Киевский лабиринт - Любенко Иван Иванович. Страница 35
— Ткаченко отбил телеграммы в сыскные отделения городов, куда слали посылки с мылом. Распространители выявлены, получатели арестованы. Все закончилось. Дело о фальшивомонетчестве передали в контрразведку. И мне все равно уезжать… Ну что ж, доберусь в Ставрополь через Одессу.
— Отлично. До встречи.
Не успел Ардашев положить трубку, как в комнату вошел Кукота. За ним тенью следовал Могилевский.
— Корней Ильич, — начал статский советник, — я вполне уверен, что надобно срочно отправляться в Одессу.
— Зачем? Мой подчиненный, наверное, уже послал телеграммы на все станции, чтобы господа Дрогоевский и Кульчицкий были задержаны жандармами. Кроме того, как вы слышали, мы известили об этом и наших коллег в Одессе. Так что ехать туда нет никакого смысла.
— А не кажется ли вам странным, что немецкая разведка, прекрасно понимая, что канал по пересылке фальшивых денег раскрыт (иначе не было бы покушения на меня), все-таки решилась на отправку новой партии? Это ведь заведомый провал?
— Да-с… — задумался полковник, — в ваших словах есть немалая доля истины. Но вот только зачем им это?
— Я думаю, они приносят фальшивки в жертву сознательно, желая отвлечь внимание от чего-то более значительного. И стоит нам эту мнимую жертву принять, как немцы сделают очень сильный ход. Но какой? Пока я даже представить себе не могу, что они замышляют. Надеюсь, я смогу разобраться с этим на месте. К тому же в Киеве немецкого агента нет. В этом я абсолютно уверен. Скорее всего, он в Одессе. У нас мало времени. Впереди — развязка…Хотелось бы знать, кто из вашего ведомства поедет вместе со мной.
— Ну-у, раз так… — полковник пожевал губами, — штабс-капитан Авилов. Был бы рад самолично сопроводить вас, да нельзя оставлять службу. Все-таки за целый фронт отвечаю.
— Что ж, тогда с вас причитаются билеты: на меня, сыщика Каширина и Авилова. Остановимся мы в «Большой Московской гостинице». Пусть штабс-капитан ждет нас на вокзале, у касс.
— Хорошо, — кивнул Кукота. — Одного понять не могу: отчего вы решили, что немецкий агент спешит в Одессу?
— А куда же еще? Фальшивые ассигнации с товаром ушли раньше. Прибыть в Киев они должны были еще в понедельник. Но этого не случилось. По словам исчезнувшего управляющего, вся продукция из Румынии застряла в одесском порту.
— Возникает вполне закономерный вопрос: почему?
— У меня, к сожалению, вместо одного целых четыре варианта ответа: либо ему очень нужно было направить в Одессу своего помощника, либо он уже мертв (но тогда: кто же его убил?), либо и так поехал в Одессу (в данном случае появляется вероятность того, что мертв уже Кульчицкий), либо Дрогоевский и Кульчицкий — сообщники, что идет вразрез с устоявшимися правилами конспирации. Управляющему было гораздо проще самому отправиться в Одессу и преспокойно исчезнуть. Прошло бы несколько дней, прежде чем о нем бы вновь вспомнили, и вот тогда в Одессу поехал бы Кульчицкий. Только за эти пять-шесть дней Дрогоевский смог бы оказаться в безопасном месте с новым паспортом. Однако он этого не сделал, а взял и сбежал… И так торопился, что оставил в столе доказательства своей причастности к поддельным банкнотам. Только вот… он ли их оставил?
— О чем вы?
— Я обнаружил еще одну странную деталь: стол был открыт отмычкой. Я это выяснил, изучив замок.
— Простите?
— Видите ли, в замке выдвижного ящика, как и в любом другом, со временем накапливается пыль. Из-за смазки она пристает к внутренним сторонам обоих крышек. Вследствие этого на самой крышке отчетливо выделяется ход ключа — та кривая линия, по которой при отмыкании и замыкании движется его бородка. И потому, если замок был открыт отмычкой или подобранным ключом, то кроме обычного следа на нижней крышке появится еще и ряд свежих царапин и черточек на слое пыли. Их наличие служит доказательством незаконного проникновения. Именно это я и увидел.
— Да, но царапина, о которой вы говорите, могла быть давнишней. Что, если стол открывался отмычкой ранее?
