Вокруг мира на 80 поездах. 72 000 километров новых открытий - Раджеш Мониша. Страница 5

Сообщество российских художников граффити с каждым годом все только растет, многие из них с помощью рисунков выражают свое инакомыслие. Органы государственной власти заботятся о том, чтобы подобные рисунки исчезали как можно быстрее, что, как ни странно, делает это занятие еще более привлекательным, и многие художники воспринимают вагоны электричек как свои персональные мобильные галереи, с гордостью наблюдая за тем, как их творчество курсирует по всему городу. Обилие граффити в поездах, которое мы встречали по всей стране, неумолимо портило мне настроение. Время от времени встречались удачные и даже красивые рисунки, но в основном это был обычный вандализм, как правило, еще и с ярким женоненавистническим оттенком – вариация на тему нацарапанных на школьных партах надписей и пошлых рисунков, только делали это не школьники, а вполне взрослые люди. Пока мы ждали, как поезд снова тронется, рядом с агрессивным и ярким граффити «Блядь» я заметила приписку UTOP, которая уже встречалась нам в других поездах. Мне стало интересно, название ли это политического движения или еще одно сленговое слово для обозначения падших женщин, и, зайдя в интернет, я нашла двухминутный видеоклип о команде UTOP, в котором его участники, используя инструменты и резаки по металлу, сняли решетку и проникли в тоннель метро. За ночь они раскрасили целый вагон в оранжевый цвет, а поверх аккуратным и крупным шрифтом написали название своей группировки, добавив к нему рисунок пары глаз, с интересом выглядывающих из стилизованной прорези. Они не только задокументировали весь процесс вандализма, но и позаботились о том, чтобы один из участников UTOP оказался на платформе в момент прибытия поезда во всей его новообретенной красе. Учитывая возможные последствия и наказание, которое за подобные деяния полагается от властей, – это был впечатляющий трюк.

В то утро мы сели в электричку до Кубинки, чтобы посетить парк «Патриот», созданный в 2014 году и открывшийся для посещения годом позже. Прозванный «военным диснейлендом», он начал принимать посетителей всего пару дней назад, о нем рассказывали в новостях по всему миру, показывали видеосъемку того, как дети карабкаются на танки и снаряды. Нам показалось, что парк идеально подходит для того, чтобы провести там пару часов, поэтому на метро мы добрались до Белорусского вокзала, зеленого королевства куполов и шпилей, и запрыгнули в электричку буквально за пару секунд до ее отбытия. Мы сразу же поняли, что поездка будет интересной: изнутри вагон напоминал старый школьный автобус, сиденья оказались очень жесткими, а лица людей выглядели не слишком веселыми. Казалось, что проржавело здесь все, даже сама ржавчина. Нам бы стоило отказаться от этой поездки, но ведь самой целью путешествия было делать то, чего мы не делали в обычной жизни, поэтому, будучи фаталистом, я поудобнее устроилась на сиденье, когда электричка тронулась с места. В течение следующего часа из окна мы наблюдали невыносимые виды нищего существования: проезжали мимо бомжей, полуголодных на вид детей и самодельных домиков, покрытых пластиком. Я не была уверена, кто эти люди, русские или беженцы из Украины, приехавшие сюда в поисках укрытия от происходившего в Донецке и Луганске. Глубже усевшись в кресло, я осознала, насколько меняется картина мира по мере удаления от Москвы.

Жизнь не была добра к людям в нашем вагоне с натруженными изнурительной работой руками и обувью, совсем не подходящей для дождливой погоды. Бесцветные глаза и бескровные лица – они не просто поглядывали, а пристально следили за нами. На сложенных на груди руках – позеленевшие от времени татуировки; на губах безо всякой тени улыбки – болячки. Я вжалась в угол, смотрела в окно, стараясь не встречаться с ними взглядом, и думала о том, что нам не стоило покидать столицу. В течение следующих полутора часов набитый до отказа вагон опустел, в нем остались только двое мужчин и старушка. Одетые в жилеты и комбинезоны мужчины каждые несколько минут оборачивались на нас, накачанные руки внушали страх.

– Может, нам пересесть в другой вагон? – спросил Джем.

