Ареса, даже слишком — и пошла звать теней, которые во множестве прислуживали во дворце.

Потом она отвела Аида на небольшой балкончик и предложила еды.

— Ты выпьешь нектара, вина или, может, воды? — неохотно спросила она.

Бывший Владыка задумчиво посмотрел на поднос с виноградом и сказал:

— Не беспокойся, я сотворю себе кумыс. И было бы хорошо, чтобы ты сразу сказала, что тебе от меня нужно. Ну, чтобы я мог сразу объяснить, почему я не собираюсь этого делать.

Персефона нервно побарабанила пальцами по ближайшей мраморной колонне. Аид, конечно, имел право знать, во что она собирается его впутать. Она должна была рассказать правду о пророчестве, Аресе и, конечно, о дочке, но мысли путались.

Бывший Владыка провел рукой над чашей, и там появилась густая белая жидкость. Он колдовал так легко, как будто брал уроки у Трехтелой Гекаты — причем божественной силы Персефона не чувствовала.

— Знаешь, я искала тебя почти сто лет, — немного невпопад начала Персефона. — И я совсем не думала, что ты окажешься… таким. И я прошу тебя просто ответить на мои вопросы. Больше ничего.

— Мне сложно представить себе вопрос с ценой в сотню лет поисков, — задумчиво сказал Аид, отпив немного кумыса. — Так что же тебя так волнует?..

Под взглядом его темных глаз царице снова стало не по себе.