Безымянная Колючка (СИ) - Субботина Айя. Страница 61

С видом «я здесь просто прогуливаюсь» выскальзываю из своего убежища и легонько откашливаюсь в кулак, привлекая внимание. Декан с непониманием смотрит на меня, потом бегло оценивает обстановку – и забрасывает ногу на ногу, лениво поигрывая кисточками на модном шарфе. Либо он отчаянный смельчак, либо болван, который даже не понял, что его поймали с поличным.

— Что ты здесь делаешь, Безымянная?

— Прогуливаюсь и дышу свежим воздухом, - подхватываю его беззаботный тон и сразу перехожу к делу: - И случайно натыкаюсь на всякие грязные делишки. Спаивание студентки с целью втереться в более высокородную семью, например.

Он совсем не умеет владеть своими чувствами.

Лицо Инуса вытягивается, пальцы путаются в шарфе, а сам он становится похож на человека, которого насаживают на кол: то же болезненно-удивленное выражение лица при минимуме мыслительных усилий.

— Брани из хорошей семьи, с прекрасной родословной и баснословным состоянием. И она – вот незадача-то для всего рода! – единственный ребенок. - Я так усердно качаю головой, будто эта - моя личная трагедия. - Хотя, то, что для одних повод сетовать на несчастливую судьбу, для других – билет в счастливую безбедную жизнь.

— Тебе померещилось, рабыня. – Последнее слово декан произносит подчеркнуто уничижительно.

Он что, всерьез рассчитывает, что этого будет достаточно, чтобы я в слезах и соплях спряталась безутешно рыдать и оплакивать свою участь под одним из кустов? Однажды, когда Тэона заливала успокоительной настойкой страдания по очередному красавчику, наша матушка сказала, что все красивые мужчины - идиоты, потому что Взошедшие дают им смазливые физиономии, чтобы эти идиоты могли хотя бы как-то выжить, приспособившись около женской юбки. Прошло столько времени, а я только сейчас понимаю, что моя мать, которую я всегда считаю недалекой, была очень мудрой женщиной.

Жаль, что мне уже никогда не сказать ей об этом.

— Мне точно не померещилось… Инус, - возвращая ему его же пренебрежение, отвечаю я. Наслаждение видеть, как снова и снова его лицо покрывается пятнами гнева и беспомощности.

— Лучше уходи, пока я не заставил тебя пожалеть о том, что ты слишком любопытна.

— Всю жизнь считала, что любопытство – благодетель слабых, и сегодняшний инцидент лучшее тому подтверждение. Поэтому, чтобы не терять ни ваше, ни мое время предлагаю сразу перейти к делу. Вы оказываете мне парочку услуг, а я, в ответ, держу рот на замке. Уверяю, вам не придется делать ничего противозаконного. Разве что чуть-чуть, - не могу удержаться от издевательского смешка.

— С какой стати мне бояться «пустышку»? – Он поднимается и подходит ко мне достаточно близко, чтобы меня с головы до ног обдало весьма удушающим ароматом его парфюма. – Мы одни, девчонка, и мне стоит лишь щелкнуть пальцами, чтобы превратить тебя в горсть пепла. Думаешь, кто-то хватится, когда ты перестанешь появляться на занятиях? Нет, мерзавка, потому что всем плевать.

Конечно, будь на месте этого франта кто-то другой, я, скорее всего, не позволила бы себе такую неосторожность. Но я не просто так шла ва-банк. Все дело в том, что я прекрасно знаю такой тип людей: они приспособленцы, этакие паразиты жизни, которые не способны на поступок (хороший или ужасный), и все свое существование проводят в поисках жирного носителя, чтобы намертво к нему присосаться. Сами посудите: стал бы человек, способный на убийство безоружного неопасного противника, прятаться за женскую юбку?

Вот и я о том же.

Если я чем-то и рискую, то лишь возможностью получит оплеуху-другую. Но их-то я как раз боюсь меньше всего.

— У вас кишка тонка, декан. – Я улыбаюсь прямо ему в лицо, отчего мой оппонент заметно тушуется и пятится. – Бесполезно меня пугать. Очень советую попридержать вот эту браваду для разговора с отцом Брани. На тот случай, если мы не договоримся здесь и сейчас. И, кстати, не забудьте оставить несколько громких слов для объяснения с ректором.

