Плохой (ЛП) - Коул Стиви Дж.. Страница 10

— Что мы будем с этим делать? — спрашивает она. — Он угрожал убить тебя. — О, неужели он это сделал? Как чудесно! Как я рад это слышать. Хотя трахать Ану было нетрудно, я никогда не трахал её ради чистого удовольствия. Я трахал её из-за Деревечи. Потому что сердце женщины — её самое слабое место, и даже в аду нет такой ярости, как у отвергнутой женщины. — Я ухожу от него, — шепчет она.

— Не глупи. — Я отхожу в сторону и жестом указываю ей на машину. — Он убьёт нас обоих, если ты уйдёшь. — Он этого не сделает, но она этого не знает, а я хочу, чтобы она чувствовала себя в ловушке.

Я придерживаю для неё дверь и оглядываюсь на окно Камиллы. Она стоит рядом с раздвинутыми занавесками, наблюдая, и должен признаться, что не смог бы спланировать всё лучше, даже если бы попытался. Мы с Анастасией садимся в машину, и как только дверь закрывается, я целую её. Сильно. Жёстко, как будто всё, что мне нужно в этом мире, — это она, и в некотором смысле в этот самый момент — это правда. Она — моя пешка, которую я должен двигать и манипулировать ею, чтобы убрать с доски другого короля.

Глава 9

КАМИЛЛА

«Firestarter» — The Prodigy (трек)

Я наблюдаю, как Ронан садится в машину с худощавой блондинкой и уезжает. Эта женщина так сильно хочет его; с таким же успехом она могла бы лечь на заснеженную подъездную дорожку и раздвинуть свои ноги длиною в милю. Как будто этот человек нуждается в ещё каком-то подъёме своего самолюбия.

Один взгляд на неё — и он заполучил её именно там, где хотел, а я так же беспомощна. Вынужденная оставаться его пленницей, бессильная что-либо сделать, чтобы помочь бизнесу, который я построила. Тем временем он играет со мной, как с одной из своих дешёвых шлюх. И я позволила ему. Я пытаюсь играть в игру, правила которой знает только он.

Я почти овладела им, пока он не овладел мной.

Я расстроена, я зла, и я хочу, чёрт возьми, причинить ему боль. Я хочу сжечь дотла его идеальную маленькую жизнь. Сцена, когда он так легко играет со мной, прокручивается в моей голове, и моё раздражение растёт с каждой секундой. Меня раздражает его бесконечное спокойствие, этот идеальный контроль, которому, как я вижу, он придаёт огромное значение. Я улыбаюсь при мысли о том, как буду наблюдать, когда он сорвётся. Наблюдать за тем, как такой человек, как он, обрушивается на этот мир — это было бы прекрасно и ужасающе. Он наверняка убил бы меня, и тогда у него не было бы никаких рычагов воздействия, никакой власти над моим братом или моим картелем.

Точно так же, как он хочет сломать меня, я хочу сломать его, любыми необходимыми средствами. Никто не играет со мной.

Я позволяю ярости наполнить меня, одержать надо мной верх, что обычно заканчивается массовым убийством, а затем хватаю зеркало с туалетного столика и швыряю его на пол. Стекло разбивается вдребезги, осколки разлетаются по ковру. Мой взгляд переключается на новую камеру в моей комнате, маленький красный огонёк дразнит меня каждым своим миганием. Я знаю, что его люди могут меня видеть, поэтому я беру большой осколок стекла и провожу им по внутренней стороне запястья, оставляя порез — недостаточно глубокий, чтобы убить меня, — но достаточно глубокий, чтобы устроить сцену. Кровь приливает к поверхности, и я позволяю ей стекать на ковёр. По какой-то причине, я думаю, Ронан Коул хочет, чтобы я осталась жива. Это не значит, что я бы уже не дала ему все основания убить меня, если бы это было не так. Может быть, я смогу подтолкнуть его к краю пропасти…

Я метаюсь по комнате, срываю занавески и переворачиваю мебель, и когда в комнате царит полный беспорядок, я сажусь на край кровати, пачкая простыни кровью. Почти как по сигналу, в коридоре раздаются шаги, и я засовываю большой осколок стекла под бедро. Дверь распахивается с такой силой, что ударяется о стену.