— На мой взгляд, ей от силы день-два.
— По-вашему, деньги подкинули? Но кто? Кульчицкий? Или, может… — полковник бросил выразительный взгляд на Могилевского, но не стал продолжать фразу.
— Повторюсь: все решится в Одессе. А сейчас мы просто гадаем на кофейной гуще. Я бы попросил вас, Корней Ильич, телеграфировать нам на любую станцию обо всех новостях, которые могут здесь появиться.
— Вы имеете в виду управляющего?
— Да. Чем черт не шутит, вдруг он отыщется?
— А вот этого уж, поверьте, точно никак не может произойти. Сбежал он. Наверняка сменил паспорт. Ищи его теперь, как прошлогодний мартовский снег, который все видели, помнят, но куда он делся, никто толком не знает. — Полковник вздохнул и сказал: — Признаться откровенно, ваша затея с поездкой в Одессу мне кажется бессмысленной. Незачем ему туда бежать. Управляющий, скорее всего, залез в нору, как рак зимой… А потом, когда все стихнет, всплывет и попытается перейти линию фронта. Ему шкуру свою спасать надо, а не в спальных вагонах разъезжать. Каждый мало-мальски опытный разведчик знает, что если он разоблачен, то уже через час его «трафареты» будут у каждого городового. Это крах, это катастрофа. И все потому, что теперь он будет зависеть уже не от своего ума или находчивости, а от «его величества случая». А это в разведке недопустимо… Но у вас редкая интуиция. Так что поступайте как знаете. Да и мой помощник — офицер сообразительный и очень внимательный. Надеюсь, вы сработаетесь. Будем ждать от вас хороших вестей. Бог вам в помощь! — он протянул руку.
— Благодарю, — ответил на рукопожатие Ардашев.
Статский советник подошел к Могилевскому.
— Ну вот, Терентий, мы и расстаемся. Как ты понял, я уезжаю в Одессу, а оттуда, даст бог, возвращусь в Петроград. Веронике придется добираться самостоятельно. По поводу таможни сообщу телеграммой. Не переживай.
— За товар я не волнуюсь. Веспазиан Людвигович человек опытный, во всем разберется. Однако лишнее известие не помешает.
— Не обессудь, если что… Спасибо за прием.
— Тебе спасибо, Клим, что помог разоблачить Дрогоевского. Вот ведь как в жизни бывает… Старый я стал, доверчивый. Пригрел змею на груди.
— Это ничего. Твоей вины здесь нет. Все образуется. Позволь я возьму твое авто?
— Конечно-конечно. Только как приедешь, кликни моего шоффера. Пусть он вас на вокзал отвезет. А уже оттуда — за мной. Он небось на кухне у горничной чаи гоняет.
Ардашев кивнул и вышел. Его уверенные шаги простучали по коридору ровно, точно ход метронома.
За окном надрывно заурчал мотор, и быстрый французский автомобиль понесся по дороге, пугая уснувших на старых липах ворон. Беспокойное июньское утро сменилось суетливым днем. Впереди была тревожная неизвестность.
27. Одесса
Из-за нескончаемых военных эшелонов поезд подолгу стоял на станциях и пришел в Одессу с большим опозданием. Дорога, которая в мирное время занимала двенадцать часов, теперь отняла полтора суток.
Паровоз остановился всего в каких-нибудь пятидесяти саженях от короткого флигеля. Здесь железнодорожные пути заканчивались. Дальше — море. Артельщики, точно муравьи, бегали по перрону с тачками, доверху нагруженными чемоданами, портпледами и саками. Ардашев, не желая утруждать себя тяжестью, нанял носильщика, и его желтый глобтроттер, в соседстве с саквояжем Авилова и маленьким чемоданчиком Каширина, величественно покатил вперед.
Город еще спал. Выйдя на Привокзальную площадь, статский советник оглянулся и поразился красоте главного здания. Отсюда вокзал казался намного величественнее, чем с платформы. Выстроенный в неоклассическом стиле в виде буквы «П», он был расположен между Куликовым полем и Привозом. Его короткая часть была обращена на Привокзальную площадь по оси улицы Пушкинской. Три арки главного фасада были обрамлены колоннами дорического ордера. Пассажиры первого и второго классов пользовались входом со стороны Пушкинской улицы, а третьего — с Сенной площади. Вокзальные часы показывали четверть седьмого.