Переворот - Борис Кристина. Страница 2

Они виделись ещё несколько раз, пока девушка не сообщила о том, что носит его ребёнка. Уильям испугался. Он до последнего выпытывал у девушки, есть ли вероятность того, что ребёнок не его и можно ли прибегнуть к помощи травника, надеясь избежать проблем. Девушка уверяла, что имела близость только с ним и наотрез отказывалась избавиться от ребёнка. Уильям не знал, что делать, потому рассказал всё матери, потому что привык, что мать всегда за него принимала решения. Он пришёл к королеве в кабинет с опущенной головой, будто провинившийся шаловливый мальчишка, и рассказал всё о девушке и ребёнке, которого она носит под сердцем. Королева-мать была в ярости. Всю ночь она не смыкала глаз, думая над тем, как правильно поступить.

Гордость не позволила королеве прийти на следующее утро к девушке и просить об избавлении, потому просто передала горсть монет через посланника с намёком на то, что, если она всё сделает как надо, получит втрое больше. Девушка предприняла решение уехать из города. Спустя определённое время, через своих шпионов, королева узнала, что девушка растит здорового мальчика с чёрными глазами. Эта новость не обрадовала королеву, и она ещё долго кляла сына за его глупость.

Чтобы не допустить возможности появления лжебастардов, она пустила слух о том, что питьё настолько погубило здоровье сына, что он потерял мужскую силу, а своим шпионам приказала следить за ним, чтобы он не сбежал или не сошёлся с какой-нибудь женщиной.

Действительно, после этого случая, Уильяма не замечали поблизости с какой-нибудь хорошенькой женщиной, что ещё больше подкрепляло слух о его мужской немощи. Некоторые осмеливались пускать слухи о том, что спит он только со своей матерью – настолько сильна их любовь. Уильям и сам не желал больше испытывать судьбу и в очередной раз огорчать свою мать, потому пьянки продолжались, а вылазки в город исчезли раз и навсегда.

Глупые люди любят сплетни, которые затрагивают нечто интимное и запретное, потому новость была принята с огромным удовольствием, однако, те, кто были умнее, понимали, что что-то здесь не так.

Так Уильям жил взаперти с бутылкой чего-нибудь горячительного до появления седины и отсутствия желания веселиться – теперь он выпивал один, без повода и радости. Он просто не мог жить в другом состоянии– ему было больно и душевно, и физически. Единственное, что отличало Уильяма от обычного пьяницы, был дворец, в котором он жил с матерью. Он мог подолгу не выходить из своей комнаты. Если и выходил, то только в сад, чтобы посмотреть на цветущие розы.

И вот, на одной из таких редких прогулок по саду, он заметил, как один из кустарников с розой устарел. Внезапно к нему пришло осознание, что всё не вечно. Он стар, как и этот кустарник, а он за всю свою жизнь не сделал ничего, что доказало бы, что его жизнь не прошла напрасно. Мужчина провёл весь вечер в саду в раздумьях и воспоминаниях из своей жизни в тщетных попытках найти то, что доказало бы, что все его стенания о бессмысленности прожитой жизни напрасны. К сожалению, все раздумья приводили к тому, что он был бесполезен. Уильям в панике прокручивал ещё и ещё воспоминания своей прожитой жизни, надеясь уцепиться за малейшую возможность: вспомнил молодую маму, отца, его смерть, страх перед долгом перед народом, помощь матери, ловушку, вспомнил о той девушке, свой поступок, как смирился с её уходом и ничего не сделал:

«Что же я сделал за всю свою жизнь? Вот! Вот что я сделаю! Мой сын! Я должен его найти! Мой наследник! Надо всё устроить, пока не поздно!» – с этими мыслями он и составил завещание на право наследия: «Тот, кто найдёт моего сына, станет его наместником. Мой сын так сделает, он же добрый, надеюсь, как и его мать! Он обязательно это сделает! Только пусть бы его нашли до моей смерти!»

