Влюблюсь (СИ) - "Anzholik". Страница 31
Впервые за все разы, что мы спали с ним вместе, его обнимаю я… Впервые он в моих руках.
— М-м, — сквозь сон. Хрипло. Довольно. И его спина упирается в мою грудь. Он буквально вжимается в меня весь. Такой холодный. Ранимый. Мой…
— Спишь? — спрашиваю на ушко. Целую, едва касаясь открытой шеи. Глажу его грудь. Дышу им. Хорошо… Как же мне, черт его дери, хорошо.
— Сплю.
Неожиданный рывок заставляет меня охнуть, а в следующий момент я под ним, вжат в поверхность дивана. Черные озверевшие глаза напротив. В них и капли сна нет. Только желание. Животное. Жгучее. И меня оно пронизывает. Дрожью проходится по телу возбуждение. И это лишь от взгляда. Матерь божья… Как же он великолепен в лунном свете. Невообразимо прекрасен… Живописен. Так красив, что дух захватило. Я замер, чувствуя, что пропадаю в нем. Теряюсь.
Кончиками пальцев по моей щеке, так нежно, так бережно. А глаза теплые, любящие. Рома…
Вниз по шее, ключицам… к соскам. Ласково. Будоражаще. Рома…
По ребрам, вокруг пупка и снова вверх. Дразняще. Возбуждающе. Рома…
— Я скучал, — дыхание на моей шее. Лишь потоки воздуха, не более. Но как же заводит, буквально с пол-оборота. Волной мурашек, ознобом отзывается. Хочу его…
— Я сходил с ума без тебя, — кончиком носа за ухом. Дыши мной…
— И теперь я так просто не отдам тебя, — шепот, полный первобытной страсти. Люби меня…
Губами по плечу, вниз к локтю, скользя по кисти.
Исцелована каждая костяшка, обласкана. Так сладко. Так чувственно. Так воспламеняюще.
Горячий влажный язык скользит по длинным пальцам. Томно. А внутри сгустком пульсирует желание. Низ живота уже стягивает от нужды, требовательно, настойчиво прося продолжения.
— За мной должок… — его голос мягкой волной по телу, словно лаской. Расстегнута молния, и джинсы летят в сторону. Я знаю, к чему он ведет. Догадываюсь.
— Ром, — и не понять, то ли я молю о большем, то ли пытаюсь остановить.
— Молчи… — когда-то я также сказал ему. Должок… О, бог ты мой…
Горячее дыхание по влажной головке. М-м… Дрожь…
Кончиком языка по уздечке, а ладонь, сжимая, вдоль ствола скользит, сводя с ума. Еще…
Мои пальцы запутались в его волосах. А зубы впиваются в губу, не давая звукам вылетать изо рта, давясь собственными вздохами, что раздирают грудь. Его рот на моем члене. Нежный. Трепетный. Дарящий неземное наслаждение.
Подаюсь навстречу его ласке бедрами. Неосознанно. Порывисто. Головкой по его небу. Бля-я-я…
Сдавленно мычу от ощущений. Восторг плещется в крови. Короткие ногти впиваются в кожу роминой головы. Еще… Глубже. Резче. Черт… Из губы выступила капля крови, и это уже не спасает. Прикусываю кулак. С ума сойти можно.
Только не останавливайся, иначе, богом клянусь, я умру.
— Дай почувствовать твой вкус, — как пуля в лоб прилетает из его уст.
Тело же отзывается. Как по щелчку, по мне от макушки до пяток проходит крупная дрожь. Спазмом. Судорогой. И меня выворачивает, скручивает пружиной и взрывает. Хлестко. Сильно. До темных мелькающих пятен перед глазами. Выгибаюсь дугой и кончаю ослепительной вспышкой наслаждения, что прокатилась бульдозером по телу.
Невероятно… Потрясающе. Великолепно! Незабываемо. Волшебно…
Не давая опомниться, его губы накрывают мои. И теперь поцелуй мягок. Медлителен. А я благодарно отвечаю, вливая в него все, что накипело. Все, что накопилось за время разлуки. И горечь, и боль, и щемящую любовь, что разрывает нутро.
Мой вкус на его губах приятен. И грудь наполняется теплом. Он наполняет меня теплом. Саднящее беспокойное чувство внутри меня утихает потихоньку.
— Люблю тебя, — мне в губы шепотом. Горячим. Отчаянным. И я люблю... Его глаза напротив темные. Искренние. Два глубоких аврала эмоций. Омуты… Нос к носу. Одно дыхание на двоих. Сердца, громко стучащие, готовые, проломив ребра, сплестись воедино. И его рука, сжимающая мою ладонь. Требовательная. Нуждающаяся.
