Цена наслаждения - Коул Кресли. Страница 49

– А потому, – продолжала Николь, – эта хозяйка говорит тебе: перестань быть ослом и веди себя как джентльмен, коим ты себя считаешь. Это вопиющая грубость с твоей стороны – обходиться с Викторией так, как ты это делаешь. И этот человек, который всегда кичился своими безупречными манерами, позволяет себе подобные ляпсусы! Просто поверить не могу! Ты меня очень озадачиваешь, Грант.

– Но я очень занят. – Он оправдывался, точно школьник, только что получивший выговор. Первым его желанием было сказать ей, чтобы она лучше шла заниматься своими собственными делами; однако Грант знал: если только он это сделает, Дерек еще в течение часа будет прочищать ему мозги.

– Все ожидают твоего присутствия, тем более сегодня.

– Ах ты, Господи! Что же это за важная дата такая?

– Новый год! – Николь решительно пошла прочь, и Грант услышал, как она сердито бормочет, что он болван.

Какая досада! Не успел улизнуть, а был так близок к успеху. На завтра у них с Викторией был намечен отъезд в Белмонт.

Для Гранта находиться рядом с ней, зная, что он ей не угоден, было адовой мукой. Разделить с ним ложе и после этого сделать выбор в пользу другого замужества! Все это время он избегал ее, но мысли о ней, как и прежде, неотступно тревожили его ум. И вот теперь ему придется общаться с ней.

Однако вечером, присоединившись к собравшимся, он случайно взглянул на Викторию и пришел в недоумение. И почему, собственно, он ее избегал?

Виктория была в бордовом атласном платье, которое он как-то упустил из виду, хотя сам его покупал. Сейчас, надетое на ней, оно просто сияло. Губы выглядели чувственно красными; она сидела в одних чулках, а ее туфли отсутствовали. Когда Грант обвел взглядом комнату, то обнаружил их заткнутыми в угол, за шторы.

Он смотрел, как Виктория бессознательно скользит пальцами по граням хрустального бокала, смеясь над историями, которые ей рассказывает Николь. Захваченный зрелищем, он подумал, что никогда еще не видел никого столь желанного и ничего столь живого. Недаром накануне старые склочницы так на нее смотрели. Тогда он с удивлением отметил в их придирчивых взглядах с трудом скрываемую зависть. Это неожиданное открытие поразило его. Не потому ли сам он критиковал Йена за чересчур легкий нрав?

Его размышления прервал веселый звон колокольчика, возвещавшего, что в честь Нового года семья по традиции устроила роскошный обед.

Вначале были поданы салат, суп из спаржи; за ними последовали кремы, соусы, утята с крыжовником, тушеная оленина и жареный гусь. Все вполне подходило для Камиллы, и она с жадностью поглощала каждое блюдо, а под конец в два счета разделалась с оранжерейным виноградом, ананасом и пудингами. Грант понимал, что она, вероятно, имела слабое представление о приличии – леди не пристало уничтожать все подряд. Конечно, он мог вообразить себе степень голода, который должен был заставлять ее терять чувство меры, но здесь явно срабатывали какие-то другие механизмы. Очевидно, прогулки по снегу тоже дали о себе знать.

Виктория выглядела просто неотразимой – так она радовалась за Камиллу, – и Гранту нравилось это наблюдать. А вот что ему не нравилось, так это видеть, как его ловят на том, что он на нее смотрит.

Закончив обед, все вернулись в гостиную. Потом проведывали Джеффри, пока Нэнни не настояла, чтобы они ушли, потому что ребенку время спать. После этого Николь, Аманда и Камилла сели за карты, а Виктория, извинившись, сказала, что хочет пойти спать. Грант тоже посчитал свое дальнейшее присутствие необязательным и отправился в детскую взглянуть на Джеффри. Раньше он не замечал за собой особенной любви к детям, но когда держал мальчика на руках и увидел, как ребенок, подняв глаза, посмотрел на него, в душе его что-то сдвинулось.

Грант застал Викторию в детской, в кресле-качалке. Она укачивала малыша и что-то тихо ему напевала.

– Грант? – Виктория вздрогнула.

– Прости, я не хотел тебя беспокоить...

– Ты и не беспокоишь, – сказала Виктория. – Я просто решила попрощаться с мальчиком. Я не знаю, когда снова его увижу. – Она указала на соседнее кресло. – Почему ты не садишься?