В комнату врывается мужчина. Он смотрит на меня, затем обводит взглядом комнату, прежде чем закинуть винтовку за спину и поспешить в мою сторону. Когда он оказывается всего в футе от меня, я подпрыгиваю и вонзаю осколок стекла ему в шею. Зазубренные края режут мне ладонь, но мне всё равно. Я срываю винтовку с ремня у него за спиной. Ещё несколько шагов эхом отдаются в коридоре, и я направляю винтовку на дверной проём. В комнату входит ещё один охранник, и я нажимаю на курок. Бах. Он падает на пол.

«Посмотрим, как Ронану понравится это дерьмо», — думаю я, поспешно выходя за дверь. Я хожу по дому и стреляю в каждого, кого вижу. У подножия лестницы я отбрасываю пустую винтовку в сторону и беру новую у безжизненного человека у моих ног. Пятеро людей Ронана мертвы, а я ещё даже не добралась до караульного помещения. Наклонившись, я обыскиваю мужчину в поисках ещё какого-нибудь оружия и нахожу две гранаты.

Что ж, сейчас все станет намного интереснее.

В его кармане сигареты и зажигалка, и то, и другое я беру, прежде чем стащить с него толстое пальто и выйти на улицу.

Завывающий ветер обвивает меня, и я сильно дрожу. Я надеваю пальто и оглядываюсь по сторонам, замечая мужчин, снующих туда-сюда из караульного помещения сбоку от подъездной дорожки. Перед ним припарковано несколько внедорожников, и я улыбаюсь. Когда мы росли, мы с братом угоняли папины машины, потому что ключи всегда были в них. Определённые профессии подвергают вас высокому риску нападения, и транспортные средства должны всегда быть готовы к работе. У Ронана много врагов, так что я бы предположила, что в этих машинах есть ключи. Мне не требуется много времени, чтобы перебежать двор. Я присаживаюсь на корточки рядом с одним из внедорожников и пытаюсь открыть дверцу. Она открывается, и я протягиваю руку, опуская солнцезащитный козырёк. Ключи падают на переднее сиденье. Я хватаю их и вставляю в замок зажигания. Двигатель кашляет от холода, прежде чем с шипением ожить. Внезапный шум привлекает внимание нескольких охранников.

Запихивая винтовку в руль, я вдавливаю педаль газа в пол и размещаю винтовку на нём. Двигатель ревёт, шины визжат. Охранники теперь бегут ко мне, поэтому я спешу выдернуть чеку из двух гранат и бросить их на переднее сиденье, прежде чем включить передачу и сесть за руль. Я выпрыгиваю, когда машина мчится прямо к зданию охраны. Она врезается в кирпичное здание, двигатель воет, а колеса продолжают вращаться. Затем… Бум. Вспыхивает огромная стена огня, ослепляя меня и сбивая с ног. Яростное пламя охватывает машину и фасад здания. Дым поднимается в небо. Пыль оседает, и люди Ронана выглядят как сломанные куклы, разбросанные по двору.

Он может идти нахрен.

Ухмыляясь, я поднимаюсь на ноги и подхожу к одному из лежащих без сознания мужчин. Я снимаю шарф с его шеи, отрываю от него полоску ткани и оборачиваю её вокруг своего порезанного запястья. Затем я запрыгиваю на капот машины, достаю из кармана одну из украденных сигарет и закуриваю, наслаждаясь разрухой. Жар от ревущего огня ласкает мою кожу, как старый друг. Пламя прыгает и извивается, расползаясь по дому и пожирая всё подряд. Отдалённые крики людей, оказавшихся в ловушке под горящими обломками, подобны симфонии, сопровождающей треск горящего дерева. Это прекрасно. Мать-природа во всей своей красе, самая разрушительная и беспощадная. Я думаю, что сгореть заживо — это отвратительный способ покончить с собой. Боль от того, что тебя поджигают, не сравнима ни с чем; и всё же чувствовать, как твоя собственная кожа отделяется от твоей плоти, пузырится и покрывается волдырями, — это почти очищение.

Позади меня раздаётся хруст шин по снегу, сопровождаемый визгом тормозов. Дверь с грохотом захлопывается, и от осознания у меня по спине пробегают мурашки. Я знаю, что это Ронан, даже не глядя. Как я уже сказала, я всегда чувствую хищника. Сапоги топают по снегу, а я сижу, курю сигарету и смотрю на огонь.

Чья-то рука хватает меня за локоть, оттаскивая от капота машины. Игорь рычит на меня, прежде чем схватить меня сзади за шею и подтолкнуть к Ронану, как чёртов приз. Моё сердце бешено колотится в груди, эта маленькая трещинка предвкушения смешивается со страхом. Я прикусываю губу, чтобы сдержать улыбку, гадая, что же он предпримет.