Какое надувательство! - Коу Джонатан. Страница 55

Родди безмолвствовал — он явно ничего не понимал.

— Не знакомо, да? Ладно. Что там говорить, этого все равно так и не произошло. Но примерно через пару лет я получила бандероль от одного из своих бывших преподавателей. Судя по всему, они в колледже делали какую-то уборку в шкафах, нашли несколько моих набросков и решили вернуть. Я распаковала их и стала пересматривать. И самое смешное — среди них был набросок той картины, с которой у меня связано столько неприятных воспоминаний. Когда я увидела его снова — вернее, когда я их все увидела снова, — я осознала, как тот человек ошибался и как ошибалась я, что так на его слова отреагировала. Потому что, увидев их через много лет, я поняла, насколько они хороши. Я поняла, что нащупала что-то. Поняла, что рядом нет никого — нет, не лучше меня, самомнение у меня не настолько развито, — но никто, понимаете, не работает так же, не пытается делать чего-то похожего… И уверенность почему-то вернулась ко мне: я почувствовала, что действительно занимаюсь чем-то стоящим, как и те художники, которых покупают, выставляют, которым делают заказы. Это ощущение меня больше не покидало. Я чувствую, что я… я его заслужила. Поэтому вам, наверное, следует знать, что настроена я достаточно решительно. Все-таки самое важное для меня сейчас — отыскать для моих работ какую-то аудиторию.

Фиби сделала несколько глотков вина и смахнула со лба прядь. Некоторое время Родди молчал.

— Думаю, нам вот что нужно будет сделать, — наконец сказал он. — Завтра мы посмотрим все ваши картины еще раз и поймем, что тут можно устроить. — Фиби кивнула. — А теперь, мне кажется, нам лучше отправиться в постель. — Она вопросительно на него посмотрела. — Порознь, — добавил он.

— Хорошо.

Они вместе поднялись по Большой лестнице и у входа в Восточный коридор чопорно пожелали друг другу спокойной ночи.

На кровати под балдахином Фиби почувствовала себя крошечной. Матрас был мягок и кочковат, и, хотя она намеревалась лечь с того краю, что ближе к окну, тяжесть собственного тела увлекла ее в глубокую яму в центре. Когда она шевелилась, кровать немилосердно скрипела; но и весь дом, казалось, беспрестанно поскрипывал, постанывал, шелестел или нашептывал что-то, будто ему очень неуютно. Чтобы как-то отвлечься от этой тревожной музыки, Фиби попробовала сосредоточиться на странных событиях дня. В целом она была довольна тем, как все обернулось с Родди. Еще по пути в Уиншоу-Тауэрс она после множества сомнений решилась-таки с ним переспать, если он выставит это непременным условием продвижения ее работ, однако была рада, что все обернулось иначе. Из их совместного уик-энда начинало вырисовываться нечто гораздо лучше и неожиданнее — взаимопонимание. Она осознала даже — к своему немалому удивлению, — что начинает доверять Родди. И, согретая такой мыслью, она позволила себе пофантазировать: подобным фантазиям время от времени предаются все художники, сколь ни благовидны их намерения и незыблемы принципы. То была фантазия об успехе; фантазия о признании и славе. Амбиции Фиби были слишком скромны, чтобы мечтать о всемирной славе и серьезном богатстве, но она мечтала, как бывало и раньше, о том, что ее работы увидят и оценят другие художники; что ее работы коснутся жизни и обогатят восприятие хоть нескольких зрителей; что ее выставка пройдет, возможно, в родном городе и она сможет хоть что-то вернуть тем людям, с которыми выросла, как-то отплатить родителям за то, что верили в нее, за их терпение, которое было так ценно, когда ее острее всего терзали сомнения в своих силах. При мысли о том, что хоть какая-то часть этого — или же все сразу? — теперь, возможно, каким-то чудом состоится, Фиби вытянула ноги под серыми несвежими простынями, и в вороватые шорохи дома вплелся целый хор восхитительных скрипов.

Но тут ее слуха коснулся и другой шум. Он доносился от двери, которую Фиби предусмотрительно заперла перед тем, как улечься. Она осторожно приподнялась на кровати и дотянулась до настольной лампы, озарившей комнату тусклым и бесполезным свечением. Фиби посмотрела на дверь и неожиданно почувствовала себя героиней низкобюджетного и не слишком оригинального фильма ужасов. Ручка двери поворачивалась. Стоя в коридоре, кто-то пытался проникнуть внутрь. Фиби спустила ноги с кровати и на цыпочках приблизилась к двери как была — в полосатой сорочке из плотного хлопка, что застегивалась спереди и доходила почти до коленей.

— Кто здесь? — спросила она голосом храбрым, но слегка дрогнувшим, после того как ручка дернулась еще несколько раз.

— Фиби? Вы не спите? — То был шепот Родди. Она раздраженно выдохнула.

— Разумеется, не сплю, — ответила она, отпирая дверь. — Если раньше и спала, то теперь уж точно нет.

— Можно войти?

— Наверное.

Фиби открыла дверь, и Родди в атласном кимоно проскользнул внутрь и присел на край кровати.

— В чем дело?

— Присядьте на минуточку.

Она села рядом.

— Я не мог уснуть. — Дальнейших объяснений, видимо, ждать не приходилось.

— И что?

— И подумал, что стоит зайти посмотреть, как вы тут.

— Я тут отлично. Поверьте, за последние полчаса или около того я не успела подцепить никаких смертельных болезней.

— Нет, я в том смысле… то есть, я зашел убедиться, что вы не слишком расстроились.

— Расстроилась?

— Из-за моей сестры и… не знаю, всего остального. Мне показалось, что все это для вас чересчур.

— Очень мило с вашей стороны, но со мной все в порядке. В самом деле. Я еще тот крепкий орешек — Она улыбнулась. — Вы уверены, что зашли только для этого?

— Ну разумеется. Э-э… почти не сомневаюсь. — Он придвинулся чуть ближе. — Я лежал в постели, если хотите знать, и вспоминал ту историю, что вы мне рассказали. Как вы сожгли все свои картины. И вот о чем я подумал — поправьте меня, если я ошибаюсь: такую историю вы бы не стали рассказывать кому попало. Мне пришло в голову, что, возможно, — он обнял ее за плечи, — я вам даже начал немного нравиться.

— Возможно. — Фиби еле заметно отодвинулась от него.

— Между нами возникло какое-то чувство, разве не так? Это ведь не просто игра моего воображения. Там, внизу, между нами что-то началось.