Если это все же не сон, тогда это рай, мой персональный, земной… Последние мысли перед тем, как я сладко уснул, согретый его телом.
====== Глава 28. ======
POV Рома
Курить хочу до одури, но в моих руках спит Женя, и я не смею даже двигаться, чтобы не разбудить его. Сегодняшняя ночь настолько потрясающа, что кажется нереальной. Я вообще до конца не осознаю, что он теперь рядом. И, более того, мы ближе, чем я мог мечтать. И его вкус на моих губах…
Ох, Женя… Какие же долгие были эти месяцы разлуки! Болезненные. Потерянные. А кто виновен? Я… Кретин тупоголовый. Прижимаю его к себе, спящего. Целую в прикрытые веки, едва касаясь губами. Не буду спать, боюсь, что когда проснусь, это закончится. Когда открою глаза, пойму, что реальность не может быть так добра ко мне. Кончиками пальцев вожу вдоль его позвоночника, наслаждаюсь близостью. Отодвигаю мысли о его жене подальше. Ибо мысль о том, что он может кому-то другому принадлежать, травмирует меня до глубины души. Мне становится дурно…
Он мой! И только мой…
…
— Рома, — толчок в плечо. Блять, ну что за привычка у всех будить меня тогда, когда я крепко и так сладко засыпаю?
— Рома, — голос резче и точно не Женин…
Расклеиваю непослушные веки, фокусирую взгляд, точнее, пытаюсь… А предо мной, как оказалось, стоит как минимум фурия. Рыжая копна волос ореолом вокруг лица, два горящих зеленых глаза, ей бы клыки да дым из ушей — был бы полный набор тогда.
— Уже больше четверти века как Рома, — сажусь, кряхтя. Тело ломит. Спать хочу безбожно.
— Женя в магазин пошел.
— Ага… — зеваю и встряхиваюсь. Ну, пошел… а я тут причем?
— И нам надо поговорить.
— Угу… — глаза сами собой закрываются, а туловище склоняется обратно в мягкую теплую постель.
— РОМА! — Я аж подскочил. И как он умудрился на такой-то бабе жениться?
— Да слышу я, не ори, — кривлюсь, натягивая майку.
— Если ты его обидишь, я тебя…
— Уже угрозы пошли. Дальше что? — приподнимаю бровь. Глаза бы промыть… А то как слепой кот.
— Ты не видел, как было больно ему. Не видел, как страдал он, рисуя твое гребанное личико, — а она еще и шипеть умеет. Занятно, да? Но ее слова задели меня. То, что Жене было больно, отозвалось у меня внутри. Сердце виновато сжалось…
— Не видел… Но и мне тоже было несладко, я больше года искал его.
— Ты, сукин сын, использовал его! Ты его шантажировал! А потом практически выставил за дверь!
— Женщина, сбавь тон, утро ведь, а ты как сирена развопилась, — тру переносицу. Ненавижу вопли, мне сестрицы хватило…
— Я тебе сейчас устрою сирену, — прищуривается бестия. Я не думал, что у моего художника столь паскудный вкус по отношению к женщинам.
— Алиса, или как там тебя. Мы же цивилизованные люди, зачем голосовые связки напрягать-то так? Я тоже могу быть достаточно громким, но смысл слов от громкости вряд ли изменится, — спокойно произношу, сощурив глаза.
— Я тебя предупреждаю. Если ты, сволочь, бросишь его, я найду тебя и порву.
— Силенок-то хватит? — вскидываю бровь. Ее угроза так веселит. Сколько же раз я такое слыхал?
— Хватит! — рявкнула она, да ойкнув, на пол осела. А я весь пыл растерял вмиг.
— Эй, с тобой все в порядке? — помогаю встать, а она бледная, как полотно. Странное дело…
— В порядке, я просто… просто…
— Что ты просто?
— Ничего.
— Ты выглядишь бледно-зеленой и нездоровой, если уж честно.
— Беременной… — поправляет меня она приглушенно и шепотом. А громче, чем крик. Оглушающе, словно вопль.
Ребенок. У нее Женькин ребенок… Состояние, как будто мне булыжником по голове огрели, а после этого придавили бетонной плитой. Тяжело. Безвылазно. Безнадежно. Я настолько шокирован, что и двигаться не способен. Сижу, смотрю на свои руки, не моргая. Вот он, конец…
— Ты чего застыл?
— Он знает? — поворачиваю голову в ее сторону.
— Нет, и я не уверена, что сейчас подходящий момент ему это говорить.
— Странно, я думал, ты к нему поскачешь радовать такой новостью. А после — его в упряжку, а меня под жопу из дому. Он твой, Алиса, теперь точно твой… Я, конечно, сволочь, но не разлучник, у ребенка отца забирать не стану.