У королевы-матери уже давно был составлен чёткий план, кому передать право на наследие – племяннику Эдуарду. Он был умён, любил охотиться, красив, весь в отца – брата королевы – к тому же молод, а значит, ещё несмышлён в правлении. Уж она бы его сделала настоящим королём, своим настоящим наследником, о котором она мечтала. С ним бы она начала всё сначала и вырастила бы плодоносящую ветвь достойных правителей, ведь ветвь своего мужа и похожего внешне своего сына, она ненавидела больше всего, потому терроризировала народ, прикрываясь за спиной нерешительного и глупого сына. Для народа Уильям ничтожество. А её родная кровь, Эдуард, станет началом прекрасного правления – уж она об этом позаботится. Все планы разрушились, когда появился указ Уильяма о поиске своего сына, а следом за ним и завещание.

Третий раз Уильям портит всё в её жизни. В первый раз он заставил усомниться её умершего мужа в верности, второй – в появлении нежданного наследника от девки, и вот опять!

Королева-мать просила сына отменить указ и завещание, говорила о появлении лжесыновей, о разорении казны, о наивности и глупости его поступка, но Уильям ничего не хотел слышать, ещё и припомнил, что она прикрывается его именем, держа страну в бедности и, как королева говорила по этому поводу, «сдержанной скромности», распуская слух о его расточительстве, хотя всеми деньгами управляет исключительно она, держа их в казне. Уильям больше ей не подчинялся – он стал обузой, которая могла ещё и навредить.

Тогда она и решилась на это шаг: подговорила Эдуарда на переворот, дала согласие на убийство своего сына. Мысль о скорой победе, первом убитом «негодяе», будоражила голову молодому принцу. Он непременно согласился и пообещал ей убежище на юге во время бунта, а когда всё утихнет, вернёт свою тётушку ко двору, выставив её в лучшем свете. Так начался переворот.

Вина

После того, как Эдуард присвоил себе трон, он не расформировывал армию – он её просто подкупил новым жалованием. Денег в казне было предостаточно, чтобы сыпать золотом. Снижение налога, увеселительные праздники, стройка нового дома лекаря, а ещё лучше, часовни для начала, которые королева запретила – и всё, народ твой до появления новых потребностей.

Чтобы не поднялся новый бунт, король направил воинов, приближённых к королевской чете, подальше отбывать свою службу в провинции, охраняя какое-нибудь прибыльное заведение. Туда же отправили и Генриха. Он уже давно мечтал начать новую жизнь где-нибудь подальше от столичной суеты: завести семью, купить дом, умереть от старости, в окружении детей, нежели в нелепой войне между королями, потому что оба слишком горды и глупы, чтобы просто поговорить. Он только мечтал о семье, но не верил в это: вряд ли кому-нибудь приглянется старик, который досрочно вышел на пенсию. Выглядел он и правда старо: худощавый, жилистый, высокий мужчина. Впалые щёки, покрытые светлой щетиной. Седина перемешалась с соломенным цветом жиденьких волос, доходящих до плеч. Он уже стал носить одежду обычного крестьянина: короткие штаны, длинная сорочка из конопли и сапоги. Единственное, что осталось у него от службы – шерстяной плащ с капюшоном, но он его берёг на случай холодов. Коня не отдали, припомнив ошибки по молодости. Потому Генрих начинал свою новую жизнь, грубо говоря, ни с чем. Лишь меч с королевской эмблемой и плащ напоминали ему о прошлой жизни. Если что, меч пойдёт на продажу.

Сколько ему лет, он не знал, но знал то, что он износился для службы в армии. Ему уже слишком поздно заводить детей. В его возрасте старики тешатся игрой внуков и красотой невесток, втихаря попивая домашнее вино, подальше от глаз своей ворчливой старухи-жены.

Поскольку он практически всю свою осознанную жизнь провёл в армии, делать что-либо другое он не умел или просто не хотел, потому роль надсмотрщика в доме купца в восточной провинции ему была по душе. Но прежде чем начинать исполнять приказ нового короля, Генрих решил кое-что исправить, потому направился в бордель.

Это было три года тому назад. Достаточно влиятельный дом задолжал королевской семье крупную сумму денег. Если бы глава дома льстил королеве и просил отсрочить оплату, он бы не познал её гнева. Но тот дом имел славу непреклонных гордецов, за что и поплатился. Королева нашептала тогда ещё живому королю-сыну хорошенько проучить острую на язык семейку, оскорбившую его мать: «Ты ведь не хочешь расстраивать свою мать? Накажи их. Покажи, как ты сильно любишь и уважаешь меня.»