— Ты вообще не понимаешь, во что ввязываешься.

— Понимаю, понимаю, - небрежно отмахиваюсь. – Иначе вас бы не трясло от паники. Ну так что, выслушаете мое предложение или и дальше будете важно, но бесполезно раздувать щеки?

Он садится обратно на скамейку, делает приглашающий к разговору жест.

— Вот и славно. Не люблю, знаете ли, долгие хождения вокруг да около. Я хочу знать, что произошло в башне в тот день, когда погибла моя сестра.

— Она угодила в собственную огненную ловушку, когда ее пытались поймать.

— Кто сказал, что она замешана в заговоре?

— Вот уж не знаю, - огрызается Инус. Эта тема его определенно раздражает, а значит - ему есть что сказать. – Ни перед кем из нас императорские таумати не отчитываются. Все случилось слишком быстро.

— Не может быть, чтобы преподавали не слышали совсем ничего, - напираю я, потому что чувствую - он точно может дать зацепку. – Советую пораскинуть мозгами, декан, потому что с каждой минутой наша сделка кажется мне все более неравноценной. Я вам свободу хочу подарить, а вы не удосуживаетесь даже как следует покопаться в памяти.

— А, проклятье!

Он срывается с места, проходится взад-вперед, нервно теребя пуговицы в петлицах форменного пиджака. Я даже не шевелюсь, терпеливо – ну, почти терпеливо – дожидаясь, когда моя угроза окончательно вгрызется ему в мозги.

— Я знаю только то, что говорили другие преподаватели. – Декан неожиданно переходит на шепот. – Таумати появились до того, как стало известно, что девчонка… твоя сестра… замешана в сговоре против императора. Утром прибыли трое императорских таумати с письмом от новоиспеченного Императора Ниберу, в котором он требовал немедленно отдать им студентку Тэону эрд’Кемарри. Никто в Аринг-Холе не знал ни о самом заговоре, ни о заговорщиках.

Ректор – брат императора. И уж если его не посчитали нужным посвятить в «закулисье» неожиданной смены власти, то на фоне этого история становится все более путанной и мутной. Ниберу, как порядочный племянник, первым делом должен был разослать весть всем родственникам, а уже потом начинать охоту на ведьм. Точнее, на безобидных студенток.

— Когда таумати пошли за Тэоной, она их уже ждала. - Инис с мольбой смотрит на меня, как будто пытается донести, что лучше бы на этом и остановиться, но я непреклонно поторапливаю его рукой. Он со вздохом продолжает: - Твоя сестра приготовила ловушку, но сама же в нее угодила. И прихватила на тот свет одного из императорских ищеек, и с десяток ни в чем не повинных студентов. Где бы ни была сейчас Тэона, она заслужила вечные страдания.

А вот тут этот щеголь совершенно не прав. Потому что лишь человек, не знающий и ногтя Тэоны, может поверить, что она без зазрения совести могла убить десяток людей. Моя сестра была капризной, высокомерной и недалекой, но она категорически отказывалась от рагу из кроликов, ссылаясь на то, что не может съесть то, что недавно затискивала без памяти.

За последнее время я услышала достаточно, чтобы понять, что едва ли хорошо знала Тэону, но это не отменяет того факта, что она никогда бы не принесла в жертву своему спасению чужие жизни.

— Моя сестра была красивой, но таумом в достаточной степени владела очень вряд ли. Огненная ловушка – это слишком.

В ответ на мое возражение декан эрд’Инус пренебрежительно фыркает.

— Твоя сестра была дьяволом в юбке, Безымянная. Куда лучше тебя по части творить всякие козни своим недругам.

— И много их у нее было?

— Достаточно, чтобы весть о ее смерти превратилась в знаменательное событие. И чтобы в Аринг-холе было достаточно громко от звона поднятых за ее смерть бокалов.

Моя всеми обожаемая сестра, оказывается, была не так уж безнадежна, как я о ней думала. Жаль, что мне не представится возможности сказать ей это в лицо. Вряд ли бы это что-то изменило в наших отношениях, но мне нравится думать, что, несмотря на пропасть между нами, мы все же сестры эрдКемарри: те еще занозы в чьей-то заднице.

Мне на ум неожиданно приходят слова Роры о том подслушанном разговоре между Рэном и Тэоной. Вот кто мог бы мне помочь, но после случившегося я зареклась к нему подходить.