– Может быть. Я молюсь о том, чтобы они вышли раньше нас.

– По крайней мере, старая леди все еще здесь. Они не станут ничего делать, пока она сидит за нами.

Я обернулась, чтобы взглянуть на нее:

– Она не двигается уже полтора часа и выглядит не очень опрятно.

Поезд замедлил ход, и я с облегчением увидела, что мы приближаемся к станции Кубинка. Ударившись головой о сиденье перед собой, женщина проснулась и начала сыпать проклятиями, вокруг ее ступней образовалась лужа из мочи. Мужчины теперь стали меньшим из зол, но, когда они поравнялись с нами на платформе, один из них смачно харкнул мне прямо под ноги.

– Зачем мы сюда приехали? Давай вернемся обратно в Москву, – сказала я, переминаясь с ноги на ногу.

– Мы проделали этот путь не зря, давай отыщем парк, заглянем туда и поедем назад. Мы можем добраться в Москву на Uber, если хочешь.

Казалось, никто из местных не знал, о каком парке «Патриот» шла речь. Хотя нам заранее перевели название на русский и даже записали его на кириллице, мы встретили только полное безразличие, а то и открытое неприятие на своем пути. Нам не удавалось даже найти такси, пока один водитель не усадил нас на заднее сиденье своего автомобиля и не помчался к шоссе.

– А это точно такси? – спросил Джем в поисках ремня безопасности.

– Здесь нет счетчика.

– Мне страшно спрашивать.

Казалось, водитель знает, что делает и куда нас везет: он выехал с привокзальной территории и отправился на шоссе, где уверенно маневрировал среди грузовиков и траков, прежде чем обернулся и начал задавать вопросы на русском. У нас не было подручных инструментов для перевода, кроме единственного бесплатного приложения, скачанного на айфон, и Джем пытался держать телефон непосредственно около уха водителя. Схватив телефон своей похожей на лапу рукой, он свернул на дорогу, которая вела к огромной парковке.

– Приехали. Парк «Патриот», – произнес он, резко ударив по тормозам.

Там не было ничего, кроме выставочного центра и пары танков. Из динамиков звучала бодрая мелодия.

– Но это не может быть им. Здесь же ничего нет.

– Парк «Патриот», – повторил он, ударяя по рулю рукой и четко произнося каждый слог. Он распахнул дверь и вышел из машины, словно собирался что-то уточнить по этому поводу, а затем скрылся в розовом биотуалете.

– Ну что, забьем на эту идею и поедем обратно на вокзал?

– Пожалуй, это самая разумная мысль.

Вернулся водитель, он вытер руки о свою рубашку и, отъехав от бордюра, начал нарезать круги по парковке. Джем, используя приложение на телефоне, обратился к нему, чтобы тот отвез нас обратно на станцию.

– Электришн? – cпросил тот.

– Нет. Станция. Поезд, – ответил Джем, изображая руками кругообразное движение руля.

– Электришн? – закричал водитель, багровея прямо на наших глазах.

Джем повернулся ко мне:

– Почему он говорит об электрике?

– Я не имею ни малейшего понятия, давай просто вернемся на станцию.

Водитель поднял палец и утвердительно закивал, похоже, он наконец понял, что мы от него хотели, он выехал с парковки и вернулся на шоссе, Джем тем временем накидывал обратно свой ремень безопасности:

– Что на нем за странный пришитый кусок? Кажется, будто его…

– Отрезала «Скорая помощь»?

– Точно, так я и подумал.

Наш водитель старался обогнать все автомобили в зоне своей видимости, затем пересек три полосы за раз, задел бампер какой-то «Лады» и наконец выехал на объездную дорогу.

– Он нас точно убьет, – сказал Джем.

– Постой-ка, но мы не так приехали в эту сторону.

По грунтовой дороге, окруженной полями, наш водитель, как выяснилось, вез нас в Танковый музей Кубинки. Как только наше такси подъехало к зданию, мы опустили окна и увидели мальчишку-подростка с голым торсом, сидящего на стуле, пока ему брили голову. Пара девчонок продавала магниты на холодильник с изображением Сталина и Ленина.