Какое надувательство! - Коу Джонатан. Страница 78

— А эта функция есть у всех аппаратов, — спросил я, — или нужно искать технику подороже?

— У всех, — ответил он. — На этой кнопке вся реклама строится. Довольно радикальный поворот, если вдуматься: впервые в истории рычаги управления кинематографическим временем вырваны из рук кинематографиста и переданы публике. Можно утверждать, что это первый реальный шаг к демократизации просмотра. Хотя, разумеется, — он выключил магнитофон и встал, чтобы отдернуть шторы, — наивно предполагать, что люди станут покупать видео только из-за этого. В колледже мы называем ее кнопкой «ДР»

— "ДР"?

— Дрочилкин рай. Все любимые кинозвезды — голяком, понимаете? Никаких вам больше дразнящих сцен, в которых роскошная актриса скидывает лифчик на пару секунд, а потом исчезает из кадра, — теперь на нее можно любоваться сколько душе угодно. Теоретически — хоть целую вечность. Или, во всяком случае, пока пленка не посыпется.

Я невидяще уставился в окно за его плечом.

— В этом определенно… есть какая-то польза…

— Что ни говори, а поболтать было приятно. Всегда полезно выслушать объективную критику.

Повисла короткая пауза, и я, стряхнув наваждение, сказал:

— Все нормально. Мне было очень интересно.

— Послушайте, я как раз в город собираюсь. Вам чего-нибудь привезти?

Впервые я остался в доме один. С такими мгновениями у меня ассоциируется особое спокойствие — оно более чем абсолютно, оно подкрадывается исподволь, проникает внутрь и сторожко наблюдает. Это отнюдь не мертвая тишина, она полнится неведомыми возможностями, живет звуками того, когда ничего не происходит. В Лондоне такой тишины не услышишь: по крайней мере, нельзя наслаждаться тишиной, в которую можно облечься. Я поймал себя на том, что хожу по дому на цыпочках, а случайные шаги на улице или шум машин воспринимаю как назойливых гостей. Я попробовал сесть и успокоиться, почитать газету, но выдержал лишь минуту или две. Грэм ушел, и дом совершенно преобразился: в нем появилось что-то волшебное, будто он превратился в запретный храм, куда я проник, влекомый жаждой исследований.

Я поднялся по лестнице, на площадке свернул направо и вошел в спальню Джоан. Яркая, веселая комнатка, окна выходят на дорогу. Двуспальная кровать, аккуратно заправленная, розовое пуховое одеяло, несколько бледно-голубых думочек разложены вокруг подушек. А посреди всего этого восседает фигура, которую память извлекла из самых дальних своих уголков: вытертый желтый плюшевый медведь по имени Варнава — Джоан спала с ним с младенчества. Я заметил, что глаза у него уже разные — один черный, другой голубой. Наверняка оторвался совсем недавно, и перед мысленным взором у меня вспыхнула трогательная картинка: Джоан сидит в изножье кровати, в руках — иголка с ниткой, пришивает пуговицу, терпеливо восстанавливая зрение этой ветхой реликвии детства. Я не стал его трогать. Осмотрел аккуратные книжные полки, семейные фотографии, письменный стол с подарочным набором ручек и блокнотов, лампу с ситцевым абажуром от «Либерти». На углу лежала стопка официальных с виду скоросшивателей на кольцах, рядом стояла картонная коробка с какими-то бумагами и заметками. На ночном столике — ничего, кроме недопитого стакана воды, коробки салфеток и журнала, на обложке которого — два гордых зеленых бомбардировщика в полете и подпись: «“Харрикейн модели 1” — боевая победа Британии». Я улыбнулся и взял журнал. Воскресное приложение к газете, вышел пару месяцев назад с моим детским рассказом. Интересно, у Джоан просто не дошли руки его убрать или он лежит тут по какой-то причине — любоваться, читать на ночь… Меня бы это нисколько не удивило.

Если так, то как я могу над этим насмехаться? Я сам читал и перечитывал материал достаточно часто и даже теперь не смог устоять — присел на кровать, раскрыл журнал на знакомой странице и вновь окунулся в теплые воды мелкого тщеславия.

Джейсон Голавл, выдающийся детектив XIX века, сидел за резным деревянным столом напротив своего спутника Ричарда Марпла, сопровождавшего его во многих приключениях.

Джейсон был среднего роста и волосы имел светлые. Из них двоих он был более-менее самым смелым, но и Ричард был крайне отважен. Волосы Ричарда были темными, а рост — очень высоким, но у Джейсона имелись мозги. Без Ричарда он обойтись не мог.

Видите ли, Ричард умел совершать спортивные подвиги, а Джейсон — не умел. В Британии они составляли весьма солидную парочку.

В данный момент они были погружены в игру «Шахматы». Доска у них была старой и грязной, несмотря на все усилия Джейсона ее надраить. Джейсон двинул конем и улыбнулся.

— Шах, — изрек он.

Однако Ричард пошел слоном и съел коня Джейсона.

— Проклятье!

Джейсон сидел крайне неподвижно и едва дышал. Он всегда так поступал, когда нужно было подумать. Он пошел ферзем.

— Шах и мат!

— Вы победили, молодец.

Двое пожали друг другу руки и снова уселись.

— Мне становится исключительно скучно, — объявил Джейсон. — Мне хочется о чем-нибудь задуматься. Я хочу сказать, что шахматы тоже годятся, но хочется чего-нибудь вроде этого дела Томаса Ватсона, а кстати — как там наш Томас?