– Но я...

– Это глупо, Грант. Мы оба достаточно взрослые. После того что мы прошли, я надеюсь, мы могли бы остаться друзьями.

– Мы с тобой не можем быть друзьями.

– Вот как? – Виктория заметила, что Джефф, свернувшись клубочком, уснул у нее на руках, и, подойдя к плетеной кроватке, бережно опустила в нее ребенка.

– Считай, что я ничего не сказал.

– Ты не можешь делать подобные заявления и ничего не объяснять.

– Я отказываюсь спорить с тобой в детской моего племянника. – Грант, повернувшись, вышел из комнаты, и Виктория последовала за ним. Когда Грант внезапно остановился, она едва не налетела на него.

– Ты не уйдешь от меня просто так. Говорить мне, что мы не можем быть друзьями, и не говорить почему это уж слишком!

Грант понемногу начинал закипать. Что он должен ей объяснить? Почему они не могут быть друзьями? Да просто потому, что он не может спокойно находиться рядом с ней. Потому что его единственное желание – целовать ее и гладить ее прелестное маленькое тело. И еще потому, что он чертовски устал отказывать себе в этом.

Внезапно Грант схватил ее руку и, положив себе на грудь, удерживал там, как в капкане. Не объяснять ей надо, а показать! И тут же он обхватил ее за затылок, впутывая пальцы ей в волосы, грубо притягивая к себе, накрывая ртом ее губы. Воспоминания о том, как он ее трогал, были так же в нем живы, как и прежде. Но были ли ее губы когда-нибудь так же роскошны? Как он мог держать себя в узде и не поцеловать их?

Когда она застонала от одного лишь касания их губ, тело Гранта пронзила голодная дрожь, слишком сильная, чтобы ее игнорировать. Не раздумывая больше, Грант прижал ее руки к стене и наклонился над ней. Он ощущал под губами ее грудь, сотрясающуюся в такт с дрожью ее тела и частым дыханием.

– Виктория, ты сводишь меня с ума, – прохрипел он, приближая к ней свои повлажневшие губы. Он, упиваясь, покусывал через платье кончики ее сосков, и судорожный вздох Тори превратился в тихий вскрик. Она придвинула свои бедра к его отвердевшей мужской плоти. Когда Грант покусывал ее грудь зубами, тело ее всякий раз извивалось все неистовее.

Грант чувствовал, что должен овладеть ею прямо здесь, у стены, иначе он, несомненно, погибнет.

– Я хочу тебя, Виктория, – произнес он, снова посягая на ее рот, чтобы приглушить ее крики. С каждым толчком ее языка пульсирующая мужская плоть становилась все тверже.

Грант освободил ей руки, потом зажал в кулаке шелк ее платья, задирая его вверх.

Тори судорожно вздохнула и, хватая Гранта за грудь и бедра, не в силах удержаться от ласк, принялась гладить его.

Но неожиданно она замерла и, оторвавшись от его губ, пробормотала:

– Погоди. Я что-то слышу.

– Не бойся, там нет ничего, дорогая. – Грант снова поцеловал ее, собирая и комкая юбки, но когда Виктория прижалась к нему всем телом, он вдруг увидел краем глаза, что в коридор вошел его брат.

Дерек загородил рукой глаза, будто пораженный ярким светом.

– Черт побери, я прошу прощения и ухожу. Извини, брат.

Однако по голосу Дерека Грант догадался, что он улыбается.

Тори откинула голову к стене.

– Где-нибудь есть скала поблизости, чтобы я могла с нее броситься?

– Я только радуюсь, что он не увидел нас двумя минутами позже, – пробормотал Грант низким рокочущим голосом.

– О, так ты уверен, что я продолжила бы?

– А разве нет?

Тори поджала губы.

– Не суть важно. Если я что-то испытываю, это еще ничего не значит. И как это тебе еще не расхотелось меня целовать – ты ведь ясно обозначил свои чувства ко мне.

– Равно как и ты свои. – Грант нахмурился. – Подождешь минуту, пока я сделаю мои чувства ясными?

– Посуди сам. Ты считаешь, что то, чем ты занимался со мной, было ошибкой. – Тори начала нервно постукивать по его груди кончиками пальцев. – А еще ты сказал, что я всегда буду тебе помехой и что тебя бросает в дрожь при мысли о том, как я буду вести себя в Англии.